– Так, стоп, – сказала Алла. – Давай еще раз. Ты хорошо книжку искал?
– Вот чтоб мне ссучиться – все, блин, перешарил. Она ж небось приметная… Ну нету нигде! Гадом буду, нету – и все!
Алла встала, прошлась по кухне из угла в угол – думала.
– Я, между прочим, специально сегодня смотрела – стояли оба тома. Рядом.
– Ну и что? – угрюмо сказал Решетников. – Это ни о чем не говорит. Главное – у нас ее нету. Короче, Димон, подвел ты меня. Не могу я тебе все заплатить. Это я тогда сам в пролете буду. Мне за два тома покупатель обещал, а возьмет ли он один вообще – ба-альшой вопрос…
Димон аж посинел от такого поворота событий.
– Ну, блин! Я-то тут при чем? Вы меня навели, я дело сделал. А замели бы меня? Какая разница – нашел я книжку, не нашел – все равно срок бы корячился. Не, Альфредыч, так дело не пойдет!
– Мне две книжки про птиц надо, понял? А эту, вторую – можешь взять себе на память – все равно тебе навара с нее никакого не будет, потому как тебе ее не продать!
– Не, Альфредыч… – Димон был растерян, но сдаваться не собирался, – уговор же у нас… Я, блин, за вас на дело пошел, а вы мне за то – подлянку? Так вообще-то у людей не заведено. Это я и зуб на вас нарисовать имею право, и меня, между прочим, все поддержат…
– Ты на меня? Зуб? – ощерился Решетников. Он чувствовал себя вполне уверенно. Димон был самым настоящим сявкой – так, пошестерить чего на подхвате, серьезные воровские законы не про него писаны. Законы серьезных людей касаются. Но и Димон, который теперь знал слишком много, своего упускать не собирался.
– Так я тогда вам обе книги не отдаю, раз вы уговор нарушаете…
– А ну хватит! – вмешалась вдруг Алла и даже кулаком стукнула.
Оба спорщика сначала удивленно посмотрели на нее, потом друг на друга. Но она даже внимания не обратила на эти взгляды.
– Книжки были, – продолжила Алла. – Если пропали – только в самый последний момент, уже после моего ухода… Там дед говорил что-то насчет племянника – мол, сегодня племянник ко мне должен прийти… Познакомить предлагал… Я думаю так: если книжку кто и взял, то либо племянник, либо молодая соседка…
Димон слушал ее, открыв рот, какая-то мысль, чувствовалось, билась в его бедовой голове, просилась наружу.
– Племянник этот – его Ярославом звать, да?
– А черт его… А, да, вроде дед говорил – Ярик.
Димон заметно повеселел.
– Ладно тогда, – удовлетворенно сказал он и повернулся к хозяину: – Ну, а если я второй том принесу, Альфредыч – бабки как договаривались?
– Мое слово – железо, – сказал Решетников, демонстративно отсчитывая от припасенной заранее пачки «зеленых» половину. – Если хочешь – могу даже аванс дать, пятьдесят процентов. Остальное – потом.
– Не, блин, я частями брать не стану, я после все возьму, – отказался Димон, подумал. – Хотя нет, тыщу давайте сейчас. На текущие расходы. Знаю я, где эта книжка. Но только теперь цена будет не три тысячи, а пять. Сверх тыщи, понятное дело…
– Это за что же? Да пять… Ты знаешь, что такое пять тысяч баксов? За пять министра заказать можно! Три на все – и ни копейки больше!
– У них копеек нету, – хихикнул Димон. – А не хотите платить – не будет вам и книжки. И на фиг мне лапшу на уши вешать, что я сам их не толкану. Да за милую душу!
Алла поморщилась:
– Не жлобись, Игорь. А то и правда ни с чем останешься!
– Черт с ним, – махнул рукой Решетников. – Если принесешь – заплачу.
– Принесу, принесу! – весело сообщил Димон, вставая из-за стола.
Алла остановила его:
– Я надеюсь, ты не к старику?
– Не, совсем в другое место!
– И то хорошо, – кивнула Алла. Спросила: – А ключ ты на место положил?
– Какой? От шкафа? Конечно положил. И еще так, знаешь, книжки сдвинул, чтобы дырка в глаза не бросалась, авось не сразу старик заметит…
– Не страшно, – сказала Алла и повернулась к Игорю Альфредовичу. – Давай ему тысячу и пусть идет. Потом отпразднуем.
