– Меня, отец мой, – ответил его собеседник, – зовут, если вам угодно знать, Бротто, и в прежнее время я был мытарем{51}.
– Сударь, – возразил отец Лонгмар, – пример апостола Матфея показывает, что и от мытаря можно услышать слово истины.
– Вы слишком любезны, отец мой.
– Гражданин Бротто, – обратился к нему Гамлен, – неужели вас не приводит в восхищение этот народ, алчущий справедливости больше, чем хлеба? Ведь каждый здесь был готов потерять свое место, лишь бы наказать вора. Эти мужчины и женщины, бедняки, испытывающие нужду в самом необходимом, безукоризненно честны и не могут примириться с бессовестным поступком.
– Надо признаться, – ответил Бротто, – что, стремясь во что бы то ни стало повесить вора, эти люди могли оказать плохую услугу почтенному монаху, его защитнику и защитнику его защитника. В данном случае они руководились любостяжанием и эгоистической привязанностью к собственности: вор, обокрав одного из них, угрожал всем; наказывая его, они предохраняли себя… Впрочем, вполне возможно, что большинство этих ремесленников и хозяек честны и относятся с уважением к чужому добру. Чувства эти с детства были внушены им отцами и матерями, которые не жалели розог, внедряя добродетель через то место, откуда растут ноги.
Гамлен не скрыл от старика, что подобная речь представляется ему недостойной философа.
– Добродетель свойственна человеку от рождения, – сказал он, – семена ее заложены Богом в сердце каждого смертного.
Старик Бротто был атеист, и атеизм являлся для него неисчерпаемым источником наслаждений.
– Я вижу, гражданин Гамлен, что вы революционер, лишь поскольку речь идет о делах земных; что же касается дел небесных – вы консерватор и даже реакционер. Робеспьер и Марат – такие же ретрограды, как вы. Мне кажется странным, что французы, уже не признающие над собою власти смертного самодержца, упорно цепляются за самодержца бессмертного, куда более деспотического и свирепого. Ибо что такое Бастилия и даже чрезвычайный суд с его приговорами к сожжению по сравнению с адом? Человечество создает себе богов по образцу своих тиранов, а вы, отвергая оригинал, сохраняете копию!
– О! Гражданин! И вам не стыдно вести такие речи? – воскликнул Гамлен. – Как можете вы смешивать мрачные божества, порожденные невежеством и страхом, с Творцом природы; Вера в благостного Бога – необходимое условие нравственности. Верховное существо – источник всех добродетелей: нельзя быть республиканцем, не веруя в Бога. Робеспьер отлично сознавал это, когда распорядился убрать из залы заседаний якобинцев бюст философа Гельвеция, ибо Гельвеций, внушая французам идеи безбожия, тем самым предрасполагал их к рабству… Надеюсь, по крайней мере, гражданин Бротто, что, когда республика установит культ разума, вы не откажетесь стать последователем столь мудрой религии.
– Я люблю разум, но я не фанатический его поклонник, – ответил Бротто. – Разум руководит нами и служит нам светочем; когда вы сделаете из него божество, он ослепит вас и будет толкать на преступления.
И Бротто продолжал рассуждать, стоя в канаве, точно так же как делал это прежде, сидя в одном из тех позолоченных кресел барона Гольбаха{52}, которые, по его выражению, служили основой философии природы.
