Шрам не знал, как Калистратов распорядится ими, но понимал, что назад с Васильевского ему, видимо, придется ехать одному. Так и получилось. Вернее, получилось хуже.
Когда они вчетвером зашли в кабинет номер «9» на третьем этаже, Калистратов попросил троих пройти в смежную комнату и пока подождать там. В комнату вела внутренняя дверь. Шрамовы телохранители вопросительно глянули на хозяина, но тот спокойно кивнул: мол, вперед, ребята. Те послушно скрылись за дверью, и там тотчас раздались сухие хлопки – три. По звуку Шрам понял: пистолет с глушителем.
Калистратов молча мотнул головой: мол, пойди, взгляни. Шрам неохотно вошел. Он успел заметить, что окон в помещении нет, а все четыре стены обиты толстыми, звуконепроницаемыми мягкими панелями. В дальнем углу стояла темная фигура. Лица было не разглядеть, но в опущенной руке человек держал пистолет. На полу перед дверью неподвижно лежали три трупа. Крови не было. Все трое были убиты наповал выстрелом в голову. Шраму стало страшно. Но Калистратов молча тронул его за плечо и вывел обратно. Плотно затворив дверь в смежный кабинет, Калистратов впервые со времени встречи внимательно посмотрел на гостя и заговорил с ним:
– Александр Алексеевич, то, что произошло сейчас, произойти должно было – в наших с вами интересах. Этих бойцов вы сами подставили во время нашей первой встречи, так что винить вам некого. Их найдут сегодня ночью за городом. Будет следствие, выяснится, что они стали жертвами криминальной разборки.
– А как же тот, кто стрелял? – хрипло спросил Шрам.
– За него не беспокойтесь. На нем уже столько крови, что ему для собственной же пользы лучше держать язык за зубами…
И вот спустя год Шрам снова ехал туда же, на Васильевский остров. На их с Калистратовым тайную явку. Он понимал: случилось что-то важное, иначе генерал не стал бы вызывать его лично, а позвонил бы по мобильному телефону. Что же могло произойти? – недоумевал Шрам. Он взглянул на часы: 18.55. Чуть выше над цифрами чернела дата: 30 мая.
«Джип» мчался по Василеостровскому проспекту. Шрам думал о генерале Калистратове. Тогда, в их первую встречу, Калистратов обронил что-то о том, что изучил его досье и знал его, Шрама, психологический склад. Что он имел в виду? Что Шрам болезненно властолюбив? Что после коронации он вдруг ощутил сладкий вкус власти, который позволял утолять самолюбие и жажду подчинять себе других. Сладкий вкус власти… Да, кому-то нравится убивать. Кто-то – самые дикие, примитивные, бойцы-гпадиаторы – обожает терпкий вкус крови. Тех хлебом не корми – дай насладиться предсмертным ужасом, застывшим в глазах беззащитной жертвы. Таких Шрам не любил, питал к ним отвращение: подонки, мразь. Другие испытывали страсть к деньгам. К роскоши. Их пьянил сладкий вкус богатства. Эти воровали, грабили, убивали только ради одного – чтобы заграбастать побольше бабок. Чтобы накупить себе импортных шмоток, ездить по пять раз в году на Средиземное море греть пузо. Чтобы купить под Питером дачу и чтоб это был непременно особняк какого-нибудь партийного пенсионера, с резной мебелью, с телефонами во всех комнатах, с участком в два-три гектара. Такие начинали с того, что в 1991 году за бешеные бабки приобретали в обкомовском гараже списанные ЗИЛы-«членовозы», потом меняли их на подержанные белые «линкольны», а потом вместо них покупали новенькие «роллс-ройсы». Они жрали за троих, пили за пятерых, словно торопились компенсировать голодные годы сидения на скудном совковом продпайке. Но мало кто из его ближних знал этот сладкий вкус власти.
Да, Калистратов оказался тонким психологом. Он был прав – Шрам готов пожертвовать многим, очень многим, даже переступить через воровские понятия, чтобы обрести как можно больше власти. Когда полгода назад Шрам сдал Варяга и организовал похищение его жены с сыном из Америки, он знал, что совершает тягчайший грех. Знал, что за такое вся воровская Россия, если тайное станет явным, дружно поднимет его на «перья», разорвет в клочья, заживо сварит в кипящем масле. Но он шел напролом. Его манила жажда власти. Он верил генералу Калистратову. И надеялся с его помощью и при его поддержке в скором времени занять место смотрящего по России.
«Джип», резко затормозив, остановился перед дверью трехэтажного дощатого домика. Покрытые пылью окошки были занавешены грязными шторками. Шрам вышел из машины и глянул вверх. Угловое окно на третьем этаже было не занавешено. Значит, Калистратов уже там. Шрам толкнул дверь с пузырящейся краской и вошел в темный вестибюль. За столом сидел дед-вахтер. Он читал журнал при ярком свете крохотной настольной лампы.
– Вы к кому? – привычно проскрипел дед, даже не отрывая глаз от страницы.
– В отдел распространения, – ответил Шрам и, не глядя на деда, прошел к лестнице.
Он поднялся на третий этаж, дошел до конца длинного коридора, без стука открыл обитую дерматином дверь с номером «9».
За письменным столом сидел Калистратов. Перед ним стоял навытяжку плотный приземистый господин в сером костюме. Господин обернулся на вошедшего.
Калистратов хмуро кивнул Шраму и обратился к господину в сером костюме:
– Ладно, Васильич, ты пока иди, мы тут потолкуем, обсудим ситуацию, я тебя после вызову. Свяжись с Москвой – узнай, нет ли чего нового оттуда.
Васильич, весь красный как рак, не отрывая от пола глаз, прошмыгнул мимо Шрама в дверь.
– Присаживайся, Саша, – пригласил Калистратов. – Ты понял, что я тебя вызвал по срочному делу?
– Просто так не стали бы, понятно.
– Так вот. У нас проблема, – Калистратов помотал головой, точно его внезапно пронзила сильная боль в шейном позвонке, и поправился: – У меня проблема. Мне вчера сообщили, что Варяг убит в зоне.
У Шрама как-то разом пересохло во рту. Он сухим языком облизнул губы.
– Как, убит?
– Как-как… Кверху каком. Этот мудак-выскочка, начальник лагеря, недоглядел… Словом, в лагере начался бунт. Не знаю уж, что там случилось, но зеки забузили. Начальник лагеря вызвал ОМОН, внутренние войска с бронетехникой. Началась стрельба. Варяга уложил снайпер.
– Зачем? – Шрам от волнения даже вскочил со стула.
– Как я понимаю, начальник колонии в штаны наложил и решил избавить себя от возможных хлопот с Варягом. В любом случае кум, этот сукин сын, спасал свою шкуру, а меня подставил. Ну да ладно, это мои проблемы – мне их и решать. Я тебя не за тем позвал. Что бы там ни было, наш план продолжает работать. Хотя было бы намного лучше и вернее, если бы это случилось месяцев на четыре-пять позднее. Но ты, парень, можешь праздновать победу. Для тебя теперь дорога открыта. Я уже доложил наверх о смерти Варяга. Через день-два весть разойдется по России. Но пусть твоя братва узнает об этом не от тебя, а из «Московского комсомольца» или через зоны. Когда всем станет известно, что Варяга нет, на очередном сходе будут выбирать нового смотрящего по России, – Калистратов улыбнулся и добавил, напирая на каждое слово: – Надеюсь, у тебя есть подходящая кандидатура?
Шрам не смог сдержать улыбки. У него бешено колотилось сердце.
– Имеется.
– Так вот, дальше. Это наша с тобой последняя встреча. Здесь. Сегодня я возвращаюсь в Москву. Там мне предстоит очень непростой разговор. За смерть Варяга меня по головке не погладят. А ты действуй. С тобой я свяжусь сам. Через Грунта. Сюда больше не приезжай – я явку временно снимаю: не нравятся мне кое-какие моменты. Этот мужик, которого ты только что видел, мой личный агент. Работает в «Облкниге», но к МВД никакого отношения не имеет – я его когда то из-под серьезной статьи вывел, вот он мне иногда и помогает по старой дружбе. Но на прошлой неделе он вляпался в одну историю и привел сюда непрошеных гостей. Так что адрес этот пока забудь. Ну прощай, Александр Алексеевич. Удачи тебе, – Калистратов горько усмехнулся: – И ты мне удачи пожелай.
