– Все будет так, как заповедано Господом, – отвечал Илия. – Случаются в нашей жизни невзгоды и горести, избежать которых нельзя. Но просто так они не происходят – должна быть для того причина.
– Какая причина?
– А на этот вопрос ответить невозможно, пока не грянут эти невзгоды. Лишь когда минуют они, становится понятно, чем навлекли мы их на себя.
* * *
Когда же Илия вышел, жрец призвал к себе выборных, побывавших у него утром, и сказал им так:
– Не тревожьтесь. Обычай предписывает нам оказывать гостеприимство чужестранцам. Кроме того, здесь он у нас под присмотром, и каждый его шаг нам известен. Чтобы уничтожить врага, нет способа лучше, чем прикинуться его другом. В свой срок мы выдадим Илию Иезавели, и город наш получит за него много золота. А за это время постараемся узнать, как уничтожить его мысли. Ибо сейчас знаем лишь, как истребить его плоть.
И хотя Илия веровал в Бога Единого и мог стать врагом Иезавели, жрец потребовал распространить на него право убежища. Все знали древний обычай: если город отказывал какому-нибудь чужестранцу в приюте и защите, та же участь постигала и детей тех, кто пренебрег традицией. А поскольку большая часть их плавала по всему миру на бесчисленных торговых кораблях, никто из акбарцев не осмеливался нарушить закон гостеприимства.
Кроме того, не за горами был тот день, когда голову израильского пророка обменяют на горы золота, которые даст за нее царевна Сидонская.
* * *
Вечером же Илия ужинал со вдовою и ее сыном. Поскольку пророк сделался теперь ценным товаром, сулящим большие барыши, ливанские купцы прислали вдове еды, которой должно было хватить на неделю.
– Похоже, что Господь Израиля держит Свое слово, – молвила вдова. – С тех пор как не стало моего мужа, никогда еще не был так полон мой стол.
Илия мало-помалу осваивался в Сарепте. Как и все его жители, он стал называть город Акбаром. Он познакомился с правителем, с начальником войска, с ремесленниками-стеклодувами, чьи изделия славились по всей округе. А когда его спрашивали, как он оказался в Акбаре, Илия отвечал правду: Иезавель задалась целью извести всех пророков в Израиле.
– Да ты изменник своей отчизны и враг нашей, – говорили ему. – Однако мы – народ торговый, а потому знаем, что чем человек опасней, тем дороже стоит его голова.
Так минуло несколько месяцев.
На краю долины появились и стали лагерем ассирийские дозоры. Были они немногочисленны и опасности никакой не представляли, но тем не менее начальник гарнизона предложил правителю принять меры.
– Они не причинят нам вреда, – сказал тот. – Должно быть, ищут кратчайший путь для доставки своих товаров. Если решат пройти нашими дорогами, то заплатят подать – наша казна пополнится. Зачем нам враждовать с ними?
И вдобавок занемог – безо всякой видимой причины – сын вдовы. Соседи сочли, что виной тому присутствие чужеземца, и вдова попросила Илию покинуть ее дом. Но он не ушел, потому что Господь еще не позвал его. И тогда распространились слухи о том, что своим появлением он навлек на город гнев богов Пятой горы.
Успокоить жителей, внушив им, что отряды ассирийцев угрозы не представляют, правителю было нетрудно. А вот успокоить их в отношении Илии теперь, когда слег сын вдовы, оказалось более сложным.
* * *
И выборные от города, придя к правителю, сказали ему:
– Мы можем построить дом для израильтянина за городскими стенами. Так мы не нарушим закон гостеприимства и защитим себя от гнева богов. Ибо им не по нраву, что мы приютили у себя чужеземца.
– Не трогайте его, – отвечал правитель. – Пусть живет где живет. Мне не нужны осложнения с Израилем.
– Какие осложнения? – спросили выборные. – Ведь Иезавель, гонительница всех пророков, поклоняющихся Богу Единому, желает уничтожить их всех до одного.
– Наша царевна наделена отвагой и хранит верность богам Пятой горы. Но хоть сейчас власть ее велика, не забывай, что она – не израильтянка. Завтра может впасть в немилость у Ахава, и тогда ярость соседей падет на наши головы. Если же мы покажем, что относились к нему хорошо, они будут снисходительны.