– Жан-Жак Руссо, человек не совсем бездарный, особенно в области музыки, был пустомеля, – говорил Бротто, – он воображал, будто выводит свою философию из природы, а на самом деле заимствовал ее у Кальвина{53}. Природа учит нас пожирать друг друга и являет нам пример всех преступлений и пороков, которые общественный строй исправляет или облекает покровом приличия. Надо любить добродетель, но не мешает знать, что это всего лишь средство, придуманное людьми ради удобства совместной жизни. То, что мы называем нравственностью, есть безнадежное посягательство нам подобных на мировой порядок, сущность которого – борьба, взаимоистребление и слепая игра враждебных сил. Нравственность сама себя уничтожает, и чем больше я об этом думаю, тем больше убеждаюсь, что весь мир одержим бешенством. Богословы и философы, объявляющие Бога творцом природы и зодчим вселенной, изображают Его нелепым и злым. Они говорят о Его благости, потому что боятся Его, но вынуждены признать, что дела Его крайне жестоки. Они приписывают Ему злобу, редкую даже у человека. Именно этим способом они внушают к Нему благоговение. Ибо жалкий род людской не создал бы культа справедливых и милосердных божеств, которых ему нечего было бы бояться, и не питал бы к ним ненужной признательности за их благодеяния. Без чистилища и без ада Господь Бог был бы ничтожнейшим из всех существ.
– Сударь, – вмешался отец Лонгмар, – не говорите о природе: вы ее не знаете.
– Смею вас уверить, что знаю ее так же хорошо, как и вы, отец мой!
– Вы не можете знать ее, ибо вы человек неверующий, а только вера учит нас тому, что представляет собою природа, что в ней добро и каким образом ее извратили. Впрочем, не думайте, что я собираюсь возражать вам: Господь не одарил меня ни пламенным красноречием, ни достаточной силой ума, чтобы я мог опровергнуть ваши заблуждения. Боюсь, как бы по неумению своему я не подал вам лишнего повода к богохульству и еще большему ожесточению, так что, несмотря на мое горячее желание быть вам полезным, единственным плодом моего навязчивого благожелательства могло бы оказаться…
Речь его прервал громкий гул голосов, прокатившийся от начала до конца очереди и возвестивший голодным людям, что двери булочной отпирают. Все стали подвигаться вперед, но чрезвычайно медленно. Национальный гвардеец впускал покупателей по одному. Булочнику, стоявшему за прилавком вместе с женой и подмастерьем, помогали два гражданских комиссара с трехцветной повязкой на левой руке, проверявшие, принадлежит ли потребитель к этой секции, и следившие за тем, чтобы он получил лишь то количество хлеба, какое полагалось ему по числу ртов в семье.
Гражданин Бротто видел конечную цель жизни в поисках наслаждений: он полагал, что разум и чувства, за отсутствием богов, единственные судьи человека, не могут иметь иной цели. Поэтому, найдя, что речи художника слишком фанатичны, а речи монаха слишком просты, чтобы доставить какое бы то ни было удовольствие, этот мудрый человек, стремясь согласовать при данных обстоятельствах свое поведение со своими философскими убеждениями и скрасить томительное ожидание, вытащил из оттопыренного кармана своего коричневого сюртука томик Лукреция, бывший для него источником самых драгоценных утех и подлинного удовлетворения. Красный сафьяновый переплет был сильно потрепан от постоянного употребления; кроме того, гражданин Бротто благоразумно соскреб с него три тисненных золотом островка{54} – герб, за который его отец, откупщик, в свое время заплатил немалые деньги. Он раскрыл книгу на той странице, где поэт-философ, желая исцелить мужчин от напрасных мук любви, рассказывает о женщине, которую он застал в объятиях ее служанок в позе, способной оскорбить чувства любовника. Гражданин Бротто, перечитывая эти стихи, в то же время поглядывал на золотистый затылок своей хорошенькой соседки и сладострастно вдыхал запах влажной кожи этой замарашки. Поэт Лукреций признавал только мудрость; его ученик Бротто был многостороннее.
Он читал, подвигаясь каждые четверть часа на два шага. Тщетно в его слух, наслаждавшийся величавым и разнообразным ритмом латинской музы, пытались вторгнуться крикливые жалобы кумушек на дороговизну хлеба, сахара, кофе, свечей и мыла. Так, невозмутимо спокойный, дошел он до двери булочной. Стоя за ним, Эварист Гамлен видел у него над головой золоченый сноп на железной решетке дверной фрамуги.
