– Этзил нитхгеч! – крикнул один из них и даже кулаком погрозил. – Формв Хретхкарач… формв джургенкармейтдер нос эта горотх бахст Тарнаг, дур энсести рак китхн! Джок из варев аз барзулегур дур дургримст, Аз Свелдн рак Ангуин, беорн тон рак Джургенврен? Не удим эталос раст кнурлаг. Кнурлаг ана… – Он еще довольно долго что-то выкрикивал хриплым голосом, в котором все сильнее слышался неприкрытый гнев.
– Вррон! – рявкнул Торв, оборвав его тираду, и они яростно о чем-то заспорили, однако Эрагон видел, что Торв относится к этому свирепому гному с явным уважением.
Эрагон чуть сдвинулся с места, пытаясь получше разглядеть замок, к которому они направлялись. Фельдуност Торва, почти прижавшийся к нему своим боком, загораживал ему весь вид. Вдруг закутанный в шарф гном умолк, с неподдельным ужасом тыча пальцем в шлем Эрагона и вопя:
– Кнурлаг кана тирану Дургримст Ингеитум! – вскрикнул он. – Кварзул анна Хротгар оэн волфилд…
– Джок из фрекк дургримстврен? – тихо прервал его Орик, вытаскивая свой топор.
Эрагон встревоженно посмотрел на Арью, однако она была слишком увлечена спором гномов и взгляда его не заметила, и он, незаметно опустив руку, крепко сжал рукоять Заррока.
Странный гном долго, не мигая, смотрел на Орика, потом вытащил из кармана железное кольцо, вырвал из бороды три волоска, обмотал их вокруг кольца и швырнул кольцо на мостовую. Кольцо со звоном ударилось о камень, и гномы в пурпурных шарфах тут же исчезли – без какого бы то ни было приказа или жеста со стороны их предводителя.
Торв, Орик и остальные воины напряженно следили за кольцом, вращавшимся на каменной мостовой. Даже Арья казалась несколько ошарашенной случившимся. Двое самых молодых гномов побледнели и схватились за клинки, однако тут же опустили руки, поскольку Торв рявкнул:
– Нет!
Теперешнее поведение гномов встревожило Эрагона куда сильнее, чем давешний яростный спор. Орик сам поднял кольцо, положил его в мешочек, висевший у него на поясе, и вернулся на прежнее место. Эрагон тут же спросил у него:
– Что все это значит?
– Это значит, – сурово ответил ему Торв, – что у тебя здесь есть враги.
За навесными башнями открылся широкий двор; там уже стояли три длинных стола, украшенные фонарями и флажками, а перед столами выстроилось несколько гномов, возглавляемых седобородым стариком в накинутой на плечи волчьей шкуре. Он, широко раскинув руки в приветственном жесте, торжественно сказал:
– Добро пожаловать в Тарнаг и в Дургримст Рагни Хефтхин! Мы слышали немало похвал в твой адрес, Эрагон, Губитель Шейдов. Мое имя Ундин, сын Дерунда. Я глава клана Речной Гвардии.
Вперед вышел еще один гном. У него были широкие плечи и грудь истинного воина; из-под капюшона на Эрагона внимательно смотрели черные глаза.
– А я Ганнел, сын Орма Кровавого Топора, вождь клана Кван.
– Для нас большая честь быть вашими гостями, – сказал Эрагон, почтительно склоняя голову и чувствуя, как злится Сапфира: на нее-то гномы внимания и не обратили! «Терпение», – мысленно сказал он ей, с трудом подавив улыбку.
Сапфира сердито фыркнула в ответ.
Вожди кланов по очереди поздоровались с Арьей и Ориком, однако все их гостеприимство тут же испарилось, когда Орик показал им лежавшее у него на ладони железное кольцо.
Глаза Ундина изумленно расширились; он осторожно взял кольцо, зажав его между большим и указательным пальцем, точно ядовитую змею.
– Кто тебе это дал?
– Аз Свелдн рак Ангуин. И не мне, а Эрагону.
Теперь гномы уже не скрывали своей тревоги. Эрагон, видевший гномов в бою, где они в одиночку шли против великанов-куллов, понял: это кольцо означает нечто столь ужасное, что оказалось поколебленным даже беспредельное мужество гномов.