Выборные ушли недовольными, ибо помнили, как священник обещал им, что Илию – когда-нибудь – обменяют на золото. А теперь они, хоть и знали, что правитель неправ, ничего не могли сделать. Обычай предписывал почитать царствующую династию.
А вдалеке, на краю долины, меж тем появлялись все новые и новые шатры ассирийцев.
Начальник акбарского войска тревожился, но не находил поддержки у правителя и верховного жреца. Он пытался сделать так, чтобы его воины постоянно упражнялись в искусстве боя, хотя не то что у них, а даже у их дедов не было опыта ведения войны. Ибо войны остались в далеком прошлом Акбара, и сопредельные страны намного обогнали его и в области военной науки, и в вооружении.
«Акбар всегда умел договариваться о мире, – говорил правитель. – Мы и на этот раз не допустим вторжения. Пусть чужестранные державы сражаются между собой: у нас есть оружие невиданной мощи, и оружие это – деньги. Когда в конце концов наши соседи обескровят друг друга, мы завезем в их города наши товары».
Пусть и на этот раз удалось ему убедить горожан, что ассирийцев бояться нечего. Но все равно ползли по городу слухи о том, что это израильский пророк навлек проклятие богов на Акбар. И опасность, которую представлял собой Илия, делалась все более зримой.
* * *
Пришел день, когда сыну вдовы стало совсем худо: он уже не вставал с постели и никого не узнавал. На закате Илия и вдова преклонили колени по обе стороны от его кровати.
– Господи Всемогущий, Ты, что отвел от меня погибельную стрелу и привел меня сюда, сделай так, чтобы мальчик выздоровел. Он ни в чем не виноват перед Тобой, он не отягчен моими грехами и грехами родителей своих, спаси же его, Господи!
Мальчик уже не шевелился, губы его посинели, а глаза быстро тускнели.
– Молись своему Богу Единому, – просила вдова. – Ибо одной лишь матери ведомо, что душа ее ребенка расстается с телом.
Илия хотел сжать ей руку, сказать, что она не одна в этот час и что Всемогущий Бог должен услышать его молитву. Он – пророк, он смирился со своей участью на берегах Хорафа, и ангелы должны принять его сторону.
– Я выплакала свои слезы, – продолжала она. – Если у Него нет сострадания, если Ему нужна чья-то жизнь, пусть возьмет мою, а сын мой пусть как прежде ходит по улицам Акбара.
Илия изо всех сил старался сосредоточиться на молитве, но горе матери было так велико, что, казалось, не вмещается в комнату и рвется наружу сквозь стены, сквозь окна и двери.
Он прикоснулся к руке мальчика – жар, томивший больного два предыдущих дня, спал, и это был дурной знак.
* * *
В то утро в доме побывал жрец и, подобно тому как делал он это две недели подряд, приложил к груди мальчика припарки из целебных трав. Вчера и позавчера женщины Акбара пользовали больного снадобьями, лечебная сила которых была проверена много раз на протяжении веков. Каждый день они собирались у подножья Пятой горы и приносили жертвы, молясь, чтобы душа мальчика не рассталась с телом.
Тронутый общим горем, некий египетский купец, оказавшийся в Акбаре проездом, вручил, не взяв за это ни гроша, редкое и очень дорогое средство – красный порошок, который надо было давать больному с едой. Легенда гласила, что секрет изготовления этого порошка в незапамятные времена открыли египетским знахарям боги.
Илия все это время непрестанно молился.
Ничего не помогало.
* * *
– Я ведь знаю, почему тебе разрешили остаться, – слабым от бесконечных бессонных ночей голосом произнесла вдова. – За голову твою назначена награда, и когда-нибудь ты будешь отправлен в Израиль в обмен на горы золота. Но если ты спасешь моего сына, клянусь Ваалом и всеми богами Пятой горы, тебя не схватят. Я научу тебя, как тайными тропами, по которым никто не ходит уже лет двадцать, покинуть Акбар.
Илия промолчал.