Художник в свою очередь вошел в булочную; корзины и полки были пусты. Булочник отпустил ему последний кусок хлеба, в котором не было и двух фунтов. Эварист заплатил, и за ним тотчас же закрыли решетку из опасения, как бы возмущенный народ не ворвался в булочную. Но страхи эти были напрасны: бедные люди, приученные к подчинению своими прежними угнетателями и нынешними освободителями, поплелись прочь, понурив головы.
Дойдя до угла, Гамлен увидел гражданку Дюмонтей. Бледная, без кровинки в лице, сидела она на тумбе с младенцем на руках. Она не двигалась, не плакала, не глядела. Ребенок жадно сосал ее палец. Гамлен на мгновение задержался перед ней, растерявшись, не зная, что делать. Она, казалось, не замечала его.
Сноски
1
Все пойдет на лад! (фр.)
Комментарии
1
Исторический роман «Боги жаждут» впервые появился в журнале «Ревю де Пари», где он печатался главами с 15 ноября 1911 г. до 1 января 1912 г.; отдельным изданием вышел в свет 12 июня 1912 г. в издательстве Кальман-Леви. Впоследствии, еще при жизни автора, в 1923 г., роман был переделан в пятиактную драму, которая шла в театре «Одеон» под названием «Боги жаждут».
Первый русский перевод романа «Боги жаждут» появился в том же 1912 г., когда роман вышел во Франции.
2
Давид Жак-Луи (1748–1825) – выдающийся французский художник, главный представитель революционного классицизма в живописи, активный деятель французской буржуазной революции конца XVIII в., близкий к Робеспьеру.
3
…член секции… – В период французской буржуазной революции конца XVIII в. Париж был разделен на секции, которые являлись первичными ячейками городского самоуправления.
4
…бюстами Брута, Жан-Жака и Лепелетье. – Юний Брут (I в. до н. э.), римский патриций, убивший Юлия Цезаря; в период французской революции конца XVIII в. почитался как образец республиканской добродетели. Жан-Жак Руссо был одним из главных философских учителей якобинцев. Лепелетье де Сен-Фаржо Луи-Мишель (1760–1793) – видный деятель революции, якобинец, последователь просветителей, считавший, что решающая роль в преобразовании общества принадлежит воспитанию и труду. Был убит роялистом.
5
Декларация прав человека (точнее – Декларация прав человека и гражданина) – один из важнейших программных документов французской революции конца XVIII в., провозгласивший принципы буржуазной демократии; принята Учредительным собранием 26 августа 1789 г.
6
Карманьола – короткополая куртка с несколькими рядами металлических пуговиц.
7
Санкюлоты – в период французской революции конца XVIII в. широко принятое название революционных народных масс. Слово «санкюлот» буквально значит «человек, который не носит коротких штанов» (одежда аристократов).
8
Коммуна. – Революция уничтожила старое, средневековое административное деление Франции. По декретам 1789–1790 гг. страна была разделена на департаменты, дистрикты (округа), кантоны и коммуны. Речь идет о городском совете Парижа, игравшем большую роль в системе якобинской диктатуры.
9
Кюстин Адам-Филипп, маркиз (1740–1793) – французский политический и военный деятель. В 1792–1793 гг. командовал войсками Французской республики и одержал ряд значительных побед; в условиях углубления революции проявил предательское бездействие и сдал войскам монархической коалиции город Майнц. Был казнен по приговору якобинского Революционного трибунала.
10
Дюмурье Шарль-Франсуа (1739–1823) – французский генерал и политический деятель, был близок к жирондистам; командуя центральной армией Французской республики, вел предательские переговоры с австрийским командованием о совместном походе на Париж для восстановления монархии, но солдаты не поддержали изменника, и в апреле 1793 г. он перебежал к австрийцам.
11
Парламент – высший судебный орган в феодальной Франции.
12
Реньо Жан-Батист (1754–1829) – французский художник, примыкавший к классицизму XVIII в., жил в Италии.