Ундин нахмурился, слушая бормотание своих советников. Потом сказал:
– Нам необходимо серьезно посоветоваться по этому поводу. Губитель Шейдов, в твою честь мы приготовили пир. Если позволишь, мои слуги проводят тебя в отведенные покои, и ты сможешь там отдохнуть и освежиться перед началом празднества.
– Да, с удовольствием. – Эрагон передал поводья Сноуфайра гному, ждавшему поодаль, и последовал за своими провожатыми в замок. Уже в дверях он оглянулся и увидел, что Арья и Орик куда-то уходят вместе с Ундином и Ганнелом. «Я ненадолго», – мысленно пообещал он Сапфире.
После бесконечных приседаний и наклонов в коридорах замка, тоже рассчитанных на рост гномов, Эрагон с облегчением увидел, что отведенная ему комната достаточно просторна и высока, чтобы можно было наконец выпрямиться в полный рост. Слуга поклонился ему и сказал:
– Я сразу же приду за тобой, как только Гримстборитх Ундин закончит совещаться.
Когда он ушел, Эрагон сел и задумался, наслаждаясь долгожданной тишиной. Встреча с закутанными в шарфы гномами не выходила у него из головы. «Хорошо, что мы в Тарнаге долго не задержимся, – думал он. – Вряд ли они успеют нас захватить».
Сняв перчатки, Эрагон подошел к мраморному бассейну, вделанному в пол рядом с низкой кроватью, и опустил руки в воду. Но тут же, невольно вскрикнув, выдернул их: вода почти кипела! Должно быть, у гномов такой обычай, решил он. Пришлось подождать, пока вода немного остынет, после чего он тщательно вымыл руки, лицо и шею, хотя от воды все еще поднимался пар.
Умывшись, Эрагон почувствовал себя значительно лучше. Сняв пропылившуюся в дороге одежду, он облачился в тот костюм, который надевал на похороны Аджихада. Мечом, правда, опоясываться не стал, опасаясь, что это может оскорбить собравшихся за пиршественным столом. Вместо меча он прицепил к поясу охотничий нож.
Затем, вытащив из заплечного мешка свиток, который Насуада велела ему вручить Имиладрис, он взвесил его на ладони, пытаясь решить, куда бы его спрятать. Столь важное послание ни в коем случае нельзя было оставить просто так: его могли прочитать или попросту украсть. Не придумав ничего лучшего, Эрагон сунул свиток в рукав, решив, что уж там-то с ним ничего не случится, если, конечно, ему не придется с кем-нибудь драться. Впрочем, если уж драться действительно придется, то ему, скорее всего, будет не до свитка.
Когда слуга вновь постучался к нему, прошло, должно быть, не более часа, однако солнце уже успело скрыться за вершинами гор; казалось, в Тарнаге уже наступили сумерки, хотя с полудня миновало лишь несколько часов. Выйдя во двор, Эрагон удивился, сколь сильно переменился город. Фонари, предвестники ночи, уже сияли вовсю, заливая улицы чистым ровным светом; казалось, весь Тарнаг объят каким-то волшебным заревом.
Ундин и другие гномы уже сидели за накрытыми столами; Сапфира устроилась в торце, заняв его весь, но никто, разумеется, и не думал оспаривать это место.
«Что произошло, пока меня не было?» – спросил у нее Эрагон, усаживаясь рядом.
«Ундин вызвал дополнительное подкрепление и велел накрепко запереть ворота».
«Он ожидает нападения?»
«Во всяком случае, он не исключает такой возможности».
– Эрагон, прошу тебя, садись со мной рядом, – пригласил его Ундин, указывая на кресло по правую руку от себя.
Эрагон пересел и обрадовался, увидев рядом с собой Орика. Арья сидела напротив. Оба, – и гном и эльфийка, – выглядели весьма мрачно. Эрагону очень хотелось расспросить Орика о кольце, но он не успел: Ундин стукнул рукой по столу и громко приказал:
– Ингх аз вотх!
Слуги ручьями потекли из дверей замка, неся на подносах червленого золота горы кушаний: различные мясные блюда, пироги, фрукты. Они выстроились в ряд возле каждого стола и с превеликим почтением принялись потчевать гостей.
