Лионель был юноша честолюбивый. Ему подумалось, что вот он случай – сравняться со своим знаменитым двоюродным братом. Он тихо поднялся, облачился в доспехи и поскакал вдогон победителю, дабы вызвать его. Меньше чем через минуту он тоже лежал на земле, связанный так, что и не двинуться, и, прежде чем Ланселот пробудился, вся кавалькада исчезла. Загадочный рыцарь, победивший во всех этих схватках, был сэр Тарквин, брат Карадоса, недавно убитого Ланселотом. Он имел обыкновение свозить плененных им рыцарей в свой мрачный замок, срывать с них одежды и сечь, пока душа не утешится, – такое у него было хобби.
А Ланселот все спал, и той порой явилась, пригарцовывая, новая пышная кавалькада. Середину ее образовывал балдахин зеленого шелка, несомый на четырех копьях пышно разодетыми рыцарями. Под балдахином ехали на белых мулах четыре немолодые Королевы. Зрелище было весьма живописное. Они как раз проезжали мимо яблони, когда конь Ланселота трубно заржал.
Королева Моргана ле Фэй, старшая из четырех Королев – а все они были колдуньи, – остановила процессию и подъехала к сэру Ланселоту поближе. Вид у него, раскинувшегося в полном воинском облачении на траве, был довольно грозный.
– Да это же сэр Ланселот!
Ничто не распространяется так быстро, как слух о скандале, особенно среди людей, прикосновенных к сверхъестественному, а потому четыре Королевы уже знали о любви рыцаря к Королеве Гвиневере. Знали они и о том, что он признан сильнейшим рыцарем мира. Это заставило их воспылать ревностью к Гвиневере. Так что возможность, вдруг открывшаяся перед ними, их немало утешила. Они тут же принялись переругиваться, споря о том, кому из них предстоит посредством магического искусства завладеть Ланселотом.
– Нам нет нужды пререкаться, – сказала Моргана ле Фэй. – Я наведу на него чары, чтобы он еще шесть часов не проснулся. А когда он окажется в моем замке, он сам сможет выбрать, которая из нас станет его полюбовницей.
Так она и сделала. Двое рыцарей, уложив спящего воина на щит, отнесли его в Замок Чэриот. Ныне тот не имел уже облика замка эльфов, построенного сплошь из еды, пребывая в обыденном виде зауряднейшей крепости. Все еще спящего Ланселота поместили в холодную голую комнату и оставили лежать, пока не развеются чары.
Очнувшись, Ланселот не смог понять, куда он попал. Света в комнате не было, а каменные стены ее отзывались темницей. Он лежал в темноте, гадая, что приключится дальше. Затем мысли его перетекли к Королеве Гвиневере.
Дальше же приключилось вот что: пришла прекрасная девица, принесла ему обед и спросила, как он поживает.
– Как дела, сэр Ланселот?
– Сам не знаю, прекрасная девица. Я не знаю, как я сюда попал, а потому не знаю и каковы мои дела.
– Вы только не падайте духом, – сказала девица. – Если вы действительно такой замечательный человек, как о вас говорят, я, может быть, завтра утром смогу вам помочь.
– Благодарю. Поможете вы мне или нет, но я рад, что вы обо мне такого доброго мнения.
И с тем прекрасная девица удалилась.
Поутру заслышался грохот засовов, скрежет ржавых запоров, и в темницу вошли несколько челядинцев в кольчугах. Они выстроились по обе стороны двери, а следом появились волшебные Королевы, все в своих лучших нарядах. Каждая Королева одарила сэра Ланселота величавым реверансом. Ланселот вежливо встал и сдержанно поклонился каждой из них. Моргана ле Фэй представила их как Королев Гоора, Северного Уэльса, Восточной Страны и Внешних Островов.
– Ну что же, – сказала Моргана ле Фэй, – нам ведомо, кто ты такой, а потому не тешь себя мыслью, что мы ничего о тебе не знаем. Ты сэр Ланселот Дюлак, и у тебя любовь с Королевой Гвиневерой. О тебе говорят, что ты лучший рыцарь на свете, и по этой причине всякая дама к тебе благосклонна. Впрочем, теперь простись с их благосклонностью. Мы все Королевы, ты в нашей власти, и тебе следует выбрать, какая из нас станет твоей возлюбленной. Заставить тебя мы, очевидно, не можем, пока ты сам не сделаешь выбор, – но одну из нас ты выбрать обязан. Итак, которую?
