Лака Конгетлар был искуснейшим воином, но перед смертью ему не случилось встретиться с врагом один на один и обагрить свой клинок кровью неприятеля.
Его смерть Герфегест видел собственными глазами.
Небольшой отряд, который возглавлял Лака Конгетлар, состоял из двенадцати человек, в числе которых был и двадцатилетний Герфегест. В этот раз они служили Дому Пелнов, не подозревая о том, что эти же самые Пелны состоят в тайном сговоре с остальными Домами и рука об руку с ними готовятся к расправе над Конгетларами.
Дело было сравнительно простым. Конгетларам предстояло уничтожить охрану правителя Суверенной Земли Сикк, взять живьем самого правителя и доставить его главе Дома Пелнов.
Суверенная Земля Сикк имела весьма громкое название, но на деле представляла собой сравнительно небольшой остров – один из многих островов Алустрала, – где были расположены несколько зажиточных рыбачьих деревень. Помимо рыбы и креветок там промышляли розовый жемчуг.
Пелны обвиняли правителя Земли Сикк, своего вассала, в том, что он потворствует пиратам и предоставляет им убежище. Доказательств, впрочем, не было никаких, а дань, и немалую, Суверенная Земля платила исправно. Поэтому сами Пелны не решались расправиться со своим вассалом из опасений перед недовольством императора.
Конгетлары быстро перебили немногочисленную охрану, захватили дом правителя, но самого правителя не нашли. Под пыткой самая младшая из его жен призналась, что Нисоред отшельничает в Поясе Усопших. Дескать, вот уже больше года, как он, покинув семью, бесследно растворился в морских туманах на востоке. Теперь, мол, Нисоред якшается с морскими гадами, размышляет в одиночестве и укрощает духов, которые, как известно, кишмя кишат в Поясе Усопших.
Лака Конгетлар не боялся ничего. Не боялся он и духов, а потому принял решение следовать в Пояс Усопших, дабы во что бы то ни стало выполнить уговор, связавший его с Домом Пелнов.
И хотя за доставку Нисореда Сиккского Дом Пелнов должен был передать Дому Конгетларов два крошечных острова Туальского архипелага, вокруг которых уже долго клубились земельные тяжбы, это не было основной причиной решимости Лаки преследовать жертву. Даже если бы Конгетларам не причиталось ничего, они все равно отправились бы в Пояс Усопших, чтобы в очередной раз оправдать славу самых бесшабашных воинов Алустрала. Любое дело благородных Синего Алустрала – дело чести.
Они искали Нисореда и не сомневались в успехе своих поисков.
Порукой их успеха были бесстрашие и неколебимость всех воинов отряда. Волосы ходили ходуном на голове Герфегеста, когда он слышал, как по лагерю нахально расхаживает некто, пожелавший остаться невидимым. Гость переворачивал бурдюки с протухшей пресной водой, любознательно осматривал оружие у изголовий спящих, смеялся и покашливал. Но ни Герфегест, ни остальные не настаивали на том, чтобы прекратить поиски Нисореда. Ибо это было равносильно бесчестию.
Наконец Нисоред был найден в Старом Порту Калладир.
Он сидел, подогнув колени, посреди рыночной площади. Его черная борода с редкой проседью была желта от глиняной пыли. Он казался очень сосредоточенным. Вокруг него были разложены фишки для игры в нарк, а прямо перед его глазами был составлен странный узор из счетных палочек.
Нисоред медленно поднял свою иссушенную аскезой руку и взял одну из палочек, чтобы переложить ее на новое, подлинно правильное место. Но сделать это ему было не суждено.
Тонкая игла, напоенная кровью сон-рыбы, впилась Нисореду в шею. Лака Конгетлар поцеловал свою счастливую духовую трубку – он никогда не забывал выразить признательность оружию.
Вскоре Нисоред был связан «паутиной Конгетларов». Лагерь свернут, а маленькое парусное судно приготовлено к отплытию.
Когда Конгетлары, веселясь и балагуря, пили традиционную Чару Победы, они заметил парус у входа в гавань. Это было более чем странно – Старый Порт Калладир огибали десятой дорогой все благоразумные кормчие.