Сперва подали различные супы и овощные рагу; затем последовала жареная оленина. Еще теплый хлеб оказался удивительно вкусен, как и медовые пряники, сбрызнутые малиновым сиропом. На ложе из зелени красовалось филе форели с сельдереем; рядом маринованный угорь задумчиво смотрел на тарелку с сыром, словно надеясь каким-то неведомым образом удрать со стола обратно в реку. Посредине каждого стола горделиво восседал лебедь, окруженный стайкой фаршированных куропаток, гусей и уток.
Почти во всех блюдах присутствовали грибы: приготовленные в виде сочных кусочков или же цельными шляпками, надетыми на головки жареных птиц; из грибов искусные повара выложили даже целые замки, рвы которых были заполненных соусом для жаркого. Грибов приготовили великое множество – от всем известных белых грибов с толстыми коричневыми шляпками до странных, коричневых грибочков, которые запросто могли сойти за кусочки древесной коры. Были на столах и нежно-голубые поганки, аккуратно разрезанные пополам, чтобы все могли видеть их изумительную лазоревую сердцевину.
Наконец подали главное блюдо: огромного жареного кабана, покрытого аппетитной густой подливкой. Кабан был столь огромен – не меньше жеребца Сноуфайра! – что внесли его сразу шесть гномов. Клыки у этого чудовищного зверя были длиной не меньше локтя, а в его пасть запросто поместилась бы голова Эрагона. А уж запах! Запах жареного кабаньего мяса сразу затмил все прочие ароматы застолья.
– Награ, – прошептал Орик. – Гигантский кабан. Ундин действительно постарался! Это большая честь, Эрагон. Лишь самые отважные гномы осмеливаются на нагру охотиться, а мясо его подают лишь тем, кого особенно ценят. Кроме того, мне думается, тут есть и еще один намек: похоже, Ундин готов оказать тебе поддержку против Дургримст Награ.
А Эрагон, склонившись к самому уху Орика и стараясь, чтобы больше никто его не услышал, спросил:
– Значит, это еще один зверь из тех пяти, что водятся только в Беорских горах? Каковы же остальные?
– Ну, есть еще лесные волки; они так велики, что нападают даже на нагру, и так быстры, что могут догнать фельдуноста. Потом – пещерные медведи, которых мы называем урзхад, а эльфы – беор; в их честь они и назвали эти горы, хотя мы, гномы, называем их совсем по-другому, но имя этих гор – великая тайна, и мы не раскроем ее ни одному народу. А еще…
– Смер вотх, – с улыбкой скомандовал Ундин слугам, и те мгновенно вытащили небольшие изогнутые ножи и принялись ловко отрезать порции жаркого, которое тут же подавали гостям, обойдя лишь Арью. Перед Сапфирой также появился увесистый кусок кабаньего мяса. Ундин снова улыбнулся, вытащил кинжал и отрезал небольшой ломтик.
Эрагон тоже потянулся за ножом, но Орик схватил его за руку и прошептал:
– Погоди.
Ундин сунул кусочек в рот, медленно его прожевал, явно смакуя, довольно кивнул и провозгласил:
– Ильф гаухнитх!
– Вот теперь пора, – сказал Орик, склоняясь над тарелкой; разговоры за столами на некоторое время затихли.
Эрагон никогда в жизни не пробовал ничего подобного. Кабанье мясо оказалось сочным, нежным и обладало удивительно богатым вкусом – словно его вымачивали в меду и сидре. Этот замечательный вкус как бы усиливал аромат мяты, которой обычно сдабривают свинину. «Интересно, – думал Эрагон, – как это они умудряются готовить такую огромную тушу целиком?» И услышал в ответ мысленное пояснение Сапфиры: «Очень медленно». Дракониха тоже явно смаковала свою порцию.
Орик, не забывая старательно жевать, время от времени пояснял:
– Ты не удивляйся, у нас этот обычай сохранился еще с тех времен, когда отравлением широко пользовались как наилучшим средством устранения врагов, так что хозяину дома полагалось первым пробовать то или иное кушанье и объявлять, что оно безопасно для его гостей.
Эрагон и сам старался попробовать все те яства, что стояли на столе. Одновременно он не забывал поддерживать разговор с Ориком, Арьей и остальными своими соседями по столу. Время летело незаметно. Ундин устроил столь грандиозный пир, что лишь к вечеру было подано последнее кушанье, проглочен последний кусочек и осушен последний кубок. Слуги начали убирать со столов, а Ундин повернулся к Эрагону и спросил:
– Трапеза доставила тебе удовольствие, верно?
