Гормон счастья и прочие глупости - Вильям-Вильмонт Екатерина Николаевна 4 стр.


– Да ну, не стану я с ней корешиться, я ей до пупа. Мы что будем изображать Пата и Паташона? Я с ней даже пошептаться не смогу, мне подпрыгивать надо. И вообще, отвяжись от меня.

– По-моему, это ты ко мне со всякими дурацкими вопросами лезешь.

– Вень, а репетиции у нас еще будут?

– А как же!

– Когда?

– Ну вообще-то когда Гордиенко захочет, а для всех завтра утром на сцене прогоним весь спектакль. – Посиди тут, а я схожу куплю сигарет в дьюти-фри и виски на дорогу. А тебе ничего не надо?

– Нет.

– Тогда сторожи мой кейс. Если его сопрут, гастроли сорвутся! И придется платить бешеную неустойку.

– Иди на фиг! И тащи свой кейс с собой!

– Не вредничай, Буська!

– Черт с тобой, посторожу.

Едва он ушел, как откуда-то возник Златопольский.

– Извините, пожалуйста, я повел себя невежливо. Будем знакомы, Владимир.

– Бронислава. Очень приятно.

– Юрий Митрофанович рассказал мне о вас. Это и вправду ваш дебют?

– Да. Дебют поневоле, – улыбнулась я.

– Юрий Митрофанович очень хорошо о вас отзывается. Да и одно то, что он согласился с вами работать, говорит само за себя. Но вам, наверное, страшно?

– Не то слово!

– А кто вы по профессии?

– Переводчица.

– Книги переводите?

– Нет-нет, я вообще-то синхронист, работаю в крупной фирме…

– И вам это нравится?

– В общем – да.

– Но почему же тогда вам страшно? Ведь эта работа сродни актерской, вы тоже работаете на публике, правда?

– Бывает, да. Но чаще это конфиденциальные переговоры.

– Но все-таки на публике тоже?

– Конечно, и не так уж редко.

– Ну вот! – с некоторым даже торжеством произнес он. – Значит, публики вы не должны бояться. Просто скажите себе, что это ваша работа, только вы будете петь, и все!

– В этом что-то есть, – задумчиво ответила я. – Я попробую!

– Обязательно попробуйте.

– Спасибо!

– Простите, а у вас всегда такая прическа?

– Нет, – засмеялась я. – Просто вдруг захотелось сделать с собой что-то эдакое, а тут такой случай… А почему вы спросили?

– Просто я немножко знаю, как выглядят переводчицы в крупных фирмах.

Какой он очаровательный, – мелькнуло у меня в голове.

– Я смотрю, вы уже нашли общий язык! Это хорошо! – обрадовался Венька.

– У тебя милая кузина!

– Плохих не держим!

– Ох, как хочется солнышка, ребята, я без солнца чахну! – проговорил Златопольский мечтательно. – Вы знаете, что на солнце организм вырабатывает гормон счастья?

Гормон счастья? Хорошо бы… Если уж не счастье, то хоть его гормон. Но солнца в Израиле хватает, неужели там много счастья? А я? Разве я несчастлива? Я не счастлива, а вовсе не несчастна. Вот так! А чего мне не хватает? Любви. По-моему, я вообще не знаю, что это такое. Мне много раз казалось, что вот она – любовь, но по тому, как быстро я оправлялась от этих чувств, можно сделать вывод – это не было любовью. Или я просто органически к ней неспособна? Так, может, и к лучшему? Любовные страдания – вещь малоприятная. Даже когда просто влюбляешься – а это со мной бывает не так уж редко, – все-таки немножко страдаешь, а если настоящая любовь? Ну ее к бесу! А вот влюбиться не мешает. Последний раз я влюбилась полтора года назад в Женю, но с ним все было так гладко, никаких страданий, никаких сомнений, он так мгновенно приручился и сам приручил Полину, что совершенно естественно эти отношения привели к предложению руки и сердца. Правда, он был женат, но жена жила отдельно, и вообще в другом городе, поэтому на развод и удовлетворение ее имущественных претензий ушло время. Благодаря этому мы еще не женаты. Но заявление уже подано и бракосочетание назначено на пятнадцатое июля. И наверное, надо совершить этот шаг. Он хороший человек, любит Польку, отличный любовник, отнюдь не бедный и даже красивый. Поди кисло? Но вдохновения нет. У меня нет. А с другой стороны… А, ладно, поживем – увидим. А пока… хочется влюбиться. В нашей группе (или в данном случае надо говорить «труппе»?) перспективным в этом смысле мне представляется только Златопольский. В нем масса обаяния, чудные глаза, какая-то внутренняя интеллигентность и тонкость, как мне показалось. И он с такой доброй улыбкой подбадривал меня. Чем черт не шутит?

