Уткин устало пожал плечами.
– Ты хочешь остаток своих дней провести в тюрьме за преступление, которого, по твоим словам, не совершал? – Сосед оседлал табуретку и уставился на Уткина профессиональным взглядом удава.
Тот снова пожал плечами:
– А что подумает о тебе дочь, я уж не говорю о твоей карьере…
– Это бессмысленный разговор, может, ей и стоило умереть, но я ее не убивал, я звоню в милицию, и пусть они разбираются. – Иван Сергеевич уже не мог препираться и снова набрал 02.
Сосед отобрал у него трубку:
– Дай лучше я позвоню. Пойди выпей валерьянки и отдохни… Да, жаль, лыжи на сегодня придется отменить.
Через пять минут действительно приехала бригада ребят в штатском. Никаких фотоаппаратов и оборудования для дактилоскопии и прочих криминалистических хитростей при них не было. Труп погрузили на носилки и вынесли, а после «оперативники» вместо обычных для такого случая вопросов и процедур принялись молча… убирать квартиру. Мебель была расставлена по местам, ковры тщательно вычищены, всю кухню промыли каким-то раствором с запахом не то сероводорода, не то можжевельника. С вешалки исчезло Ларисино пальто и сумочка. Протерли все, к чему она могла прикасаться, даже альбом с фотографиями не забыли.
«Интересно, они знали про него или это просто классные профессионалы?» – подумал Уткин, но тут же забыл об этом, какое это теперь имеет значение.
Через полчаса квартира сияла. Сосед, выпроводив «оперативников», вернулся к Уткину.
– Ну что, может, все-таки пойдем на лыжах побегаем? – спросил он вполне жизнерадостно.
– Кто были эти молодцы? – Иван Сергеевич медленно приходил в себя и осознавал, что кто-то его подставил, и если бы не сосед, то на его жизни впору было ставить жирный-прежирный крест. Только… не сам ли сосед и организовал весь этот спектакль с трупом в главной роли? Уж очень гладко все у него вышло. Тогда…
Сосед пропустил его вопрос мимо ушей.
– Ладно, отдыхай, заслужил. – Он дружески похлопал Ивана Сергеевича по плечу и уже у выхода обернулся и коротко хохотнул:
– Только скажи, за что ты ее все-таки?
Уткин тоже не удостоил его ответом.
Больше о Ларисе Иван Сергеевич ничего не слышал, где и кто ее похоронил, не знал, хотя даже если бы знал, вряд ли стал бы ходить на ее могилу.
12 февраля
В 10.55 Катя припарковалась у бензоколонки. В одиннадцать капитан Лихачев в старой, знавшей лучшие времена кожанке и лыжной шапочке открыл левую дверцу машины:
– Здравствуйте, барышня. Как настроение?
Катя неопределенно пожала плечами. На самом деле ей, конечно, было страшно, но признаваться в собственной слабости она не собиралась. Капитан устроился рядом с ней, а на заднее сиденье уселся его спутник лет тридцати в хлопчатобумажной спортивной куртке. Он поставил себе на колени вместительную спортивную сумку, которую заботливо поддерживал обеими руками.
– Это Федор, он вас потом радиофицирует, – представил спутника Лихачев. Федор приветливо кивнул.
Капитан подышал на озябшие руки и пристально посмотрел на Катю.
– Слушайте внимательно. Ровно в двенадцать подъедете к ресторану. Припаркуетесь, но не будете выходить из машины. Когда они к вам подойдут, требуйте показать Назарова, мотивируя тем, что хотите убедиться, все ли с ним в порядке. Мы будем рядом, – он говорил медленно, обычным будничным голосом, стараясь внушить Кате, что для него и его людей это заурядная операция, каких было уже не меньше тысячи и которые в подавляющем большинстве завершались успешно. – Потом подойдете к их машине и передадите деньги из рук в руки Кроткову. Скажете: «Здесь ровно шестьдесят тысяч». Запомнили?
Катя возмутилась:
– Вы меня держите за дауна?
– В момент передачи денег мы их и возьмем. Как только Кротков получит сумку, тут же падайте на землю и постарайтесь уложить рядом Назарова.
– А если они не привезут Эльдара? – Несмотря на уверенность капитана, Катя все еще нервничала.
– Все равно будем брать. Даже тем более! Сомнительно, чтобы они вас с такими деньгами отпустили.