– Помолись своему Единому Богу, – снова воззвала к нему вдова. – Если Он спасет моего сына, клянусь отречься от Ваала и уверовать в Него. Объясни Ему, что, дав тебе приют, когда ты в нем так нуждался, я поступила в полном соответствии с тем, что Он заповедал.
Илия помолился, вложив в молитву все силы души. И в этот миг мальчик шевельнулся и слабым голосом произнес:
– Я хочу выйти отсюда.
Слезы радости навернулись на глаза вдовы.
– Иди, сын мой. Пойдем, куда ты захочешь. Делай что нравится.
Илия попытался было взять его на руки, но мальчик отстранился:
– Я сам.
Медленно поднялся и двинулся в другую комнату. Ступил шаг, другой – и как подкошенный рухнул наземь.
Илия и вдова подбежали к нему. Мальчик был мертв.
На мгновение оба лишились дара речи. Потом женщина издала вопль, истошный и пронзительный:
– Будьте прокляты боги, отнявшие душу моего сына! Будь проклят человек, принесший несчастье в мой дом! Сын мой! Мальчик мой! За то, что я исполняла волю небес, за то, что была великодушна с чужестранцем, боги лишили меня сына!
На крики пришли соседи, увидели распростертого на полу мальчика. А женщина все кричала, кричала и хотела ударить израильского пророка, стоявшего рядом, – а он точно окаменел и даже не пытался защититься. Женщины принялись успокаивать вдову, мужчины немедленно скрутили Илию и потащили его к правителю.
– Этот человек за добро воздал злом. Он навел порчу на дом вдовы, и сын ее умер. Мы оказали гостеприимство негодяю, проклятому богами.
А израильтянин плакал и вопрошал: «Господи Боже, зачем решил Ты принести горе женщине, которая была добра ко мне?! Если Ты забрал душу ее сына, то, значит, я не исполнил предназначенное Тобой и заслуживаю смерти!»
* * *
В тот же день собрался совет горожан Акбара, первоприсутствующими на нем были правитель и жрец. Илию доставили на суд.
– Ты дерзнул за любовь воздать ненавистью. И потому повинен смерти, – сказал правитель.
– Хотя твоя голова стоит очень дорого, мы не можем возбудить гнев богов Пятой горы, – сказал жрец. – Ибо потом за все золото мира не удастся вернуть мир в этот город.
Илия стоял, опустив голову. Он знал, что заслуживает самых страшных пыток, потому что Господь от него отступился.
– Ты взойдешь на вершину Пятой горы, – продолжал жрец. – Будешь молить прощения у оскорбленных тобою богов. И они поразят тебя небесным огнем. А если нет – то, значит, им угодно, чтобы мы покарали тебя нашим судом и правосудие свершилось нашими руками. Тогда завтра тебя казнят так, как принято у нас.
Илия хорошо знал, как принято казнить в Акбаре: у приговоренного вырывали из груди сердце, а потом ему отрубали голову. Согласно древнему поверью, человек без сердца не попадет в рай.
– Господи, почему Ты избрал меня? – возопил Илия, хоть и знал, что стоявшие вокруг него люди не поймут, о каком выборе говорит он. – Разве не видишь, что я не в силах исполнить то, что Ты требуешь?!
Ответа не услыхал никто.
Жители Акбара вереницей шли за стражниками, которые вели израильтянина к подножью Пятой горы. Летели камни, звучала брань. Воины с трудом сдерживали негодующую толпу. Через полчаса шествие достигло цели.
Приговоренный и стража остановились перед каменными алтарями, куда испокон века люди возлагали жертвы, где оставляли свои просьбы и дары. Все знали легенды об исполинах, живших там, все помнили судьбу тех, кто нарушил запрет и был испепелен огнем с небес. А путники, проходившие ночью по равнине, клялись, будто слышали громоподобный хохот богов и богинь, пировавших на вершине.
Не все верили в это, но никто не осмеливался преступить запрет, бросив вызов богам.
– Ступай, – сказал стражник, толкнув Илию древком своего копья. – Погубивший ребенка заслуживает злейшей из казней.
* * *
Илия переступил запретную черту и начал подниматься по склону. А когда смолкли за спиной яростные крики акбарцев, присел на камень и заплакал, подумав, что с того памятного дня в мастерской, когда окутала его тьма, пронизанная мириадами искр, он неизменно приносит своим ближним одни несчастья.