– Она была просто великолепна!
Ундин кивнул:
– Я рад, что тебе понравилось. Я еще вчера велел вынести столы во двор, чтобы ты мог пировать вместе со своим драконом. – Он не отрывал взгляда от лица Эрагона.
Эрагону стало не по себе. Намеренно или нет, но Ундин все время обращался с Сапфирой, как с обыкновенным животным. Эрагону очень хотелось расспросить Ундина о странных гномах в пурпурных шарфах, но теперь – исключительно из желания позлить гнома – он сказал:
– Мы с Сапфирой приносим тебе свою благодарность. – И все же не выдержал и спросил: – Скажи, господин мой, а почему в нас бросили этим кольцом?
По двору тут же расползлась какая-то болезненная тишина. Краешком глаза Эрагон заметил, что Орик сморщился, как от зубной боли. Арья же, напротив, улыбнулась, явно одобряя действия Эрагона.
Ундин аккуратно положил на стол кинжал; брови его грозно сошлись на переносице.
– Те гномы, которых вы встретили, принадлежат к клану с трагической судьбой. До падения Всадников их Дом считался одним из старейших и богатейших в нашем королевстве. Однако они совершили две серьезные ошибки, и приговор судьбы все же свершился. Дело в том, что этот клан селился исключительно на западной границе Беорских гор, и, кроме того, они сами отдали своих лучших воинов на службу Враилю, оставшись беззащитными.
Гнев прорывался в его сдержанных интонациях как вспышки искр.
– Гальбаторикс и его Проклятые – пусть они все будут прокляты навек! – перебили почти всех представителей этого клана в том городе, который теперь называется Урубаен. Потом они напали на нас и тоже многих убили. Из этого клана выжили только Гримсткарвлорс Ангуин и ее охрана. Ангуин вскоре умерла от горя, а потомки тех немногих, что остались в живых, взяли себе имя Аз Свелдн рак Ангуин – Слезы Ангуин и закрыли свои лица шарфами, чтобы вечно помнить о своей великой утрате и о необходимости отомстить.
У Эрагона от стыда горели щеки. Он слушал Ундина, тщетно пытаясь сохранить на лице хоть какую-то видимость спокойствия.
– Постепенно, – сказал Ундин, гневно сверкнув глазами на блюдо с пирожными, – им удалось как-то восстановить численность своего клана; десятки лет они стремились как-то компенсировать нанесенный им ущерб. И вдруг являешься ты со знаком Хротгара на шлеме. Для них это безусловное оскорбление и символ угрозы; и им совершенно неважно, сколь большую услугу ты оказал Фартхен Дуру. Вот отсюда и брошенное кольцо. Кольцо – это вызов тебе. Оно означает, что Дургримст Аз Свелдн рак Ангуин будут противостоять тебе всеми своими силами в любом деле, большом или малом. Они объявили себя твоими кровными врагами, Эрагон!
– Они что же, хотят меня убить? – тупо спросил Эрагон.
Ундин на мгновение отвел глаза, посмотрел на Ганнела, покачал головой и вдруг довольно резко рассмеялся – возможно, несколько громче, чем того позволяла ситуация:
– Нет, Губитель Шейдов! Даже они не осмелятся нанести ущерб гостю. Это запрещено законом. Они просто хотят, чтобы ушел, исчез, убрался отсюда. – Поскольку на лице Эрагона по-прежнему явственно читалось недоумение, Ундин сказал тихо: – Прошу тебя, не будем больше говорить о столь неприятных вещах. Мы с Ганнелом устроили этот пир в знак дружбы; разве не это самое главное? – Ганнел согласно закивал, что-то шепча себе под нос.
– Да, мы очень вам благодарны за это, – вымолвил Эрагон, с трудом заставив себя отвлечься от собственных мыслей. – Это высокая честь!
Сапфира мрачно посмотрела на него, и он услышал ее мысли:
«Да они просто боятся, Эрагон! Боятся и обижены тем, что им пришлось принять помощь Всадника».
«Наверное, ты права, – ответил он. – Гномы, возможно, и будут сражаться с нами вместе против общего врага, но воевать, защищая нас, они не станут!»
Кельбедиль
Лишенное зари утро встретило Эрагона в парадном зале замка; услышав, как Ундин беседует с Ориком, он подошел к ним, но они тут же умолкли, а Ундин спросил: