– Помотал он нас, – вытирая пот со лба, хрипло проговорил Семен Матвеевич.
Приглядевшись, Глеб узнал лося. Его царственные рога неестественно заломились на спину. Свет, падающий из двери, сверкал точечками на остекленевших глазах.
– Как же вы его дотащили? – удивился Глеб.
– Жерди приспособили, – ответил отец. – Давай его сразу в машину.
Трое мужчин с трудом заволокли тушу на заднее сиденье уазика. Туша зверя почти уже закоченела.
Во время этой процедуры Вика не проронила ни слова. А когда зашли в дом, спросила у отца:
– Неужели вам не жалко было его?
– Милая Вика, – улыбаясь, сказал Семен Матвеевич, снимая перепачканный кровью тулуп, – шашлычок любишь? Или бифштекс, а?
– Но… Понимаете, это совсем… – попыталась было что-то сказать девушка, но Семен Матвеевич перебил:
– Так ведь барашков и коровок тоже… – Он провел ребром ладони по горлу.
– И все же, – вздохнула Вика, – стрелять в живого…
– А бифштекс разве из падали? Брось, дочка, – устало опустился на стул Вербицкий. – Ты мне напоминаешь тех чистоплюев, что вещают по телевидению или строчат статейки в газетах: мол, охота – это варварство, жестокость…
– Во-во! – поддержал гостя Семен Матвеевич. – Такую чушь порют! Сами же ни черта в этом не понимают!.. Охота – древнейшее занятие.
– И чем выстрел хуже удара ножа на бойне? – уже с раздражением спросил у Вики отец.
– Или электричества, – поддакнул Ярцев-старший.
– Да нет, я вообще… – смутилась девушка и замолчала.
– Мы его добыли по всем правилам, – продолжал Николай Николаевич. – По-мужски… Километров десять шли за ним.
– Сдаюсь и преклоняюсь, – подняла вверх руки Вика и улыбнулась. – Умывайтесь и садитесь есть.
– Вот это другой разговор! – повеселел Николай Николаевич.
Вербицкая захлопотала у стола.
Семен Матвеевич вышел в другую комнату и вернулся с двумя бутылками коньяка.
– Заслужили, а? – вопросительно посмотрел он на гостя.
– С удовольствием! – потер руки Вербицкий. – Теперь – не грех.
– Кутнем! – радостно произнес Ярцев-старший. – Все свои… Дела в этом году сделаны. Как говорится, потехе – час!
Вика тоже охотно согласилась выпить. Глеб стал отнекиваться, ему ведь предстояло вести машину.
– Кончай сачковать, – отмахнулся отец, наливая ему полную рюмку. – Тут мы сами себе ГАИ и ОРУД!
Только успели выпить по первой, Семен Матвеевич налил еще.
«Действительно, – подумал Глеб, – какая тут, в лесу, милиция!»
От коньяка стало веселее. Уплывало, растворялось чувство вины перед женой и приглашенными гостями.
Вика тоже оживилась. Щеки у нее раскраснелись, глаза заблестели.
– Запомни, доча, – размахивая вилкой с насаженным на нее куском мяса, проповедовал Вербицкий, – настоящие охотники – друзья природы! Понимаешь, настоящие, а не паршивые браконьеры! Вот взять хотя бы лося… Да, прекрасный зверь! Сильный! Но пусти его размножаться самотеком, знаешь, сколько вреда он принесет лесу?
– Это точно, – поддакнул Семен Матвеевич. – Губит молодую поросль…
– Что молодую? Крепкие деревья сводит. Обдирает кору – хана деревьям.
– А кто регулирует его численность? – поднял вверх палец Ярцев-старший. – Мы, охотники. Наука тоже за нас! Вот так, милая Вика! А какое отдохновение и удовольствие доставляет сам процесс идти по следу или караулить зверя! Недаром Тургенев, Пришвин боготворили охоту.
– Лев Толстой как-то сказал, – вставил свое слово Глеб, – «не запрещайте вашим детям заниматься охотой. Это увлечение убережет их от многих ошибок и пороков молодости».
