– Сколько ему лет было?
– Пятьдесят четвертый повалил.
– Дети остались, значит…
– Трое. Два сына и дочь. Сыновья взрослые, Григорий и Артем. Работают, кстати, в Федеральной службе безопасности.
– Офицеры?
– Григорий подполковника недавно получил, Артем – капитан.
– А дочь?
– Школьница. Восьмой класс. Дашенькой зовут. С моей старшей дружит, Ольгой.
– А что сыновья? Как и народ, молчат?
– Беседовал я с ними. Благо, искать не надо, в одном доме живем. На вид они спокойны, но я чую в них нечто такое, что словами не выразишь. Понял я, Саша, сыновья не простят.
– В раскрытии убийства отца они участвовали? – помолчав, спросил Турецкий.
– Олег Владимирович не разрешил.
– Макеев? Начальник ФСБ?
– Он самый. Одного включил в группу по убийству Скачко, второго по убийству Приходько.
– Формально он прав. Уголовно-процессуальный закон не разрешает. Не положено. А по-человечески… Тут уж Бог ему судья, – сказал Александр. – Что за люди были Скачко и Приходько?
– О Приходько я говорил Меркулову…
– Охранник застрелил. На даче, в собственном бассейне. Рассказывал.
– Какой еще охранник? – вопросительно уставился на Турецкого Супрун. – Впервые слышу.
Поняв, что сболтнул лишнее, Александр постарался вывернуться.
– А разве такого слушка не было в городе?
Супрун внимательно поглядел на следователя, закурил, выпустив облачко дыма.
Сведения о причастности к убийству охранника передал Турецкому Крот, но откуда он их добыл, не сообщил.
– Впрочем, это одна из рабочих версий, – пояснил Александр. – В самом деле, кто же мог пристрелить хозяина в собственном доме? Вывод напрашивается сам собой. Человек приближенный, которому хозяин доверял…
– Не Петром ли звали охранника? – перебил его Федор Степанович.
– Петром, – помедлив, ответил Турецкий.
– Фамилия Ворончук?
– Тоже верно.
– Этот Петро Ворончук погиб. В Чечне.
– Этого я не знал, – сказал Турецкий. – А как он погиб?
– А вот по этому поводу слушок шел.
– Не доехал до Чечни?
– Доехал. И даже повоевать успел. Но погиб-то не в бою! Бесславно погиб. В пьяной драке. Это все, что я знаю. Об остальном Гришу спросишь, старшего сына Григория Ефремовича. Царство ему небесное…
– Обязательно спрошу, – пообещал Турецкий. – Скачко был, кажется, бизнесменом?
– Да. Но не из гнилой братии! Если чего-то и добился, то своей головой. А голова у него была умная. Железноводск, где он дела вел, в руках держал. Там, в его родном городе, на окраине и нашли его. Живот прострелен, и в голове пуля, как у вас говорят, контрольная.
– Крупный был бизнесмен?
– По нашим меркам, крупный.
– Значит, ездил не без охраны?
– Я тоже с охранниками езжу, а вот, поди ж ты, влип!
– Ты, Степаныч, маху дал.
– В чем?
– У нас в Москве до самой квартиры провожают.
– Дом-то мой – не проходной двор, а, так сказать, для начальства. В холле дежурный сидит.
– И вероятно, муниципал?
– Одет по форме. И пистолет при нем. Вот я и думал, каким таким образом минуют эти шакалы парня с пистолетом? Ну и придумали мы светом сигналить. Я, Саша, года полтора с охраной езжу, а никак не привыкну. Иной раз и просигналить забуду, так ребятки мои через считанные минуты тут как тут у дверей!
– Пройти мимо муниципала большого ума не надо. Тем более что брал-то тебя милиционер, старший лейтенант. А для парня с пистолетом он начальник.
– Не один брал-то. Еще два лба было и девушка. Симпатичная, между прочим. Машей зовут, как и мою жену. Старлей ладно, а остальные-то как прошли?
– Подумаешь, – отмахнулся Турецкий. – Не один ты живешь в начальственном доме. В гости пришли, скажем, к дочке того же начальника УВД или ФСБ!
– Гостей у нас принято приглашать через дежурного. С документами.
– Значит, прошли по документам, конечно, по приглашению. Вероятно, проверяли?
– У младшего сына Артема спросишь.