– Хорошенькое дело, – подпрыгнула Катя. – И каков же шанс у Эльдара после этого остаться в живых?!
Капитан досадливо поморщился.
– Будем надеяться на лучшее, – отрезал он. – А сейчас Федор укомплектует вас электроникой.
Федор бережно извлек из металлической коробочки крошечного «жучка» и приколол его к воротнику Катиной шубы:
– Устройство включается на звук голоса. Дальность действия до полутора километров.
– В этой сумке деньги. – Лихачев подал сумку Кате. – Вернее, не деньги, а имитация, кукла, короче говоря. Ровно шестьдесят пачек.
– А если они будут пересчитывать? – испуганно спросила она.
– Не успеют. Мы их раньше возьмем.
ТУРЕЦКИЙ И КОМПАНИЯ
14 февраля, день
Они кружили и кружили по перелескам, разъезжались и встречались с грязновской «Нивой», вылезали на мороз размять ноги и, щурясь, разглядывали безжизненные как будто пространства. На Турецкого напялили общеупотребительные валенки и полушубок.
Качка и лютый холод часам к трем дня сделали свое дело, и лица бравых охотников к концу дня приобрели землистый оттенок. А стекла машин, напротив, немного оттаяли на солнце.
Наконец обе машины разом остановились надолго – у опушки со столбом. Слава выдал своему приятелю ведомственный «калашников»:
– Ставь его на одиночный выстрел.
Турецкий, с невольной завистью глянув на снаряжение своих спутников, критически осмотрел свое.
След кабана нашли быстро, причем крупного. Но опытному егерю Колчанову что-то явно не давало покоя. Он убежал глубоко в лес и, вернувшись, сообщил:
– Волки. Трое и один. Утром зашли.
– А как же кабан? – удивился Турецкий.
На него замахали руками: ты что, дескать, не понимаешь, нельзя упускать такой случай, тем более рядом заповедник, есть серьезная опасность, что «серые» уйдут туда «резать» живность.
– А волки дорог разве не боятся?
– Они и по дороге любят прямо идти.
Денис, Мишка Колчанов и Турецкий рванули на джипе вокруг леска обрезать зверю путь. Грязнов на своей «Ниве» остался ждать у опушки.
– Ну как, Сашка, – весело закричал им вслед Грязнов, – уже почувствовал кайф?
Турецкий нехотя разлепил губы:
– Почувствовал. Охота – пуще неволи.
Остановились. Колчанов стал расставлять своих спутников «на номера». Турецкий был прикреплен к гигантской осине в полтора обхвата. Денис пошел в загон, в овраг.
Сам Колчанов остался у замерзшего русла ручья и ракиты. Время от времени он давал по радиопередатчику команду, и охотники добросовестно по очереди издавали длинные воинственные крики. Волк должен был подняться.
Турецкий подумал и засек время.
Морозец стоял градусов пятнадцать. Колчанов по егерской привычке считал куропаток…
Прошло ровно три часа. Валенки были мокрые насквозь. Турецкий подумал, что, кажется, заболевает.
Никакой волк на них так и не вышел. Колчанов честно взял вину на себя, предположив, где именно волк прошел сквозь их стройные ряды. А может быть, вообще не поднялся на крики и залег. Пора было разряжать ружья.
Турецкий подумал, что, вопреки байкам, охотники, оказывается, довольно честный народ. И совсем не завиральный.
Вечером закоренелый холостяк Слава ловко поджарил свежее мясо. Денис не слишком умело сварил картошку. Остальные скромно достали из сумок копченое сало, соленые огурцы, серый крестьянский хлеб и литр водки на троих, так чтобы разговеться.
Приняв «на грудь» сто пятьдесят «зубровки», егерь Колчанов просвещал своих гостей:
– Все знают, что во главе стаи стоит вожак. И очень мало кто – что это вовсе не самец, а матерая сука. Потому как у волков – матриархат. А вот ейный муж, суки, значит, – это уже авторитет номер два. А рядовые члены стаи – это уже их щенки, переярки (это которые от прошлого года) и прибылые (только молодняк). Вся эта свора каждый божий день патрулирует свою территорию, проходя в поисках жратвы до ста километров. Не слабо? А чего мелочиться. Матерый волчина запросто завалит самого крупного лося. И знаете, как он это делает?