Шрам вдруг почувствовал невероятное облегчение – точно гора с плеч упала. Вот это пруха! Мало того что Варяг гикнулся, дак еще, и Калистратов сматывает удочки. Теперь у него, у Шрама, развязаны руки. «Папа» Санкт-петербургский, хозяин Северо-Западного региона, имеет все основания захватить власть над всероссийским общаком… Шрам пожелал генералу «ни пуха ни пера» и вышел из кабинета. Он шел по темному коридору точно во сне. Он не помнил, как спустился по лестнице, как вышел мимо старика вахтера на улицу, как сел в свой черный «джип».
Мысли путались. Он ощущал такую радость, какая никогда еще не посещала его закаленную в воровских боях душу. Разве только он так же радовался в день своего освобождения из пермского лагеря, когда вместе с лагерными воротами перед ним распахнулись ворота в новую, «правильную» для молодого законного вора жизнь…
ГЛАВА 6
Мать твою! Ну надо же – Варяга хлопнули! Варяга – всесильного и властного смотрящего – втоптали-таки в лагерную пыль… Осуществилась, видать, чья-то заветная мечта. Вот уж правильно говорится: гора с плеч!
Только выйдя на улицу после разговора с Калистратовым, Шрам стал осознавать смысл услышанного. Его сердце бешено колотилось. Сев за руль, он резко повернул ключ зажигания, врубил передачу и, особо не разбирая дороги, рванул свой «джип» в поток мчащихся мимо автомашин.
Шрам явно был обескуражен полученной информацией. И даже будучи человеком весьма хладнокровным, он никак не мог прийти в себя и переварить услышанное. Чтобы окончательно не «закипеть», Сашка попытался переключиться на другую тему и заставил себя думать о неотложных делах. Дел было, как всегда, по горло. Требовалось срочно послать на Выборгскую таможню нового человека на замену внезапно переведенному в Карелию Давыдову. Потом предстояла долгая и нервная разборка с пограничниками на эстонской границе, которые уже неделю мурыжили трейлеры с очень ценным грузом, придравшись к неправильно оформленным накладным, – ясно, что выбивали взятку, суки! И еще надо как-то приструнить Пыжова, одного из ближайших помощников губернатора области – мужик вдруг заартачился и не стал подписывать разрешение на землеотвод под коттеджное строительство в Гатчине, потребовал себе изрядную долю… Дубина, так ведь и без головы недолго остаться… Однажды его люди уже чуть было не открутили этому мудаку башку… Сашка пытался вспомнить, как это случилось, но его мысли все равно вертелись вокруг Варяга. Ведь и он, Шрам, тоже приложил руку к его гибели. Никто иной, как Шрам, по «тонкому намеку» генерала Калистратова, организовал прошлой зимой убийство доверенных людей Варяга – Ангела, Пузыря, Графа, а попутно еще целый ряд близких Варягу людей. Никто иной, как Шрам, провернул головокружительную операцию по похищению семьи Варяга в Америке и их переброске в Россию. При этом выстрелом в голову убили ближайшего помощника Варяга по делам в Америке. Кажется, кличка у него была не то Седой, не то Сивый. Да, да – Сивый. Тогда же зимой Шрам мог бы и самого смотрящего пришить – дали бы добро. Но добро не дали, а жаль, руки сильно чесались. Варяг им, видите ли, нужен был для каких-то шибко тайных гешефтов, в которых смерть не была предусмотрена…
Да впрочем, может быть, они и правы: ведь Варяг до последнего момента оставался единственным хранителем всероссийского воровского общака. Только он знал, где хранятся общие деньги, куда они вложены, как их при необходимости вынуть из дела, кто за какой кусок отвечает. Кроме Варяга, только Ангел и этот самый покойник Сивый имели доступ к общаковской кассе. Но Ангел и Сивый были убиты. Убит был и Граф, который хранил документацию на воровскую собственность.
Получалось так, что тогда без Варяга эти денежки можно было потерять безвозвратно. Попробуй потом их снова заработай. И тут у Шрама в голове промелькнула страшная догадка: «Может, кто-то смог прояснить местонахождение общака и Варяг стал не нужен? Но тогда кто эти люди? И кому достанутся воровские бабки?»
– Ax, козлы вонючие! Суки! Дебилы! – прохрипел Сашка, резко вывернув руль влево, и по встречной полосе на огромной скорости обогнал старенький «Жигуленок», движущийся в крайнем левом ряду по перегруженному транспортом Василеостровскому проспекту. – Разъездились тут каракатицы ржавые! Совки! Твари! Придурки сраные!