– Я поинтересовался делами об убийствах у зонального прокурора, курирующего ваш край. Следственное управление краевой прокуратуры пришло к выводу, что убийство совершено в результате разборки. Оказывается, Скачко был поставлен на счетчик…
– Какой, к лешему, счетчик?! Скачко никому ничего не был должен! Это я точно знаю, – перебил Супрун. – Конечно, проще всего свалить все на покойника. Мертвые сраму не имут… Покуда Скачко не был кандидатом, все было тихо и спокойно. Ни разборок, ни счетчиков!
– Ты-то сам, Степаныч, что об этом думаешь? – помедлив, спросил Турецкий.
– То же спрашивал Костя. И я ему ответил: мол, сам смекай, кому это выгодно. Если убивают кандидатов в губернаторы, то выгодно это одному человеку – действующему губернатору. Так я ему и заявил.
– И что на это ответил Константин Дмитриевич?
– Погоди, – подумав, ответил Супрун. – Это Костя мне сказал, что прямая выгода от убийства приходится на губернатора, хотя, разумеется, не он лично убивает. А я в ответ, что это, мол, его люди.
– Это уже обвинение, Федор Степанович. И весьма серьезное. Я бы на вашем месте с выводами не спешил, пока железных улик не собрали, – сказал Турецкий.
– Может быть, сам Колесниченко и не посылает киллеров на мокрые дела, но то, что он в лапах, и очень цепких, это точно.
– Уже теплее, – оживился Александр. – Я, признаться, успел лишь ознакомиться с биографией Колесниченко, и то в общих чертах, но о его друзьях-товарищах совершенно ничего не знаю. Может, просветишь?
– По-моему, у людей типа Колесниченко друзей быть не может.
– И какого же типа Колесниченко?
– Ты посмотри, Саша, какую карьеру он сделал! И всего-то за пять лет! Из директоров стройучастка прыгнул в мэры Пятигорска… Ты бывал в Пятигорске?
– Приходилось.
– Золотое дно для умелых людей! А умельцем Николай Михайлович оказался толковым. Годик поцарствовал, а наворочал столько, сколько другому и за десять лет не осилить. Пойди теперь сунься в санаторий! Хрен с два! Нет их, санаториев-то! Кабаки, казино, конторы, банки. И все это добро принадлежит не трудовому народу, не-ет, частнику. Из мэров он прямиком в Москву, в Государственную Думу! А там, видать, обзавелся связями – и снова в родные края. Считай, отгубернаторствовал. Приедешь – увидишь.
– Представляю. Кабаки, казино, конторы, банки… Чему ты удивляешься, Степаныч? Не только в Ставрополе такая картина. Во всех крупных городах.
– И что в этом хорошего? Предложили бы тебе сейчас, Федор Степаныч, очутиться в том, советском времени. Согласился бы? – помолчав, спросил Турецкий.
– Нет.
– Почему?
– Так сразу и не ответишь…
– И я бы не согласился.
– В те последние годы в больших кабинетах стало дурно пахнуть, – произнес Супрун.
– Чем?
– Могилой. Чего смеешься? Правду говорю. Заходишь, предположим, к первому. Сидит. Как правило, в конце дли-инного стола. И кажется ма-аленьким, хрупеньким, хотя на самом деле человек как человек. А это потому, что стол километровый, опоясанный одинаковыми стульями. И не поднимется даже, гад! Махнет ручкой, подойди, мол. И запах в кабинете, повторяю, трупный. И сидит этот человечек и год, и два, и десяток лет, а то и не один. Поневоле протухнешь. Озолоти, не вернусь в прежние времена! Он сидит, а по полям свиньи гуляют! Да не по пустым полям. Выпускали мы, Саша, свиней на помидорные поля. Транспорта нет, о холодильниках уж молчу, их и в помине не было, а жара несусветная, текут томаты. Вот и выпускали. Все какая-то польза. А сливы взять, абрикосы! Бульдозерами в рвы сталкивали! А ему, тому, кто за столом сидит, Героя на грудь! Урожай-то и впрямь небывалый!
– А теперь как?
– Теперь, Саша, машины за помидорами в очередь стоят. И непростые. Почти все с холодильниками.
– Значит, правильным путем идем, товарищи!
– На цены погляди. Я глянул на московские прилавки и ахнул. Семь-восемь тысяч! А у нас-то они с полей берут по тысяче двести!
– Люди кавказской национальности, – то ли спросил, то ли уточнил Турецкий.
– Они. Лихой народец…
– А из твоего хозяйства они тоже вывозят?
– Вывозили. Тряхнули мы мошной, в долги залезли, но приобрели собственные машины с холодильными установками. Теперь сами возим. В том числе и сюда, в Москву.
– Знаю. Фирма «Машук», – сказал Турецкий.
– Эта квартирка тоже числится за фирмой.