Ланселот сказал:
– Как же могу я ответить на подобный вопрос?
– Да уж как-то ответить придется.
– Прежде всего, – произнес он, – то, что сказали вы обо мне и супруге Короля Британии, – ложь. Будь я сейчас на свободе или имей, как прежде, оружие, я доказал бы это, сразившись с любым воином, какого вам было б угодно выставить против меня. Что же до прочего, я, безусловно, ни одну из вас в возлюбленные не возьму. Простите, если это невежливо, но больше мне нечего вам сказать.
– Вот как! – сказала Моргана ле Фэй.
– Вот так, – сказал Ланселот.
– И это все?
– Все.
Четыре Королевы с холодным достоинством поклонились и строем вышли из комнаты. Стража четко развернулась налево кругом, лязгая по каменному полу доспехами. Свет начал удаляться. Дверь захлопнулась, взвизгнул ключ, и засовы с грохотом вернулись в свои гнезда.
* * *
Когда прекрасная девица вновь принесла ему пищу, он заметил, что ей явно хочется поговорить. Ланселот заключил, что девица она смелая и, судя по всему, довольно упрямая.
– Вы говорили, что, может быть, сумеете мне помочь?
Девица с сомнением оглядела его и сказала:
– Я могу вам помочь, если вы и вправду тот человек, за которого вас принимают. Вы действительно сэр Ланселот?
– Боюсь, что так.
– Я помогу вам, – сказала она, – если вы мне поможете.
И она залилась слезами.
Пока девица плачет, а делает она это с немалым очарованием и изрядным усердием, нам, пожалуй, следует пояснить кое-что касательно турниров – каковы они были в те давние дни Страны Волшебства. Настоящий турнир это не то, что единоличные поединки. В поединках рыцари сражались один на один – копьями или мечами, – дабы завоевать награду. Турнир же более походил на беспорядочную потасовку. Каждый из рыцарей выбирал, на чьей стороне он будет сражаться, так что на каждой их оказывалось человек по двадцать или тридцать, и затем эти стороны бились довольно безалаберным образом. Такого рода массовым стычкам придавалось большое значение – скажем, если вы вносили плату за участие в турнире, вам дозволялось по тому же билету биться и в единоличных схватках, а если вы платили только за них, то участвовать в турнире вам уже не разрешали. Случалось, что в общей сшибке люди получали опасные увечья. В целом у этих схваток имелись свои достоинства – когда за ними присматривали судьи. К сожалению, в те ранние дни бывало это нечасто.
Добрая Старая Англия времен Пендрагона весьма походила на Несчастную Старинную Ирландию под ферулой О’Коннеллов. Она разделялась на обособленные партии. Рыцари одного графства, или обитатели одного округа, или челядинцы одного благородного владетеля без особого труда доводили себя до ненависти к партии, проживавшей по соседству. Эта ненависть перерастала во вражду, и тогда король или вождь одной местности вызывал вождя другой на турнир – и партии сходились, горя желанием причинить одна другой побольше вреда. То же происходило во времена папистов и протестантов или Стюартов и Оранжистов, встречавшихся с дубинами в руках и с жаждой убийства в душах.
– Почему вы плачете? – спросил сэр Ланселот.
– Ах, сэр, – рыдая, вымолвила девица, – этот ужасный Король Северного Уэльса вызвал моего отца на турнир в будущий вторник, а на его стороне трое рыцарей Короля Артура, и оттого моего несчастного отца непременно ждет поражение, и я боюсь, что его покалечат.
– Понятно. А как же имя вашего отца?
– Его зовут Король Багдемагус.
Сэр Ланселот встал и вежливо поцеловал ее в лоб. Он уже понял, чего от него ожидают.
– Хорошо, – сказал он. – Если вы вызволите меня из этой тюрьмы, я готов в будущий вторник сражаться на стороне Короля Багдемагуса.
– О, благодарю вас, – сказала девица, выжимая платок. – Теперь же, боюсь, мне нужно уйти, иначе внизу меня хватятся.
Естественно, что никакого желания помогать Королеве Северного Уэльса томить Ланселота в узилище она не испытывала, тем более что Король Северного Уэльса намеревался биться с ее отцом.
* * *
Утром, еще до того, как обитатели замка проснулись, Ланселот услышал, как тихо отворяется тяжелая дверь. Мягкая ладошка скользнула в его ладонь и повела его сквозь тьму. Они миновали двенадцать волшебных дверей и наконец достигли оружейной, в которой он обнаружил свое оружие и доспехи приготовленными и начищенными. Ланселот облачился, они прошли на конюшню – там его конь царапал булыжник блестящей подковой.
– Помните же.
– Конечно, – сказал он и выехал по подъемному мосту под утренний свет.
Пока они крались коридорами Замка Чэриот, у них составился план встречи с Королем Багдемагусом. Ланселоту предстояло приехать в обитель белых монахов, расположенную неподалеку, и там повстречаться с девицей, которой, разумеется, придется бежать от Королевы Морганы, ибо девица ей изменила, выпустив рыцаря из-под стражи. В обители они дождутся появления Короля Багдемагуса, а затем все подготовят к турниру. К несчастью, Замок Чэриот стоял в Диком Лесу, и Ланселот заблудился, потеряв дорогу к обители. Конь и всадник проблуждали почти целый день, ударяясь о ветви, увязая в зарослях ежевики и быстро теряя терпение. Под вечер он наехал на шатер из легкого красного шелка и без единой души внутри.
Ланселот спешился и заглянул в шатер. Было в нем нечто странное – такая роскошь посреди мглистого леса, а вблизи ни единого человека.
«Странный шатер, – подумал он с печалью, ибо разум его переполняла Гвиневера, – но, верно, я могу провести в нем ночь. Либо он поставлен здесь ради некоего приключения, и тогда мне должно это приключение испытать, либо владельцы его отправились куда-то развлечься и, стало быть, не будут возражать, если я найду в нем прибежище на ночь. Как бы там ни было, я заблудился, и ничего иного мне не остается».
Он расседлал и стреножил коня. Затем снял доспехи и аккуратно повесил их на ближайшее дерево, пристроив поверху щит. Затем поел хлеба, данного ему в дорогу девицей, напился из ручья, бежавшего рядом с шатром, потянулся – да так, что хрустнули суставы, три раза ударил себя по зубам кулаком и улегся в постель. Постель оказалась роскошная, накрытая красным, под масть шатру, шелком. Ланселот завернулся в шелк, уткнулся носом в шелковую подушку, поцеловал ее взамен Гвиневеры и крепко уснул.
Когда он проснулся, ярко светила луна, а на его левой ноге сидел голый мужчина и подстригал себе ногти.
Ланселот, вырванный из объятий любовного сна, дернулся в постели, едва ощутив на себе мужчину. Мужчина же, не менее Ланселота удивленный тем, что в постели кто-то дергается, подпрыгнул и схватился за меч. Ланселот выскочил из постели по другую ее сторону и понесся к дереву, на котором висело его оружие. Мужчина гнался за ним, размахивая мечом и норовя полоснуть сзади. Ланселот успел добежать до дерева невредимым и обернулся с мечом в руке. Странно и страшно выглядели они в лунном свете, оба совершенно голые, с серебристой сталью в руках, сверкающей под первой за осень полной луной.
– Ага! – крикнул мужчина и яро взмахнул мечом, целя по ногам Ланселота. В следующий миг он выронил меч и ухватился обеими руками за живот, согнувшись и шипя. Из рассеченного живота била кровь, черная в свете луны, и какие-то внутренности с их потаенной жизнью виднелись сквозь открытую рану.
– Не бей! – крикнул мужчина. – Пощади! Не бей меня больше. Ты убил меня.
– Сожалею, – сказал Ланселот. – Но ты даже не подождал, пока я возьмусь за меч.
Мужчина продолжал завывать:
– Пощади! Пощади!
Ланселот воткнул клинок в землю и склонился, чтобы осмотреть рану.
– Я не причиню тебе зла, – сказал он. – Не пугайся. Позволь мне взглянуть.
– Ты распорол мне печень, – обвинительным тоном сказал мужчина.
– Что же, большего, чем «сожалею», я сказать все равно не смогу, даже если придется. Тем более что я и не знаю, из-за чего мы с тобой сражались. Обопрись на мое плечо, я помогу тебе лечь в постель.