Вербицкий вдруг встал, подошел к нему и смачно поцеловал в макушку.
– Молодец! – произнес Николай Николаевич прочувствованно. – Золотые слова!
И все поняли: он уже изрядно навеселе. Впрочем, остальные тоже были под хмельком. Кто больше, кто меньше.
Время летело незаметно. Ярцев-старший выставлял бутылку за бутылкой. Сам он, казалось, больше не пьянел, зато Вербицкий уже, как говорится, лыка не вязал.
– Пора в поселок, – напомнила Вика. – Тетя Злата, наверное, заждалась.
– Нет! – решительно заявил Семен Матвеевич. – Еще одно важнейшее мероприятие… Банька!
При этих словах Николай Николаевич оживился. Насколько это было возможно в его состоянии.
Растопили баню быстро, благо Рудик приготовил сухие березовые поленья. Парились одни мужчины, оставив Вику у телевизора, по которому перед Новым годом показывали развлекательные передачи.
С жару, с пару Семен Матвеевич выбегал во двор, бросался в снег. И снова в парилку… Он уговаривал последовать его примеру сына и гостя, но те не решились.
Потом пили чай из самовара. Хмель заметно выветрился. Что касается Ярцева-старшего, так он выглядел совершенно трезвым.
Вернулись в дом. Вербицкий предложил дочери пойти поблаженствовать в бане, но Вика не захотела: в одиночестве вроде как-то не с руки.
– После баньки сам Бог велел по сто грамм! – откупорил новую бутылку Семен Матвеевич.
Предложение было встречено мужчинами с восторгом.
Ярцев-старший подхватил Вику и закружил в танце под ритмичную музыку из телевизора.
– Батя у тебя – во мужик! – показал большой палец Вербицкий. – За него! – чокнулся он с Глебом.
«Да, мне бы столько энергии в его возрасте», – с завистью подумал Глеб. И понял, почему мачеха вышла за Семена Матвеевича замуж, будучи моложе чуть ли не на двадцать лет.
В Ярцеве-старшем была какая-то неувядающая сила, задор, мужественность и постоянная готовность к риску.
«Есть ли все эти качества у меня?» – прикидывал Глеб. Хотелось думать, что есть. Хотя иной раз он и замечал с грустью, что многое взял от матери. Ее мечтательность и мягкость. То, что отец всеми силами старался вышибить из сына.
Любимая поговорка Семена Матвеевича – победителей не судят!
Так он и жил – стремясь всегда побеждать и даже из своих поражений делать победу. Над обстоятельствами, над женщинами…
Музыка кончилась. Семен Матвеевич галантно довел партнершу до стула, наполнил коньяком рюмки.
– Славно! – произнес он с чувством. – Славно, друзья!.. Пью за то, чтобы дорогие гости в скором времени опять посетили эту уютную обитель!
– Да я бы здесь остался навсегда! – совершенно искренне признался Николай Николаевич.
– Я тоже, – поддержала его Вика.
Дружно сдвинули рюмки и выпили «посошок» на дорогу.
– По коням! – торжественно провозгласил Семен Матвеевич, постучав пальцем по своим наручным часам.
Стрелки показывали половину одиннадцатого.
Последние часы перед Новым годом для любой хозяйки самые суматошные. И когда вся посуда была перетерта, поставлена на праздничный стол, а Людмила Колчина ушла домой переодеться, дел Лене оставалось еще достаточно.
Первым из гостей явился Федя Гриднев. Со своим «волшебным», как называла его Ярцева, чемоданчиком и трогательным букетиком распустившегося багульника. Инженер был в своем сером скромном костюме, который Лена видела на нем уже третий год.
– Я специально пораньше, – сказал Федя.
– И отлично, – чмокнула его в щеку хозяйка. – Одной тоскливо.
Она сказала, что Глеб, скорее всего, не приедет. Гриднев огорчился:
– А я такой сюрприз приготовил.
– Какой? – загорелись глаза у Лены.
– Увидишь, – загадочно улыбнулся Федор. – Прошу, не заходи, пожалуйста, некоторое время в комнату.
– Ладно, – кивнула Лена.