– Известно как, – заявил Грязнов. – На всех картинках это рисуют. Вцепляется волк животному в шею или в ногу и висит себе потихонечку.
– Ни фига подобного. Примерившись хорошенько, намертво вцепляется клыками, значит, в это самое место. В промежность то есть. Упирается всеми четырьмя лапами и вырывает оттудова кусман мяса. И все. Лосю хана.
Еще через сто пятьдесят Колчанов довольно смачно продолжал:
– Это был здоровенный лосина, мать его. А лосина, это, я вам скажу, не лососина. И что вы думаете? Слава Аллаху, я с не наветренной стороны его пас, было время прицелиться. И – бах! – с одного выстрела завалил сохатого. Здоровенный – жуткое дело. Ну, отрезал я от него одну ляжку, завалил себе на плечо, иду дальше. Километров пять протопал, вдруг хруст. Выглядываю из-за куста – сохатый. Срываю винтовку и, почти не успевая прицелиться – бах! – не поверите, тоже с одного выстрела завалил другого сохатого. Подхожу к нему, глядь, а он – еще больше первого. Что же делать-то?! Отрезаю и от этого ляжку и заваливаю себе на другое плечо. Тяжело – страшное дело. Ну топаю, значит, кое-как дальше… Черт, во рту пересохло. Налейте махануть, мужики. – Он опрокинул в себя полстакана и зажмурился. Ловко подхватил двумя пальцами кусок горячего мяса и отправил его вслед за водкой.
Остальные, затаив дыхание, слушали эти охотничьи подвиги и звуки проваливающегося куска кабанятины.
Наконец рассказчик удовлетворенно отрыгнул, запил это дело холодной водой и слегка обвел присутствующих осоловелым взглядом:
– Так на чем я остановился?
– Дак ведь, – взволнованно подсказал Денис, – две ляжки у вас на плечах!
Остальные присутствующие подтверждающе закивали.
– А… две ляжки, да? Да-да-да, – спохватился бывалый охотник. – Значит, гляжу я – две ляжки у меня на плечах. Ну, и тут я ей как засадил!
…В восемь утра на ногах были уже все, кроме Колчанова, которому дали отоспаться после ратных подвигов.
Грязнов с племянником решили устроить гонки на своих машинах через заснеженное двухкилометровое поле до давешнего столба у опушки, куда, на воображаемую финишную прямую, в качестве арбитра послали Турецкого. И сам не зная зачем, забросив «калашникова» за спину, он потопал к опушке.
Отмахал с полчаса, но не дошел еще до столба метров тридцати, как услышал далеко позади рев моторов. Нетерпеливые родственники, не прогрев как следует двигатели, уже взяли старт. Денис на своем «форде» сделал это легко и красиво, а вот у Славы сразу же что-то не заладилось. Впрочем, племянник держался великодушно и не разгонялся слишком быстро. С другой стороны, на таком поле больше восьмидесяти километров в час, даже при всем желании, сделать было нельзя.
Вдруг что-то случилось.
– Ружья, мужики! Ружья!!! – где-то далеко взвыл оставленный не у дел Колчанов.
Турецкий повернулся назад и увидел поразительную картину. Прямо на него по полю, галопом, несся волк. Справа рядом с ним мчался джип, оттесняя волка к лесу, чтобы отвести его от Турецкого. А метрах в пятидесяти позади, но слева от волка, еще только разгонялась грязновская «Нива», из которой тем не менее уже бесперебойно палил Слава.
И все мимо.
Турецкий успел подумать, что, наверное, за всю свою жизнь, включая детско-юношескую стрельбу в тирах ДОСААФ, Грязнов еще никогда так не мазал.
Волк приближался, как в кино, рваными монтажными кусками.
Турецкий снял с ремня «калашников» и взвел затвор.
Джип отогнал-таки волка в сторону от Турецкого, но зато теперь сам летел прямо на него.
«А вдруг Денис – это оборотень?» – Несколько не вовремя родилась у Турецкого безумная мысль.
Турецкий вдумчиво прицелился и соединил мушку и прорезь прицела. Серо-бурая шерсть настоящего волка, пойманная в его прицел, шла ходуном, переливаясь волнами.
Турецкий плавно нажал на курок.