– И как на это смотрит КАКТ? Особенно генеральный директор господин Юсин, он же Миша Муссолини?
– Косо смотрит.
– А Колесниченко?
– Колесниченко меня поддерживает. Если бы не он, думаю, гореть бы мне синим пламенем!
– Мы отвлеклись от темы, Степаныч. Итак, нет друзей у Николая Михайловича. Но ведь с кем-то он проводит свободное время?
– Бывало и со мной, пока я не стал кандидатом.
– Меня интересуют его отношения с прокурором края Власенко, начальником краевого управления ФСБ Маркушей и начальником краевого УВД Макеевым? – прямо спросил Турецкий.
– Очень хотелось бы тебя обрадовать, выложить, так сказать, на стол вещественные доказательства, но их у меня, к сожалению, нет.
– А я тебя и не просил об этом, – усмехнулся Александр.
– Что касается отношений, то они приятельские. Так, по крайней мере, мне показалось.
– Твое замечание о доказательствах меня заинтересовало…
– Губернатор, прокурор, оба начальника – власть края. И если эта власть не может раскрыть ни одного убийства, согласись, это наводит на мрачные мысли…
– Посмотрим с другой стороны, – сказал Турецкий, вытаскивая из нагрудного кармана фотографию.
– Не знаю, кто это, – приглядевшись к фотографии, ответил Супрун.
– И не разу не видел? Приглядись, Степаныч.
– Нет. Не видел. На зрительную память я не жалуюсь. Мельком увижу человека и, если понадобится, могу припомнить, где и при каких обстоятельствах я его встретил.
– А вот Колесниченко и все три начальника встречались с этим человеком. И не где-нибудь, а в Ставрополе. И не раз. Потапов Юрий Андреевич. – Постучал по фотографии Турецкий.
– Минутку! Значит, это и есть господин Потапов…
– Он самый.
– Слышал о его приездах. Но познакомиться не сподобился.
– Не сподобили тебя, Степаныч! Не нужен ты был ни губернатору, ни начальникам, ни самому Потапову, потому для них ты чужак. И даже опасный.
– Он же из президентской команды…
Турецкий хотел было сообщить Супруну, что ранее пребывал господин Потапов в местах не столь отдаленных, но глянул на собеседника и решил не огорчать его. Верит, видно, человек представителям президентской команды, ну и пусть себе верит, до поры до времени. Александр снова положил фотографию в карман.
– Александр Борисович, а для чего ты фотографию такого человека с собой таскаешь? Неужели… – начал было Федор Степанович, но Турецкий перебил его:
– Тебе известно, что мой бывший шеф, два года исполнявший обязанности Генерального прокурора России, сидит в Лефортовской тюрьме?
– Газеты читаем, телевизор смотрим, – улыбнулся Супрун.
– А ведь тоже был видным представителем президентской команды, как, впрочем, и бывший охранник Президента, и экс-руководитель ФСБ, и уволенный вице-премьер, и многие другие рангом пониже. – Турецкий посмотрел на Супруна и улыбнулся. – Не переживай, Степаныч. Прорвемся. – Он посмотрел на часы. – Меркулов просил тебя подъехать. Могу подкинуть.
– Ты на машине?
– Да.
– А как же? – Супрун выразительно щелкнул по горлу. – Нарушаешь.
– Понимаю. Нехорошо. Но что теперь делать?
– Едем.
– Прибраться бы надо, – кивнул на стол Александр.
– Приберут. Соседка, вдова писателя, порядок наводит. Сам понимаешь, пенсия с гулькин нос. Мы ее не обижаем.
– Квартиру открывает своим ключом? – поинтересовался Турецкий.
– Да, ключ у Галины Николаевны есть.
– А я предполагал, что хата глухая, а у вас проходной двор, – недовольно пробурчал Александр.
– Женщина она приветливая, добрая. Если всех подозревать, так лучше и не жить!
– Доброта да простота нас и губят, – все еще недовольно продолжал Турецкий. – Лучше бы вдова эта мегерой была! Бабой-ягой! Не интересовался, частенько ли собирает гостей в этой квартирке твой Юрий Игоревич?
– Человек он замкнутый. Убежденный холостяк. С женщинами не водится.