– Ты все рассказал, ничего не забыл? – спросил Решетников, прежде чем подтолкнуть к Димону пачку «зеленых». – Я тебя спрашиваю, потому как теперь все имеет значение. И все, между прочим, входит в цену.
– И бензин? – идиотски щерясь, спросил Димон. Он быстро пересчитал деньги, сунул их во внутренний карман. – Бензин тоже входит или нет? Я думаю, за бензин надо бы отдельно приплатить…
– А ну, катись отсюда, дебильная рожа! – сорвался Игорь Альфредович. – Обманешь – я у тебя и эту тысячу из глотки вырву, понял?!
– Во, блин, уж и пошутить нельзя! – хмыкнул Димон.
С этими словами он стремительно, словно боясь, как бы хозяин не начал выталкивать его взашей, маханул стакан водки, залез горстью в салат и, жуя на ходу, выскочил за дверь, крикнув напоследок с набитым ртом:
– Если что – сразу позвоню. Ждите!
Игорь Альфредович никак не мог отойти от злости. Ужасная страна! Все через это самое место! Как все было точно спланировано – и на тебе. Какая-то идиотская случайность, какой-то раздолбай в исполнителях – и вся с такими трудами выстроенная комбинация, все надежды летят в тартарары!
Он даже не услышал, как Алла подкралась к нему сзади – аж вздрогнул, когда она всем телом прижалась к его спине. Ишь, ластится.
– Хватит подлизываться, – недовольно отстраняясь, сказал он.
– Ну прости дуру, если что не так, – промурлыкала она. – Так хочется, чтобы все получилось, как ты мне обещал. – И положила волшебно прохладные руки на его лоб. Знала, подлая, как его взять?
– Ах, Лялечка! – вздохнул он. – Разве я этого не хочу? А тут этот идиот… Знала бы ты вообще, какая это сволочь, все эти фарцовщики, домушники, спекулянты. – Все это он говорил так убежденно, будто сам не был одним из них. – И ты тоже хороша…
– Да я-то чем провинилась? Я тебе наступила на самолюбие? Прости, дорогой!
– Да при чем тут мое самолюбие! Этот идиот тащит – видите ли, для ровного счета «Гипнероптомахию Полифила», альдину, отпечатанную в Венеции в 1499 году, а ты мне – про самолюбие! Да она, эта альдина, может, одна на всю Европу, она нам не только все дело завалить может – мы с ней загремим под фанфары да так, что и костей не соберем…
Она снова пустила в ход свои волшебные руки, успокаивая его.
– А мы не можем с тобой посмотреть на это дело с другой стороны? Ну, нет у нас с тобой двухтомника с птичками, так, может, мы твоему иностранцу эту самую альдину и впарим? Сам ведь мне говорил, что эти книжечки столько стоят, что можно наших пять-шесть жизней прожить и ни в чем себе не отказывать…
И снова Игорь Альфредович решительно оттолкнул Аллу, сказал, стараясь не смотреть на нее:
– Ну сколько ж я тебе должен одно и то же талдычить! Этот самый американец, или кто он там – он всего лишь посредник. А вот за ним -за ним стоит настоящий коллекционер. В чистом, так сказать, виде. И этот коллекционер – придурок, если хочешь, собирает только книги о птицах, и ничего больше. Узко направленный интерес. Имеет право, потому как миллионер, а миллионеры имеют право на причуды, в отличие от нас, поняла? Так что альдина наша ему ни на хрен не нужна, насколько я знаю этих чудиков. Про каких-нибудь мошек, которых ловят его любимые птички, или про каких-нибудь бегемотов, которые дарят его любимым птичкам какой-нибудь особо калорийный навоз, – может, и купит. А «Гипнероптомахию» – нет. Теперь поняла?
– Вот теперь поняла, – кивнула она. – Что покупателя на единственную книгу, которая могла бы нам обеспечить настоящую жизнь, у тебя нет и не предвидится. А виновата в этом почему-то я! Оказывается, это все из-за того, что я пыталась с дурачком Димоном по-деловому разговаривать. Можно подумать, я меньше твоего хочу, чтобы все получилось!…
– Это ж надо так все перевернуть! – воскликнул Решетников, слегка ошарашенный таким неожиданным анализом ситуации. – И вообще, зачем все так прагматично поворачивать, Алла? Неужели без этих несчастных книг нас с тобой впереди не ждет ничего хорошего?