Но волк вел себя не плавно. Скаля зубы и оглядываясь, он вдруг резко развернулся, и меткая пуля Турецкого прошила бензобак «Нивы», наконец-то прилично разогнавшейся параллельным курсом. Никто не успел понять, что произошло.
– Прыгай, Слава, прыгай! – отчаянно завопил Турецкий, но вряд ли кто-то его услышал.
Грязнов в азарте погони заложил крутой вираж, но не удержался и вылетел из кабины. Его «Нива» пролетела еще с десяток метров и неожиданно (но только не для «снайпера» Турецкого) взорвалась. Новое охотничье ружье осталось в машине.
Волк на мгновение остановился поглядеть на это невероятное зрелище.
Турецкий ожесточенно дергал заклинивший затвор «калашникова».
Грязнов, едва придя в себя, уже ковылял к Турецкому, доставая на бегу нож, но был непоправимо далеко.
В это мгновение джип, управляемый Денисом, уклоняясь от Турецкого, которого иначе он должен был неминуемо сбить, влетел в столб у опушки.
Теперь волк и человек с заклинившим автоматом остались один на один.
Земля за последние ночи промерзла настолько, что удержала столб в себе, и для джипа это оказалось хуже всего.
Хищник оттолкнулся задними лапами и взвился в прыжке.
Загипнотизированный Турецкий увидел летящие на него желтые глаза.
Он вспомнил: «…намертво вцепляется клыками в промежность и, уперевшись всеми четырьмя лапами, вырывает оттуда кусок мяса. Все…»
Со стороны опушки раздался сухой хлопок.
Волк все еще был в воздухе, но падал, повинуясь уже только силе притяжения.
Волк был убит в воздухе. И упал на Турецкого уже мертвым.
Подбежавший Грязнов оттащил его в сторону и поставил своего друга на ноги. В этом ему помог еще один новый охотник, похоже, спасший жизнь всей честной компании. Грязнов поднял на него глаза и увидел на лбу шрам, а за приподнятой верхней губой знакомую улыбку.
Это был Лозинский.
Обалдевший от всего на свете Турецкий чихнул несколько раз подряд.
КАТЯ
12 февраля
Ровно в 12.00 Катя была у ресторана «Ореховый». Расторопный Сеня тут же подлетел и попытался распахнуть перед ней дверцу. В стоящем неподалеку сером «БМВ» опустилось левое переднее стекло, и Кротков приветственно помахал ей рукой. Сквозь тонированные стекла на заднем сиденье смутно угадывались трое, один из которых вполне мог быть Эльдаром. А мог и не быть.
– Я никуда не пойду, пока не увижу Эльдара, – сказала Катя, искренне поразившись тому, насколько твердо и уверенно прозвучал ее голос.
Сеня, кивнув, молча испарился. Задняя дверца «БМВ» открылась, и из машины неуверенно выбрался Эльдар. Он был бледен и небрит. В Катину сторону даже не взглянул, опершись на дверцу, принялся ковырять асфальт носком ботинка и, казалось, был полностью поглощен этим занятием.
Катя вышла из машины и медленно направилась к «БМВ». Никаких признаков милиции в природе не наблюдалось. Только дворник у входа в ресторан усиленно трудился. И еще работал «дворник» на лобовом стекле «БМВ». Первый из двух, не видя реальной перспективы в том, чтобы убирать беспрерывно идущий снег, щедро присыпал его песком, изготовляя огромный слоеный пирог – слой песка, слой снега и так далее, рискуя за день поднять уровень тротуара сантиметров на сорок.
Катя прошла примерно половину расстояния между машинами, когда из «БМВ» вылез Кротков и, широко улыбаясь, пошел ей навстречу:
– Здравствуйте, Екатерина Ивановна. Я рад, что вы смогли почтить нас своим присутствием.
– Вот деньги, – не отвечая на приветствие, произнесла Катя и протянула ему сумку. – Здесь ровно… – начала она условную фразу и осеклась. Кротков остановился в трех шагах и досадливо махнул рукой:
– Что вы так сразу, деньги… Пойдемте, посидим, выпьем шампанского за счастливое освобождение вашего возлюбленного и наше дальнейшее плодотворное сотрудничество.
– Знаете, как раз сегодня мне что-то не хочется шампанского, – отказалась Катя, лихорадочно соображая, просчитал ли капитан Лихачев такой поворот событий. – Забирайте.