Бог Единый потерял в Израиле своих приверженцев, а культ финикийских богов теперь, наверное, укрепился. Еще в первую ночь, проведенную на берегу Хорафа, Илии пришло в голову, что Господь избрал его, чтобы сделать мучеником, как избирал прежде многих других.
Но нет: Господь послал ему тогда зловещую птицу ворона, и тот приносил ему пищу, пока не пересох Хораф. Почему ворона, а не голубку? Почему не ангела? Быть может, все это было всего лишь бредом человека, у которого от зноя помутилось в голове? Или попыткой унять страх? Илия теперь уже ни в чем не был уверен. Быть может, Зло избрало его своим орудием? Иначе почему Господь приказал ему идти в Акбар, а не вернуться в Галаад и покончить с Иезавелью, причинившей столько горя Его народу?
Да, в ту пору он чувствовал себя трусом, но продолжал исполнять то, что было велено. Он как мог старался ужиться с этим странным народом, чьи обычаи и нравы были так отличны от израильских. И вдруг, когда ему стало казаться, что он исполняет предназначенное ему, – умер сын вдовы.
«Почему же я?»
* * *
Он поднялся, прошел еще немного и оказался в тумане, окутывавшем вершину горы. Он мог бы воспользоваться его непроницаемой пеленой и сбежать – но что толку? Он устал убегать и знал, что все равно не сыщет свое место в мире. Даже если сейчас ему удастся скрыться, он перенесет тяготеющее над ним проклятье в другой город, и там разразятся новые бедствия. Куда бы он ни пошел, тени мертвых всюду последуют за ним. Лучше уж смириться, пусть вырвут у него сердце, пусть отсекут голову.
Он снова присел. Густой туман клубился вокруг. Илия решил выждать немного – пусть люди внизу думают, будто израильтянин поднялся на вершину горы. Потом он вернется в Акбар и сам предаст себя в руки палачей.
«Огнь небесный». Многие погибли от него, хотя Илия сомневался, что именно Господь насылает его.
В безлунные ночи его вспышка пересекала небосвод, исчезая так же внезапно, как появлялась. Быть может, он испепелит его. Быть может, дарует смерть, мгновенную и легкую.
* * *
Настала ночь, и туман рассеялся. Стала видна равнина внизу, и огни Акбара, и факелы, освещавшие лагерь ассирийцев. Стал слышен лай собак. Донеслась песня, которую пели воины.
– Я готов, – сказал себе Илия. – Я согласился с тем, что стал пророком, и старался исполнять свое предназначение как можно лучше. Однако потерпел неудачу, и теперь Господу нужен другой.
В этот миг свет коснулся его.
Огнь небесный!
Луч меж тем лежал у него на лбу. И некий голос произнес:
– Я – ангел Господень.
Илия упал на колени, а потом пал ниц.
– Я уже видел тебя прежде и исполнял твои повеления, – промолвил он, не поднимая головы. – И оттого, куда бы ни лежал мой путь, всюду сеял я лишь горе и несчастья.
Но ангел сказал так:
– Когда вернешься в город, трижды попроси, чтобы мальчик ожил. И на третий раз Господь услышит тебя.
– Ради чего мне это делать?
– Ради величия Божьего.
– Даже если Бог сотворит чудо, я уже сомневаюсь в себе. Я недостоин своего предназначения.
– Всякий вправе усомниться в своем предназначении и вправе время от времени покидать свою стезю. А вот забыть ее он не может. Лишенный сомнений в себе – недостоин, ибо слепо верит в свои дарования и свершает грех гордыни. Блажен тот, кому случается переживать мгновения нерешительности.
– Ты же видел, как я только что сомневался даже в том, что ты послан Богом и говоришь от Его лица.
– Ступай и исполни то, что я говорю.
Много времени прошло, пока Илия спускался по склону. Стражники ожидали его у жертвенников, но горожане уже вернулись в Акбар.
– Я готов к смерти, – сказал он. – Я повинился перед богами Пятой горы, а они велели, чтобы я, пока моя душа не рассталась с телом, пришел в дом вдовы, принявшей меня, и попросил ее сжалиться над моей душой.