– Ладно, брось. Ты же знаешь – не люблю я всяких этих «вумных» слов. И между прочим, давно заметила: как начинаются «вумные» слова, так человек либо свою глупость, либо свою подлость скрыть пытается. Либо свое бессилие, не согласен? – И вдруг, без всяких переходов плюхнулась ему на колени, снова прильнула к нему, замурлыкала: – И не зови ты меня больше Аллой. Лялечка мне больше нравится!
– Ну и чего мы тут сидим-то? – спросил он, когда она наконец соизволила от него оторваться. – Может, спать пойдем?
– Ишь какой проказник, – игриво сказала она и, зная, что эта игривость обычно его раздражает, тут же снова облапила Игоря Альфредовича и прильнула к нему в страстном поцелуе. – Будет тебе и баиньки. Но разве ж ты не хочешь дождаться Димонова звонка?
– А чего его ждать, – угрюмо буркнул Решетников. – У меня на этого идиота надежды почти нет…
Она потянулась, засмеялась, налив себе коньяку.
– А я почему-то, знаешь, надежды не теряю. Ну, чего ты скуксился-то? Давай, давай, не кисни и не спи. Ждем Димонова звонка и тем временем размышляем вслух, куда книжка могла подеваться. Согласен?
Он все так же кисло кивнул ей, наливая при этом коньяку и себе тоже – если уж и в самом деле сидеть всю ночь, так хоть с комфортом. «Все-таки удивительная баба, – подумал он, любуясь Аллой, когда она слезла с его коленей и вдруг посерьезнела. – Да, если уж жениться – то только на такой. Хотя, конечно, ухо востро надо держать все время…»
– Ну что, начинаем деловую часть нашей программы? – спросила она. – Книги я видела сегодня днем, то есть уже вчера – обе. Специально разглядывала заветный дедов шкаф, чем, надо сказать, возбудила в нем ненужную подозрительность, хотя вообще-то он ко мне неровно дышит… Слу-ушай, а может, мне бросить тебя, да переключиться на этого Краснова? А что? Годик-другой – молодой вдовой стану, вступлю в наследство… Вот и красть ничего не надо будет, а? Как смотришь?
– Да я тебя лучше своими руками задушу! – напыщенно отрезал он.
– Да ладно, шучу, – кивнула она, делая вид, что поверила этой страстности. Почему не сделать человеку приятное? – Все равно мне ничего не светит, если подумать. Там две бабы все время толкутся, соседка и ее дочь. Да еще племянник. И все, поди, на дедово наследство зубы точат.
– Ну и как, по-твоему, могли книгу взять соседки? Либо та, либо другая? Ну не обязательно своровать, а так?
– Мне, хоть убей, как-то не верится, что они могут что-то чужое взять вообще. Это, знаешь, такие старые мАсквички… Как бывают старые петербуржки, да? Или петербуржанки? Это какая-нибудь приезжая лимита может тащить, а эти нет. Они ж у себя дома. Это все равно что у себя же в квартире на паркете кучу навалить, понимаешь?
– Да понимаю я, понимаю? Значит, старая не может взять, не то воспитание, так? А молодая?
– И молодая тоже. Хотя она мне вообще-то какая-то непонятная. Я сначала даже решила, что она путана. А потом смотрю – нет, просто с гонором бабенка. Гордая, понимаешь? Это большая, между прочим, редкость. И очень уж упакована. Может, хахаль какой крепкий, а может, сама хорошо устроена…
– А как по-твоему, если работает, то – кем?
– Вообще-то на журналисточку смахивает, но у них заработки… На платье от Бенатти не хватит, это точно.
– Значит, чисто теоретически могла все же взять?
– И теоретически не могла. Знаешь почему? Во-первых, чистоплюйка. Во-вторых, деда с детства знает. Он ей все Машенька да Манечка. Я даже, грешным делом, подумала: уж не родственники ли…
– Ну и что у нас с тобой осталось в сухом осадке? – почесал затылок Игорь Альфредович, наполняя свою и ее рюмку – теперь, дескать, можно, заработали.
– Остался племянник. Он же наследник. Как я поняла, они давно не виделись и дед ему сам позвонил. «Ярик должен прийти, Ярик»…
– А ты его видела? – на всякий случай уточнил Решетников.