Когда он уложил мужчину, остановил кровь и обнаружил, что рана не смертельна, в просвете шатра показалась прекрасная собою дама. Им пришлось запалить светильник, так что она сразу увидела, что случилось, и сразу же завизжала в полный голос. Она бросилась к раненому, и ласкала его, и называла Ланселота убийцей, и была в своем горе крайне неистова.
– Перестань реветь, – сказал мужчина. – Никакой он не убийца. Просто мы оба ошиблись.
– Я лежал в кровати, – пояснил Ланселот, – а он вошел и сел на меня, и оба мы так напугались, что стали биться. Мне жаль, что я его ранил.
– Но ведь это наша кровать, – возопила дама, словно один из Трех Медведей. – Что ты делал в нашей кровати?
– Право же, – сказал Ланселот, – мне очень жаль. Когда я наткнулся на шатер, в нем никого не было, а я заблудился, устал, – вот и решил, что никому не будет вреда, если я проведу в нем ночь.
– Конечно не будет, – сказал мужчина. – Прошу тебя, проведи здесь ночь, что же до раны, не думаю, что она так уж ужасна. Могу я узнать твое имя?
– Ланселот.
– Ничего себе! – воскликнул мужчина. – Дорогая, ты посмотри, с кем это я бился! Не диво, что он с меня стружку снял. Диво, что я так легко отделался да и вообще жив остался.
И они настояли на том, чтобы Ланселот провел с ними ночь, а утром указали ему дорогу к обители белых монахов.
Для основной нашей истории эта встреча никаких последствий не имела, не считая того, что рыцарь, коего звали Беллеус, едва он оправился, был введен Ланселотом в братство Круглого Стола. Малый он был великодушный, как раз в таких Артур и нуждался, Ланселот же, доставляя ему место за Столом, желал загладить невольную обиду.
* * *
В обители белых монахов, ужасно волнуясь, ожидала его прекрасная девица. Она опасалась, что Ланселот может покинуть ее в беде. Однако едва застучали по камням копыта, как она, обрадованная, выбежала из башенного покоя навстречу.
– Отец приедет сегодня вечером, – вскричала она. – Ах, как я рада, что вы появились! Я боялась, что вы забудете.
Кривой рот Ланселота еще сильнее скривился в усмешке, когда он услышал выбранное ею слово. Он снял доспехи, искупался и стал ожидать Короля Багдемагуса.
– Странно устроена жизнь в Стране Волшебства, – говорил он себе, стараясь не думать о молодой Королеве. – Все происходит так быстро. Половину времени вообще невозможно понять, где ты и что ты, – и куда, спрашивается, пропал прямо из-под яблони мой кузен, придется еще и им заниматься. Со всеми этими волшебными Королевами, партийными турнирами, людьми, которые лезут ночью к тебе в постель, и бесследно исчезнувшей половиной родни трудно держать себя на верной ноге.
Затем он причесался, расправил складки на ферязи и спустился во двор, чтобы встретить Короля Багдемагуса.
* * *
Нет нужды пускаться в длинное описание турнира. Оно имеется у Мэлори. Ланселот отобрал себе в помощь трех из рекомендованных девицей молодых рыцарей и устроил так, что щиты у всех четверых были белые, без гербов и изображений. Такими щитами пользовались рыцари, еще не оперившиеся, Ланселот же настоял на них, зная, что на стороне противника будут сражаться трое из братства Круглого Стола. Ему не хотелось, чтобы они узнали его, ибо это могло возбудить при дворе недобрые чувства. С другой стороны, он полагал своим долгом сразиться с ними – из-за обещания, данного им девице. В партии Короля Северного Уэльса, возглавлявшего силы противника, числилось сто шестьдесят рыцарей, а на стороне Короля Багдемагуса – только восемьдесят. Ланселот сшибся с первым из рыцарей Круглого Стола так, что у того плечо вышло из сустава. Второго он ударил столь сильно, что бедняга перелетел через круп своего коня и шлем его на семь дюймов зарылся в землю. Третий же получил по шлему такой удар, от которого у этого рыцаря носом хлынула кровь, а лошадь его понесла и пропала из виду. К тому времени, когда Ланселот сломал бедро Королю Северного Уэльса, каждый смог убедиться, что турнир завершен окончательно и бесповоротно.