– Вот он! – прорычал Домвиль, сверкая глазами на Йоселина. Тот пораженно уставился на барона, не понимая, в чем дело. – Вот он, мошенник, собственной персоной! Разве я не говорил, что он будет сеять смуту везде, где только можно, прежде чем уберется отсюда? Хватай его, шериф! Держите каналью!
Он был так увлечен, что не сразу заметил присутствовавшего здесь настоятеля. Огненный взгляд Домвиля с запозданием остановился на суровой молчаливой фигуре. Барон спешился и с грубоватым почтением обнажил голову.
– С твоего позволения, отец настоятель! У нас дело чрезвычайное. Мне очень жаль, но этот молодой плут осквернил стены твоей обители.
– Беспокойство, которое он нам причинил, – холодно ответил Радульфус, – как мне представляется, не требует того, чтобы приводить сюда шерифа с сержантом. Насколько я понимаю, если молодой человек и виновен, то ему уже пришлось заплатить за это. Отстранить его от службы – твое право. Но преследовать его дальше – это, по-моему, уже чересчур. Разве что у тебя есть против него какие-то новые обвинения? – Он вопросительно посмотрел на Прескота.
– В самом деле есть кое-что еще, – проговорил шериф. – Милорд Домвиль известил меня, что, после того как этому дворянину было велено собирать свои вещи, а затем покинуть дом, пропала вещь величайшей ценности. В доме ее найти, как ни искали, не удалось. Есть основания подозревать, что этот человек украл ее, дабы расстроить своего господина и отомстить ему за увольнение. Вот в чем он обвиняется.
Йоселин воззрился на него в насмешливом изумлении, он даже не рассердился и уж во всяком случае не испугался.
– Я? Украсть? – выдохнул он с величайшим презрением. – Да я бы не тронул и самой жалкой вещицы, принадлежащей ему. Будь моя воля, я б и пылинки с его двора не унес на подошвах. Он велел мне покинуть дом – я так и сделал, даже не задержался, чтобы собрать как следует свои пожитки. Все, что я унес с собой, на мне или вот в этих седельных сумках.
Подняв руку, настоятель призвал всех к сдержанности.
– Милорд, что за ценная вещь пропала? Велика ли она? Когда она потерялась?
– Это свадебный подарок, приготовленный мною для невесты, – ответил барон, – золотое ожерелье с жемчугом. Если вынуть его из футляра, оно умещается на ладони. Я хотел преподнести его девушке сегодня после обедни, но когда пошел за ним и раскрыл футляр, тот был пуст. Это случилось, наверное, около часа назад. Мы убили столько времени на напрасные поиски! А ведь то, что сам футляр на месте, должно было нам подсказать: вещь не потеряна, ее украли. И, кроме этого буйного молодца, которого выгнали за дело и который вел себя весьма вызывающе, никто из моего дома не выходил. Поэтому я обвиняю его в воровстве. Он получит все, что причитается ему по закону, до самой последней капли.
– Но знал ли молодой человек об ожерелье и о том, где оно хранится? – настойчиво спросил аббат.
– Знал, святой отец, – с готовностью откликнулся Йоселин. – О нем знала вся наша троица.
В воротах появились новые всадники. Их было еще больше, чем в предыдущей группе. Некоторые принадлежали к свите Домвиля, которую сам барон обогнал. В их числе были также Симон и Гай. Судя по лицам молодых людей, им отнюдь не хотелось быть на виду и они вовсе не стремились принять участие в происходящем. Они старались держаться за спинами других и выглядывали оттуда с растерянным и несчастным видом. Ничего удивительного в этом, конечно же, не было.
– Но я не прикасался к нему, – уверенно проговорил Йоселин. – Вот я перед вами в том, в чем покинул дом. Хотите – разденьте меня, тогда сами увидите: все, что на мне, – мое, до последней нити. Вот моя лошадь и седельные сумки: вытащите все, что найдете там, и пусть господин аббат будет свидетелем. – Нет-нет, только не ты, милорд! – добавил он в бешенстве, видя, что Домвиль сам двинулся в сторону серой лошади. – Не хватало еще, чтоб мой обвинитель рылся в моих пожитках собственноручно! Пусть обыщет все и рассудит нас человек беспристрастный. Отец настоятель, я взываю к твоему правосудию!
– Это вполне справедливо, – отозвался аббат. – Роберт, ты сделаешь что нужно?
Приор Роберт величаво наклонил голову в знак согласия и с важностью отправился исполнять свою миссию. Двое подручных Прескота отстегнули седельные сумки. Ощутив нажим, лошадь встрепенулась и недовольно прянула в сторону. Но Симон тут же выскользнул из седла и подбежал к ней. Взяв в руки уздечку, он принялся успокаивать пугливое животное. Вскоре обе сумки лежали открытыми на булыжниках двора. Приор Роберт запустил руки в первую и начал по очереди доставать из нее немудреные пожитки. Разъяренный владелец бесцеремонно запихал их туда, наверное, меньше часа назад. Сержант торжественно принимал вещи у приора. Прескот стоял рядом. Скомканные в гневе льняные рубахи, штаны, куртки, обувь, кое-что из запасной сбруи, перчатки…
Показав всем, что в первой сумке пусто, приор Роберт нагнулся ко второй. Йоселин стоял неподвижно – подтянутый, длинноногий, стройный. Он почти не обращал внимания на обыск. На дерзком смуглом лице юноши играла самоуверенная улыбка. Кадфаэлю, однако, подумалось, что у госпожи Люси найдется несколько выразительных слов в адрес сына относительно его обращения со сшитыми ею рубашками. Но это произойдет, когда он вернется домой. Если он вернется домой…
И если он благополучно вернется домой, то что дальше? Что станет с девушкой, уведенной насильно со двора и запертой где-то тюремщиком вместе с престарелой служанкой? Никто не спросил ее, что она знает о происходящем, о чем думает. Она была для них не человеком, а лишь предметом доходной торговли. Из второго мешка было извлечено красивое платье для особо торжественных случаев, тоже варварски скомканное. За ним последовали различные кушаки и портупеи, голубая шляпа, еще рубахи, пара мягких башмаков, пара самых нарядных штанов – опять-таки голубых. Кадфаэль пришел к выводу, что подготовившая все это мать явно учитывала белизну волос, цвет кожи своего отпрыска и голубизну его глаз. И – о удивление! – там оказалась искусно переплетенная книга в тонкой резной обложке из дерева – молитвенник молодого человека. Он ведь сказал, что грамотен.
Примечания
1
Фатимиды – династия на Ближнем Востоке.