– Буська, ты о чем так глубоко задумалась?

– А? Что?

– Пошли, посадку объявили!

…Первое, что поразило меня, когда мы вышли из здания аэропорта Бен-Гурион, это запах юга. Теплый воздух и шелест пальм наполнили сердце такой неистовой радостью, что я сама себе не поверила. Встречавший нас пожилой, симпатичный толстячок с гордым именем Оскар посмотрел на меня гораздо внимательнее, чем на всех остальных, и спросил:

– Это и есть Полина Брон?

– Да, – пролепетала я.

– Почему я никогда про вас не слыхал?

– Потому что она жила в Париже и пела там, – подоспел мне на помощь Венька.

– А, ясно! – успокоился Оскар и стал заталкивать в микроавтобус наши вещи, впрочем, заталкивал в основном шофер, а Оскар руководил процессом.

Наконец мы уселись и поехали. Оказалось, что первый раз в Израиле только я и Златопольский, остальные тут уже бывали. Бурная радость первых мгновений сменилась давящим страхом, но когда микроавтобус свернул в улочку, в конце которой нагло синело Средиземное море, и сразу остановился, радость вновь вспыхнула.

– Приехали!

Гостиница «Сити» оказалась очень милой, уютной, и окно моего небольшого номера смотрело на море! А еще в номере стоял маленький электрический чайник, две чашки с блюдцами и коробочка с пакетиками чая, кофе и сахара.

Имелся и телевизор. Но в этом не было ничего необычного. А вот чайник с чашками… Мне сразу стало уютно. И не успела я распаковать вещи, как явился Венька:

– Ну как тебе?

– Здорово! Мне нравится!

– Исключительно удобное место. Три шага до пляжа, и один шаг до оживленной торговой улицы. Отсюда до всего близко. Андрюхина мадам, правда, ворчит, что он звезда и должен жить в пяти звездах. Я сказал, что, если они оплатят разницу, я их мигом туда устрою. Как будто я их в Москве не предупреждал, что гостиница трехзвездочная. Но тут есть все необходимое и даже кипятильник не нужен. Ненавижу эти дешевые понты… ну да фиг с ними. Пошли купаться, Буська!

– Погоди, дай найти купальник.

– Ладно, через десять минут жду тебя внизу. Слушай, а мы с тобой никогда вместе не купались в море!

– Не выдумывай, купались в Эстонии!

– А, правда. Ну это разве море? Холодно, мелко… Брр! И потом, это было так давно, что как бы уже и не было.

Я стала искать купальник, но он, как назло, не попадался. Неужто забыла взять? Нет, я помню, Полька мне его принесла… и сунула во внутренний карман большой сумки. Ура!

Внизу Венька разговаривал со Златопольским.

Тот был уже в шортах и шлепанцах. Какие у него красивые ноги, мелькнуло у меня в голове.

– О, вот и Буська, пошли скорее.

На улице было жарко, но не тяжело.

– Ой, как хорошо!

– Да, но завтра, говорят, будет хамсин, – заметил Венька.

– Хамсин? Что это? – осведомился Златопольский.

– Довольно противная штука. Это, знаешь ли, как в Африке – будто открывают духовку, и оттуда на нас веет… Иногда еще и с песочком… Ну да ничего, тут везде кондиционеры, можно пережить.

– Ладно, посмотрим, может, и не будет никакого хамсина! – легкомысленно воскликнул Златопольский. – Боже, какая прелесть!

Вода в море была теплой, но освежающей, чистой и гладкой, почти без ряби. Венька и Златопольский сразу уплыли к волнорезам, а я плаваю неважно. Далеко заплывать не решаюсь, но мне и так хорошо. Как же вовремя я себе надоела! Если бы не это гнетущее чувство, я бы ни за что на свете не решилась на такую авантюру! Сердце опять ушло в пятки. Но разве может случиться что-то плохое, когда такое небо и море, а Володя Златопольский так похож на Хью Гранта?

Когда мы возвращались с пляжа, в холле гостиницы нас ждал Гордиенко.

– Броня, я договорился с Оскаром, что он даст нам возможность нелегально порепетировать на сцене, – сообщил он, отводя меня в сторонку.

– Почему – нелегально? – удивилась я.

– Потому что за аренду зала надо платить. А он нам устроит это бесплатно. Только никому не говорите.