– Видеть не видела, – помотала она головой, – а слышать слышала. Молодой малый. – Дед меня с ним даже познакомить хотел… Вроде как учился где-то, а вроде как бросил… Похоже, в деньгах нуждается…
– Ну, студенты все нуждаются, – равнодушно заметил Игорь Альфредович, думая про себя о том, что если Димон вернется ни с чем, то искать придется именно здесь – он был в курсе, почему бывший студент Ярослав Завьялов остро нуждается в деньгах. – Но, однако ж, какой дед-то, оказывается! – нехорошо засмеялся он, притягивая Аллу к себе. – То сам в женихи набивается, то племянника подсовывает…
Ночью, когда они, горячие, расслабленные после любовных игр, лежали, отодвинувшись на разные края постели – было невыносимо жарко, хотелось пить, курить, спать, она вдруг сказала, словно и не было у них перерыва в том, начавшемся после ухода Димона разговоре:
– Слушай, как ты думаешь, почему этого заморского деятеля интересуют именно птички? Ведь вон хотя бы у того же Краснова – у него редкости и поценнее есть…
– A этого иностранца поценнее не интересует, – усмехнулся Решетников. – Его имидж интересует, понимаешь?… Ну вот представь, как будто это все у нас в России. Грабил, грабил человек, занимался рэкетом, может, даже заказывал кого, а потом раз – остепенился. Захотел в Думу попасть или там чего… Не преступником считаться, а общественным деятелем… Не слыхала про такое?
– Сколько угодно!
– Ну и что тогда человек делает? Правильно, создает себе новый имидж. С уголовщиной – ни-ни, честь делового человека для него что? Главная заповедь. Ну и, конечно, спонсорство всякое, благотворительность. Ну и, конечно, чудачества. Какой же он опасный человек, если он команду КВН в Москву послал на свои деньги, или художников местных поддержал, или инвалидов, или детский сад… Понимаешь? Для него невинность становится дороже, чем для невесты!
– Больно нужна тебе была моя невинность! – хихикнула Алла, кладя на него свою роскошную ногу.
– Ладно, ладно, сдаюсь, – засмеялся он, чувствуя, как плоть начинает оживать независимо от его воли. – Мне твоя невинность – как зайцу барабан, ты мне без нее гораздо больше нравишься!
– Ладно, замнем, – великодушно согласилась Алла, снимая с него ногу. – Значит, говоришь, ради имиджа, так? Невинность, репутация и все такое… Это я понимаю. Но вот наши птички – они разве для этого дела годятся? Ведь мы же с тобой совершили самую настоящую кражу, да еще не просто – в составе созданной с преступным умыслом группы. Ведь за это хор-роший срок припаять могут, тем более с нашими-то судимостями… И он, твой иностранец, не может об этом не думать, верно?
Решетников поднялся на локте, с интересом посмотрел на нее. Да, красивая бабенка, ничего не скажешь, а какая зарюханная, какая несчастная была полгода назад, когда он ее только встретил. И, главное, котелок варит как надо, если не считать того, что как-то глупо вести такие разговоры в голом виде…
– Ну, во-первых, тот, с кем я имею дело, – всего лишь посредник, сто раз уже объяснял. А значит тот, кто книги заказал – вообще ни к чему такому… нечестному заранее причастен быть не может. Во-вторых, ты что же думаешь, что я этому Петерсену сказал: готовьте, мол, денежки, я для вас этих «птичек» украду? За кого ты меня держишь, цыпа моя! Я ему изложил свою версию, а версия моя такая: Краснов на старости лет сам решил продать свои книги. Кризис в стране, то-се, старику пенсионеру живется трудно, а кроме того, захотел передать книги родственной душе, в надежные руки. Так что и я, можно сказать, всего лишь посредник…
– Не расскажешь, как тебе это удалось? Бумажки ведь, поди, какие-то для убедительности потребовались, документы…
– Тебе-то зачем знать? Для расширения кругозора? Думаешь, когда-нибудь пригодится? Вряд ли, дорогая. Если у нас с тобой это дело выгорит – все, мы больше к уголовщине и за километр не подойдем!
– Зарекалась ворона говно клевать, – задумчиво сказала Алла. – Ай, не обращай на меня внимания. Это так, мысли вслух… Что-то курить ужасно хочется, да и выпила бы я чего-нибудь для поднятия тонуса. Твой тонус как? – Она провела рукой внизу его живота. – Видишь, надо, надо тонус поднять!
Они, как были голые, перебрались на кухню. Алла сидела, дразня его – одна нога на полу, вторая на табуретке.
– Да хрен с ним, с этим Петерсеном, правда, Игорек? – залихватски сказала она, наливая ему и себе. Коньяк тепло желтел в пузатых бокалах, обещая согреть, расслабить. – Позвонит он сегодня, собака, или нет? – прошептала вдруг она словно про себя.