Герб, которым был украшен парус приближающегося судна, был узнан. Но никто из Конгетларов не проронил ни слова.
Серебряный горностай в белом поле. Герб Конгетларов. Это означало, что произошло нечто непредвиденное.
8
– Они убили Теппурта и его людей три недели назад, – сказал Вада, чьи некогда правильные черты лица были теперь изуродованы свежими шрамами до неузнаваемости. Одна бровь полностью срезана. Нос разорван. Левый глаз был похож на красный рыбий пузырь.
Лака Конгетлар молча кивнул. Идущий Путем Ветра принимает утраты с достоинством.
Вада был силен духом, но даже его лицо исказилось гримасой скорби, когда он вынул из кожаной мошны, висящей у его узорчатого пояса, перстень главы Дома Конгетларов.
Алмаз, оправленный в серебро. Символ власти Дома.
Вада ни словом не обмолвился о том, что за этот перстень заплачено жизнями шестерых Конгетларов, не говоря уже о несчетных жизнях Эльм-Оров. Вада не стал рассказывать, сколь многое совершил он, чтобы вернуть перстень, снятый воинами Эльм-Оров с пронзенного стрелой Теппурта и передать его, как велела освященная веками традиция, новому главе Дома Конгетларов, которым теперь стал Лака.
Безмолвный бледный Лака принял перстень. Конгетлары склонили головы. Лаконичный ритуал передачи был свершен и отныне судьбы Конгетларов пребывали в руках Лаки.
– Продолжай, Вада.
– Две недели назад они сожгли Наг-Туоль. Мы не смогли выдержать осаду. Наш флот уничтожен. – Голос Вады, столь любезный дамам всех Семи Домов, был тверд, словно ледяные скалы над Бездной Края Мира.
Молчание – лучше никчемных слов. Но даже сдержанность Лаки Конгетлара имела свои границы.
– Что случилось с женщинами? – спросил Лака, отец трех дочерей.
– Они дали им яд, – соврал Вада. – Известно ведь, что из Конгетларов выходят справедливые господа и плохие рабы и уж совсем никуда не годные рабыни. Они не взяли их.
Навряд ли Лака предпочитал, чтобы его дочери стали рабынями в императорских женских покоях. Но их смерть, пожалуй, была для него еще меньшим утешением.
На какое-то время Герфегест перестал слушать Ваду. Непрошеные слезы застили его глаза – известие о падении Наг-Туоля было известием о смерти его подруги, тринадцатилетней лилии с медового цвета кудрями. Не одну ночь провел Герфегест в замке Наг-Туоль, но каждую проведенную ночь в Наг-Туоле он вспоминал с замиранием сердца, трепеща в объятиях своей юной возлюбленной.
Она отдавалась Герфегесту с искренностью и безответностью юности, оставив без внимания людскую молву. Герфегест платил ей любовью за любовь, но теперь, похоже…
– …Обитель Ветра пуста и Зикра Конгетлар мертв. Они не сдались живыми.
Двоюродный дядя Герфегеста опустил голову на руки, но ни одним звуком не выдал своего отчаяния. Среди питомцев мастера Зикры был его единственный сын.
– У нашего Дома нет будущего. – Каждое слово Вады было тяжелее молота. – У нашего Дома нет настоящего. Наши земли захвачены.
Вада умолчал о том, что его замок – второй по величине замок рода Конгетларов – утоплен в крови. Что он сам предпочел спасение смерти лишь потому, что долг чести велел ему поставить в известность о происходящем последних Конгетларов. А еще потому, что вассальный долг велел ему свершить ритуал передачи серебряного перстня с алмазом.
Вада был единственным Конгетларом, кто знал местопребывание отряда Лаки. Именно поэтому он приплыл в Пояс Усопших. И теперь Лаке, который после смерти Теппурта стал главой Дома Конгетларов, предстояло решить, что будет дальше и будет ли что-нибудь вообще.
Никто не решался говорить, пока не возвысит голос новый глава Дома – Лака Конгетлар.