– Это плохо, – назидательно ответил Александр. – Женщин надо любить. Для этого их и Господь создал…
Открывая дверцу своей машины, Александр привычно и незаметно оглядел автомобили, стоявшие неподалеку. Наметанный глаз его скользнул по затемненным окнам «мерседеса» вишневого цвета. Сквозь переднее стекло неясно виднелась фигура водителя и головы двоих мужчин, сидевших сзади. Турецкий тронул машину и, проехав немного, заметил через боковое стекло мягко плывущий за ним «мерседес». Это могло быть случайностью, но профессиональное чутье подсказывало Александру, что это вовсе не случайность. И он решил проверить. Миновав Большую Полянку, он выехал на Садовое кольцо, проехал по мосту, свернул направо и помчал по набережной Москвы-реки в сторону Лужников. «Мерседес» не отставал.
– Саш, а ты ведь не туда едешь, – сказал Супрун. – Я хоть и плоховато столицу знаю, но вижу, не туда едем.
– Обернись. Видишь «мерс»?
– Ну?
– На хвост сел. От самого писательского дома.
– Ну и что делать будем? – спросил Федор Степанович.
Вместо ответа Турецкий свернул в первый ближайший переулок, но и «мерс» мимо не проскочил.
– У тебя пистолет с собой, Саша? – почему-то перейдя на шепот, спросил Федор Степанович.
– И что ты сделаешь с этой пукалкой? – хлопнул себя по боку Турецкий. – У них, может, «стингер» есть? Или это друзья твои?
– Да ты что?!
– Ты смотри, давят и давят, гады! Как считаешь, чего им надо?
– Видно, решили довести дело до конца. В Ставрополе не угробили, так здесь хотят.
– Не то, Степаныч, не то, – возразил Турецкий. – Если бы они всерьез захотели тебя убрать, давно убрали бы.
– Да откуда им знать, что я в Москву рванул?
– А как же, на всякий случай проверили. Сам видишь, висят… Квартирка, где ты мог остановиться в Москве, надо полагать, ими давно вычислена. Так что, Степаныч, ночевать ты сегодня будешь в другом месте. А денька через четыре поедем мы с тобой в твой родной южный край!
– Едут. Не отстают, – посмотрев назад, убедился Супрун.
– А им любопытно, куда мы так спешим-торопимся. Интересно, что за людишки сидят в «мерсе»?
– А ты сообщи на ближайший пост ГАИ. Пусть тормознут.
– Бесполезно.
– Почему?
– По номеру вижу, что машина из гаража ба-альшого начальства. А потому пошлют они гаишника куда подальше!
– Обязаны остановиться, – настаивал на своем Супрун.
– Мы по-другому сделаем, Степаныч, – вытаскивая свой сотовый, ответил Александр. – Слава! Привет. Еду по Комсомольскому. Минут через пять буду возле тебя. Висят у меня на хвосте какие-то хмыри. Вишневый «мерседес»… Все. Теперь поглядим-посмотрим, – улыбнулся он Федору Степановичу.
Выехали на Пречистенку. Турецкий сбавил скорость. Впереди пару раз мигнули задние фары джипа Грязнова. Проезжая мимо джипа, Турецкий помахал Славе рукой. Джип, опередив «мерседес», почти вплотную пристроился к «Ладе» Турецкого. «Лада» внезапно набрала скорость и нырнула в ближайший переулок. Джип рванул следом, но через несколько метров резко затормозил: перед ним поперек дороги стояла фура. Водитель «мерседеса» успел среагировать, но все-таки слегка толкнул джип бампером. Грязнов неспеша вышел из машины.
– Вот и все, – сказал Турецкий.
– Да-а, – протянул Федор Степанович. – Лихо! Отработанный трюк.
– Теперь Слава очень внимательно осматривает задний бампер своего джипа, – рассмеялся Турецкий. – И наверняка найдет небольшую царапину. Интересный разговор сейчас с мужичками из «мерса»! И как пить дать обует их Слава тысчонок на пятьсот!
– Машина-то большого начальства, – напомнил Супрун.
– Да и эта принадлежит не нашему начальству. Уродовать машины стоимостью тридцать пять тысяч баксов никому не позволено, – ответил Александр. – Тем более если она из гаража управления внутренних дел.
– Дружок твой?
– Друг, – серьезно ответил Турецкий. – До гроба. И между прочим, врио начальника Московского уголовного розыска.
«Лада» снова выскочила на Садовое и вскоре затерялась в потоке машин.
Охранник, которого профессионально уложил Федор Степанович Супрун, пришел в себя быстро, пошатываясь и держась за голову, поднялся. Огляделся и конечно же немедленно обнаружил, что остался без оружия. Был охранник родом из казачьей станицы Татарки, известной по всему краю как место, откуда вышло немало лихих людей, а попросту сказать, бандитов. Звали охранника Леонидом по фамилии Грищук, но местные знали его под кличкой Коршун.