Сашка был возбужден невероятно. Его нога непроизвольно давила на газ, и «джип», как взбешенный конь, рвал с места, визжал всеми четырьмя колесами, пугал прохожих, несся с запредельной скоростью по вечернему Питеру, заставляя и встречный, и попутный транспорт шарахаться в стороны. Только выехав на Невский, Шрам сумел взять себя в руки, сбавил скорость и стал сосредоточенно думать о том, как ему лучше разыграть карту с выборами нового смотрящего. Денежки могли уплыть, но тогда как можно быстрее нужно решать вопрос, кому достанется воровская власть, корона смотрящего. Хорошо бы сход собрать осенью – где-нибудь в сентябре – октябре. Но пока неизвестно, как карты лягут: с одной стороны, тянуть нельзя, а с другой – поторопишься и суетой все дело испортишь, воры – народ подозрительный, осторожный, проницательный.
Притормозив на светофоре, он достал сигарету, прикурил ее от прикуривателя и глубоко, жадно затянулся.
Организацией сходов Шрам занимался не раз и знал многие тонкости этого непростого события. Тут главное все продумать до мелочей, ничего не упустить, взвесить все «за» и «против», переговорить с нужными людьми, попить водочки с заинтересованными лицами, будущими участниками сходняка. И к тому же столь «знаменательное событие» лучше всего обставить как прием по случаю, скажем, юбилея или свадьбы крупного авторитета. Нужно очень точно, грамотно выбрать место. Времена, когда воровские сходки российских законных проводились в Европе, кажется, прошли. Полиция европейских городов последнее время стала относиться к крупным сборищам русских с особой настороженностью – газетная шумиха, поднявшаяся на Западе по поводу «русской мафии», сделала свое дело. На Западе сейчас уже не разгуляешься. Теперь любое появление в Брюсселе или Вене команды более чем из трех-четырех человек русских, а тем более на «мерседесах», «бэ-эм-вэшках», вызывало просто панический страх у местных обывателей, автоматически ставило местных легавых на уши – все небезосновательно ждали какого-нибудь очередного подвоха от «новых русских». Поэтому, думал Шрам, сходняк надо на этот раз делать где-то в России, в хорошо проверенном месте – скажем, в Большом Сочи, в каком-нибудь тихом курортном поселочке, где есть приличная гостиница или пансионат. Снять заведение с потрохами, на корню, дать хозяину бабки в зубы, чтоб закрыл его и повесил на дверь табличку «спецобслуживание» – как когда-то в добрые «совковые» времена. Мало кто мог тогда предположить, что привычное для всесоюзных здравниц «спецобслуживание» означало не прием иностранных туристов и не съезд мелиораторов, а очередной воровской сходняк… Вот и теперь можно было вернуться к старому опыту «нарушителей советской социалистической законности». С организацией схода более-менее понятно.
Беспокоило же Шрама, скорей, другое – как воспримут люди известие о смерти Варяга. Ладно свои, питерские. Эти за него встанут горой. Как поведут себя московские, Шрам не знал, но надеялся, что его поддержат. Братва в обеих столицах в последнее время старалась не конфликтовать, улаживать дела полюбовно, «консенсусом», как выражался, царствие ему небесное. Стреляный. Нижегородские и казанские всегда старались сделать все по-своему. Они считали, что Москва и Питер далеко и у себя на территориях они «княжат», ни у кого ничего не спрашивая; курские, ставропольские, краснодарские шли за ними. Забайкальцы и дальневосточные вообще в последние годы вели себя отвязанно. Скатились к беспределу полному. Но этих и не слушали особо. Главное, как выскажутся сибиряки и уральцы. С ними возникнет проблема. Хотя именно то, что Варяг сгинул в северной зоне, давало Шраму лишний козырь – всегда можно было свалить это убийство на недогляд местных авторитетов, которые не сумели спасти смотрящего. На этом можно было сыграть. Но только осторожно, тонко. Главное тут было не перегнуть палку – потому что, как только зайдет речь о недогляде, уральские сразу же вспомнят, что взяли-то Варяга в Питере… А разборки, отчего да почему Варяг подсел в Питере, ему были совершенно не нужны. Пока вроде никто не догадывался о том, что Варяга ментам сдал именно он, Шрам. Быки, участвовавшие в той операции, погибли. Пузыря не стало. Варяга убили. Теперь свидетелей нет. Один Калистратов?…