Герфегест закрыл глаза. Медововласая возлюбленная звала Герфегеста из небытия. Наставник Зикра звал его. Пепел родителей звал его.
Наконец на заброшенной пристани зазвучал голос Лаки:
– Все имеет свое начало и свой конец. Роду и Дому Конгетларов положен предел. Против нас – Намарн, император и Синева Алустрала. Против нас весь мир. Мы можем мстить, но нам не отомстить всему миру.
Лака Конгетлар перевел дыхание. Все члены отряда, а с ними и Вада, смотрели на него, не отводя глаз. Герфегест гадал о том, куда клонит Лака.
– Сейчас мы в относительной безопасности. Нас не скоро обнаружат здесь. Мы можем уйти в глубь Пояса Усопших и умереть там – завтра, через месяц, через десятилетие. Но если мы поступим так, мы перестанем быть Конгетларами. Наше жалкое существование будет хуже смерти.
Лака обвел всех цепким, проницательным взглядом. В глазах родичей он видел согласие. Лака продолжал:
– Мы можем покинуть Пояс Усопших, рассыпаться по миру и попытаться выжить. Нас будут находить поодиночке и убивать как бешеных псов. Прежде чем умереть, мы будем убивать так, как научил нас Путь Ветра. Но если мы поступим так, мы тоже перестанем быть Конгетларами. Потому что высшая доблесть Конгетларов – оберегать Равновесие, а не кровавить клинки ради спасения собственной шкуры.
Герфегест сглотнул воздух, в котором, казалось, уже витало смрадное дыхание смерти.
– Нам остается только уйти. Уйти как Конгетларам, – сказал наконец Лака и извлек из ножен кинжал.
Никто не возразил Лаке, на указательном пальце которого зловеще блистал алмаз.
Чтобы уйти, воины Дома Конгетларов не принимают яд – это удел трусов из Дома Эльм-Оров. Чтобы уйти, Конгетларам не нужно перекусывать языки – это привилегия сумасшедших из Дома Пелнов. Укус кинжала – и пульсирующий поток жизни с левой стороны шеи выходит из берегов навсегда. Так уходят Конгетлары, направляясь в Святую Землю Грем.
9
Перед тем как расстаться навсегда, Конгетлары обнялись.
Затем они сели в круг.
Некогда Герфегест слышал от Зикры, как должны происходить такие вещи. Но одно дело слышать, а совсем другое – принимать в них непосредственное участие.
Почти одновременно, не сговариваясь, Конгетлары извлекли из ножен свои кинжалы, последовав примеру Лаки. Почти одновременно, сомкнув пальцы мертвой хваткой на рукоятях, поднесли лезвия клинков к шеям.
Все они были гладко выбриты – лишь Конгетлары, достигшие шестидесятилетнего возраста, получали право выбросить вон бритвенные принадлежности и отпустить такую же длинную и седую бороду, как у Зикры. Герфегест, самый младший среди собравшихся, краем глаза наблюдал за остальными и повторял их движения, толком не осознавая, что произойдет через несколько бесконечных мгновений. По его спине струйкой стекал пот.
Конгетлары закрыли глаза. Еще немного – и объятия вечности распахнутся для них.
Почти одновременно двенадцать кинжалов изведали плоти и фонтаны алой крови залили растрескавшиеся плиты пристани. Даже солнце, казалось, не в силах было смотреть на это – густое темное облако пришло из глубин Пояса Усопших и заволокло полнеба. И только тринадцатый кинжал медлил.
Это был кинжал Герфегеста.
Герфегеста раздирала чудовищная внутренняя борьба. Ему безумно хотелось жить. И хотя он не боялся смерти – таков был один из четырех даров Пути Ветра, – он не хотел ее, мучительно не хотел ее. Герфегест был достаточно умен, чтобы понимать: одно – смерть – навсегда исключает многое.
Первым упал Лака Конгетлар. Теплая кровь залила его лицо и походную одежду. Вторым беззвучно повалился на спину Вада. За ним приняли смерть остальные.
Между отточенной кромкой кинжала и шеей Герфегеста оставался ничтожно малый зазор. Этот зазор – пограничная черта между жизнью и смертью. Но эту черту Герфегесту все никак не хватало мужества переступить!