– Даже Вене?

– Лучше, чтобы об этом знали только вы, я и Оскар.

– Но что я скажу Веньке?

– Что я пригласил вас ужинать. Одну, – усмехнулся он и подмигнул мне. – Кстати, это соответствует действительности. После репетиции я приглашаю вас поужинать. Значит, через полтора часа жду вас здесь. Договорились?

– Конечно!

Гордиенко, пряча усмешку, ушел.

– Ну что? – спросил Венька.

– Юрий Митрофанович пригласил меня поужинать.

– Ничего себе, не успел еще отряхнуть московский прах, как уже пошел по бабам! – засмеялся Венька. – Я сразу просек, что он к тебе неровно дышит.

Златопольский как-то загадочно улыбнулся. Честно говоря, я бы с большим удовольствием пошла ужинать с ним, но он меня не приглашал. К тому же предстояла репетиция на сцене, тут вообще не до ужинов. Гордиенко сказал, что покажет мне основные мизансцены, и от этого профессионального слова у меня по спине побежали мурашки.

Ровно через полтора часа я спустилась в холл. Гордиенко уже ждал. Он снова подмигнул мне, взял под руку, и мы направились к выходу. В дверях мы столкнулись с Ларисой, явно возвращавшейся с пляжа. На «мини-бикини» была накинута лиловая сетчатая хламидка, последний писк пляжной моды. Надо бы и мне такую… Выглядела Лариса сногсшибательно.

– Какая красивая! – вырвалось у меня.

– Бесспорно! – ответил Гордиенко. – Но ее беда в том, что она об этом знает.

– А куда мы идем?

– Оскар ждет нас в машине за углом, – таинственным шепотом ответил Гордиенко.

– Юрий Митрофанович, зачем такая таинственность?

– Надо!

Действительно, Оскар ждал нас в сером «рено».

– Полина, вы впервые в Израиле? – с ходу спросил он.

Я даже не сразу сообразила, что это он ко мне обращается.

– А, да, впервые!

– Ой, я вам даже немножко завидую, вы сможете ловить кайф от этой страны.

– А вы его уже не ловите?

– Только иногда. А вообще… Я тут уже двадцать лет, у меня был дом на территориях, своими руками построил, а потом тот кусок земли отдали палестинцам. А теперь хотят еще чего-то отдать, скоро от страны останется носовой платочек, чтобы утирать слезы радости этим сволочам! Хотя вам это ни на фиг не надо знать. Смотрите лучше по сторонам, хотя уже темно и ни черта не видно. Но едем мы в Ришон, там ваше первое выступление.

– Что это – Ришон? – робко спросила я, немного подавленная его агрессивной скорбью.

– Ришон-ле-Цион – с одной стороны город, с другой стороны пригород Тель-Авива. Большой Тель-Авив! Как будто тут есть что-нибудь большое, в этой маленькой стране. Хотя нет, у нас большое сердце, душа и все такое прочее, не бойтесь!

Он вдруг затормозил, выскочил из машины, обнялся с каким-то прохожим.

– Бронечка, на всякий случай предупреждаю, у него дочка три года назад погибла, когда взорвали дискотеку на набережной. Помните?

– Смутно.

– Я вам покажу это место, не так далеко от нашей гостиницы. Там погибли в основном дети из России. Ужасная трагедия.

– Господи, несчастный человек… – содрогнулась я.

– Да уж, врагу не пожелаешь…

Но тут вернулся Оскар:

– Прошу прощения, встретил двоюродного брата, не виделись целый год. Крутишься, как белка в колесе.


Зал показался мне до ужаса громадным, правда, там было совсем темно, даже, я бы сказала, черно. Только сцена была слегка освещена.

– Господа хорошие, вам на все про все сорок минут, – предупредил Оскар.

– Ну, Бронечка, поехали?

Оскар сидел в первом ряду. Меня мутило.

– Броня, бояться нельзя! Значит, так, вы выходите отсюда, справа, так и мне будет удобнее, и вам. Отступать, между прочим, некуда, позади Москва! А впереди, кстати, новая жизнь!