13
Жерар Франсуа (1770–1837) – художник, в начале революции работавший в мастерской Давида; известен серией портретов исторических деятелей.
14
Грёз, Фрагонар, Гуэн. – Грез Жан-Батист (1725–1805) – французский художник, близкий к просветителям; писал сентиментальные картины из буржуазного быта, прославляя семейные добродетели.
15
Фрагонар Оноре (1732–1806) – французский художник-пейзажист, автор картин на бытовые и «галантные» сюжеты. В период революции был хранителем Национального музея в Париже.
16
Гуэн Клод (1750–1817) – живописец, рисовальщик и гравер, ученик Грёза.
17
Прюдон Пьер-Поль (1758–1823) – французский художник, горячий сторонник революции; в 1780–1790-е годы сильно бедствовал, зарабатывал себе на пропитание рисунками пером, миниатюрами и портретами. Наиболее удачной его работой считался портрет жены гравера Копиа.
18
Эннекен, Викар, Топино-Лебрен. – Эннекен Пьер-Антуан (1763–1833) – художник, ученик Давида, революционер, примыкавший к левым якобинцам; автор полотен, запечатлевших события революции; в период правления Наполеона создал картину «Орест, преследуемый фуриями». Викар Жан-Батист-Жозеф (1762–1834) – художник, ученик Давида, вместе с ним в 1785 г. уехал в Италию; автор картин в духе классицизма на исторические сюжеты. Топино-Лебрен Франсуа-Жан-Батист (1769–1801) – художник, ученик Давида; активный деятель революции, присяжный Революционного трибунала.
19
…Ореста, которого сестра его Электра приподымает на ложе скорби. – Согласно античному мифу, Орест, мстя за отца, убил свою мать, и за это богини мщения фурии (у греков Эринии или Эвмениды, то есть «Милостивые») терзают его так, что доводят до безумия.
20
Бриссо Жак-Пьер (1754–1793) – видный деятель французской революции, вождь и теоретик жирондистов («бриссотинцев»), идеолог крупной буржуазии; требовал распустить Парижскую коммуну и закрыть Якобинский клуб. После восстания народных масс 31 мая 1793 г. был исключен из Конвента и 31 октября казнен по решению Революционного трибунала.
21
Петион де Вильнев Жером (1753–1794) – политический деятель, одно время близкий к Робеспьеру. С ноября 1791 до сентября 1792 г. был мэром Парижа; избранный в Конвент, стал его первым председателем. После изгнания жирондистов и победы якобинцев бежал из Парижа и принял активное участие в контрреволюционном «федералистском» мятеже жирондистов; в связи с разгромом мятежников покончил самоубийством.
22
Ролан де ла Шатьер Жан-Мари (1734–1793) – один из главарей жирондистов, враг монтаньяров и Парижской коммуны. После падения жирондистов 31 мая – 2 июня 1793 г. бежал из Парижа и покончил жизнь самоубийством, узнав о казни своей жены Манон Ролан.
23
Мирабо – Оноре-Габриель Рикетти граф де Мирабо (1749–1791) – деятель французской буржуазной революции конца XVIII в.; напуганный размахом народного движения, тайно перешел на сторону короля Людовика XVI.
24
Лафайет Мари-Жозеф-Поль, маркиз (1757–1834) – видный французский политический деятель, участник американской Войны за независимость; в начале французской революции был начальником национальной гвардии, затем примкнул к контрреволюции, лично руководил расстрелом народной республиканской демонстрации 17 июля 1791 г. на Марсовом поле, возникшей после неудачной попытки короля бежать за границу. После свержения королевской власти 10 августа 1792 г., став генералом, пытался двинуть войска на революционный Париж. Бежал из Франции и вернулся уже после победы реакции.
25
Дамьен Робер-Франсуа (1715–1757) – человек из народа, который в 1757 г. ранил перочинным ножом короля Людовика XV, желая «предупредить его, что Франция погибает».