Он снова вспомнил о своей возлюбленной – девушке с медовыми волосами, отравленной лазоревым аконитом – самым благородным из дорогих и действенных ядов Синего Алустрала. О своих родителях, сгоревших заживо в бастионах Наг-Туоля. Навряд ли им пришлась бы по душе смерть Герфегеста. Навряд ли, впрочем, они одобрили бы и его нерешительность.
Колеблемый сомнениями, Герфегест сидел, не открывая глаз, стараясь отрешиться от происходящего вокруг. Ему мучительно не хотелось слышать хрип умирающих Конгетларов, осязать теплоту их крови!
Герфегест медлил. Наконец последний Конгетлар – а это был красавец Вада – затих. Некому теперь было зреть позор Герфегеста, не решившегося свести счеты с жизнью, подставив свою шею под поцелуй кинжала.
Онемевшая рука Герфегеста опустилась на колено и клинок выпал из его разжатых пальцев. Герфегест открыл глаза.
10
«Если ты победил врага и оставил стоять его дом, значит, ты напрасно тратил время», – говорила пословица, имевшая хождение среди Орнумхониоров. Именно Орнумхониоры настояли на том, чтобы осадить Наг-Туоль и сокрушить главную твердыню Конгетларов.
Орнумхониоры снарядили флот и пять тысяч воинов. Орнумхониоры склонили к походу авантюристов из других Домов. Орнумхониоры заплатили всем, кто только был в состоянии отличить алебарду от оглобли, лишь бы только их войско выглядело несметным, а флот – необоримым.
Взять Наг-Туоль было непросто. Конгетлары мужественно сопротивлялись, уполовинив силы нападавших. Среди Конгетларов не было предателей и никто не открыл ворота перед врагами.
Среди Конгетларов не нашлось трусов. Поэтому город был сожжен лишь после того, как последний мужчина Конгетларов выронил оружие из холодеющих пальцев. Все, кто остался – а это были женщины и старики, – предпочли позорному плену Последний Глоток. Они приняли яд и Дом Конгетларов окончил свое существование.
Император спустился на пристань Наг-Туоля с борта своего громадного файеланта «Голубой Полумесяц», когда все было кончено.
Один за другим главы Домов отчитались перед ним в своих потерях. Потери были огромны. Ничего подобного в истории Синего Алустрала не случалось.
Император, наклонившись к уху своего советника, в сердцах сказал: «Если Конгетлары и впрямь хотели подорвать могущество Империи, они своего добились». Никто, кроме советника, не слышал этих слов. Но любой солдат, любой вельможа, глядя на остатки воинства Семи Домов, думал о том же самом.
Умные головы говорили потом, что именно с падением Дома Конгетларов начался закат Империи Алустрал.
11
Мир и все в этом мире было прежним. За одним лишь только уточнением. Мир стал красным. Все, что прежде было безграничным многоцветием красок, теперь ушло в оттенки алого, багрового, малинового, розового, пунцового, вишневого.
Этот мир был окрашен кровью Конгетларов и сам Герфегест был красен от темени до пят. Так бывает, когда тебя застает в пути июльский ливень и на твоем теле, на твоей дорожной одежде нельзя сыскать ни одного сухого места. Герфегест тоже попал под ливень. Своего рода ливень, изливающийся не из туч – из вскрытых артерий Конгетларов.
Конгетлары были мертвы. Их бездыханные тела уже не создавали священного круга, как то было совсем недавно. Тела, покинутые отважными душами, лежали раскоряченные, нескладные, отвратительные.
«Прощай, Лака Конгетлар, хозяин крылатой секиры. Прощай, Вада, любезный всем женщинам Империи. Прощай, Мантегест. Прощай и ты, двоюродный дядя Спинар. Трус и предатель Герфегест остается по эту сторону, в мире форм и изменений», – сказал Герфегест и отвернулся.
Перед его взором раскинулось море. Оно не было красно. Оно лежало колышущимся серым полотном и ему было безразлично все, что происходит на суше. Зрелище перекатывающихся волн слегка отрезвило Герфегеста.