О, как он правильно меня понял! Новая жизнь – магические слова! И я, набравшись наглости, впервые выскочила на сцену. Сказала первые свои реплики и запела. Я пою а капелла все, кроме финальной песни, которая идет под магнитофонную запись оркестровой партии. Но до конца спектакля еще надо дожить. А Юрий Митрофанович вдруг заиграл совсем иначе, чем играл у себя дома. Он все уходил от меня, и мне приходилось бегать за ним и даже подпрыгивать, потому что он намного выше меня, и еще он включил в себе, как я назвала это потом, секс-кнопку, и я мгновенно это ощутила и, как ни дико это звучит, отреагировала. И почти влюбилась в него. Но это я поняла значительно позже, а пока просто «жила в предлагаемых обстоятельствах», но мне уже было хорошо и нестрашно. И вот наконец финальная песня, которую мы поем вместе. И только тут я сообразила, что Гордиенко ни разу не остановил меня, не сделал ни одного замечания, и мы просто сыграли спектакль в черном зале для одного-единственного, но все-таки зрителя. И когда все кончилось, этот зритель захлопал в ладоши, да с таким энтузиазмом!

– Браво! Браво! – закричал он и полез на сцену. – Юрий Митрофанович, Полина! Блеск! Я от вашего голоса просто сомлел! Вы не актриса, да? Но это просто здорово! Можно я вас расцелую? Юрий Митрофанович, нет слов, что значит мастер! Ай, какой мастер!

– Ну, Броня, поздравляю, это было боевое крещение! – поцеловал мне руку Гордиенко.

– Господа, пора сматываться, куда вас отвезти? В отель?

– Нет, в хороший ресторан недалеко от отеля, – распорядился Гордиенко.

Уже в машине Оскар спросил:

– Извините, конечно, но я не понял, вас как зовут? Полина?

– Нет, вообще-то Бронислава, Полина – псевдоним.

– А!

Гордиенко сидел рядом с Оскаром, а я сзади. Они о чем-то говорили, а я сидела как пыльным мешком прихлопнутая. Я сыграла спектакль! И мне аплодировали! И какая, в конце концов, разница, сколько в зале зрителей? Если сыграла перед одним, сыграю и перед многими, тем более что у меня такой партнер! Он просто не даст мне провалиться! Главное – открыть рот и запеть на сцене – я уже сделала!

Оскар привез нас к ресторану в двух шагах от отеля. Ресторан был рыбный, небольшой, но, кажется, достаточно изысканный. Во всяком случае, там было тихо, прохладно и немыслимой красоты официант поставил перед нами по маленькому стаканчику густой белой жидкости.

– Что это? – спросила я по-английски.

– Это от шеф-повара, горячий сок батата.

– Как интересно! – воскликнул Гордиенко и отпил. – Вкусно, Бронечка.

Это действительно оказалось очень вкусно. И необычно. Впрочем, сейчас в моей жизни все было необычно.

– Броня, ну что ж, вы просто молодчина. Заметили, что я играл по-другому, и откликнулись, пошли за партнером. И у вас замечательно получились эти прыжки и пробежки! Просто здорово. Смешно жутко! Зафиксируйте обязательно.

– Юрий Митрофанович…

– Бронечка, не забывайте, что это все игра, и только, – мягко заметил он.

…Я думала, что не усну ни на минутку, а задрыхла самым бессовестным образом, как будто мне не предстояло завтра впервые в жизни выйти перед залом…

Проснулась совсем рано. Море за окном было еще бесцветным. Я решила искупаться до завтрака, одна. Внизу никого не было, даже портье. Как здорово, что мы живем так близко от моря. На пляже было пустынно, только вдалеке занимался гимнастикой какой-то дядька, вокруг которого носилась собака. Лежаки еще громоздились высокими штабелями, песок был холодный. Я повесила сумку на заборчик, огораживающий вполне допотопную вышку спасателей, где пока никого не было. Хоть я не слишком хорошо плаваю, но воды не боюсь, наоборот, она доставляет мне невероятное удовольствие. Вода оказалась теплая, несмотря на ранний час, и я засмеялась от радости. Если бы еще совсем недавно мне кто-то сказал, что я приеду на гастроли в Израиль, я бы только покрутила пальцем у виска, а теперь это реальность, и вечером я выйду на сцену… После вчерашнего это не казалось мне уже таким неизбывным ужасом, я поняла, что не пропаду с Гордиенко. А он-то каков! Я вчера с первой минуты на сцене в него влюбилась, и потом, в ресторане… А он сказал, что это только игра… Я прислушалась к себе: влюблена ли я в него? Ничуточки, как оказалось. Я просто сыграла с ним вместе эту влюбленность, потому что он хорошо знает, что делает. А вот Венька, наверное, так не смог бы. Но он и моложе Гордиенко насколько… Мне стало так легко при мысли, что я не влюблена в женатого и сильно немолодого Гордиенко, и я сразу вспомнила загорелые, стройные ноги Златопольского.

Назад Дальше