– А чтобы тебе было веселее, вот… – Федор поставил на холодильник маленький, с папиросную коробку, телевизор, который смастерил сам.
Лена принялась резать закуску, овощи, заправлять салаты.
Инженер возился со своим сюрпризом минут двадцать. И когда он появился на кухне, Лена спросила:
– Теперь можно посмотреть?
– Все равно ничего не увидишь. Он сработает неожиданно.
– Ну и интриган же ты, Федор. Давай тащи все это на стол…
Они принесли готовые блюда в комнату. Как ни старалась хозяйка увидеть, что же сотворил инженер-электронщик, но так ничего и не обнаружила. А он только улыбался.
Федор помог Лене расставить угощение, попутно починил кран в ванной, из которого текло, подкрутил расшатавшуюся дверную ручку в спальне.
– Из тебя муж – просто клад! – нахваливала его Ярцева. – Действительно, почему не женишься?
– А куда приведу жену? – усмехнулся Гриднев. – У нас на тридцать два квадратных метра пять человек. Я, мама, сестра с мужем и ребенком.
– Первое время можно снимать…
Федор присвистнул:
– На какие шиши? Сто тридцать в месяц – не разбежишься.
– Ну, возьми с квартирой.
– Как будто невесты с квартирой валяются на дороге. И потом, насмотрелся я на сестру. Все, буквально все проблема! Племяшка грудная была – пеленок не достать. Хотели в ясли пристроить, сказали, что очередь подойдет не раньше, чем через два года. Из-за этого у сестры прервался рабочий стаж: сидела дома. Хорошо, хоть теперь в детсад определили. Ну и другое прочее… Представляешь, ботиночки ребенку не купишь! Поневоле задумаешься, заводить семью или нет.
Вопрос о детях для Лены был больной: она очень хотела ребенка, но Глеб считал, что это помешает его научной работе. Никакие мольбы и слезы не помогали. А ей часто снилось, особенно в последнее время, что у них дитя – светловолосый мальчишка, ужасно похожий на Ярцева.
– Я тебя оставлю в одиночестве минут на десять, – сказала Лена, показывая на халат.
– Пора уже, – кивнул Федор. – Наверное, вот-вот гости нагрянут.
Лена пошла переодеваться. И только успела сделать прическу и нанести, так сказать, последние штрихи, в дверь позвонили.
Она пошла открывать.
На лестничной площадке стояли три человека. Мужчина лет шестидесяти пяти, среднего роста, в строгом драповом пальто с воротником-шалькой и нерпичьей шапке. Второй – высокий парень атлетического сложения, в кожаном пальто, щегольских сапожках и без головного убора. С ними была женщина в шубе искусственного меха и шерстяном платке. В руке у нее была какая-то нелепая кошелка.
– Если не ошибаюсь, Леночка? – спросил старший, протягивая ей огромный букет чуть распустившихся роз. – Валерий Платонович…
– Да! Да! Проходите, пожалуйста. Спасибо. Очень рада. Какие чудные розы, – несколько растерялась Ярцева: она ожидала, что профессор придет один, а тут еще два гостя.
В прихожей началась церемония раздевания и представления.
Скворцов-Шанявский был в темно-синем костюме, прекрасно сшитом и ладно сидящем, на ослепительно-белой рубашке выделялся галстук-бабочка.
– Простите, дорогая хозяюшка, что я не один. Понимаете…
– Очень хорошо, – перебила его Лена. – Мы всегда рады гостям.
– Позвольте представить – Орыся, – показал он на молодую женщину, но объяснять, кто она, не стал.
Орыся пожала протянутую руку и смущенно проговорила:
– Вы уж извините… Меня затащили к вам…
Выговор у нее был южный, с фрикативным «г». Сняв шубу, она оказалась в скромном, несколько мешковатом платье, которое, однако, не могло скрыть ее ладную фигуру.
Очередь дошла до парня.
– Эрнст Бухарцев, – сказал профессор. – Моя жизнь в его руках…
– В каком смысле? – не поняла Лена.
Эрнст расплылся в улыбке и покрутил обеими руками, словно держался за баранку.
– Очень приятно! – протянула ему руку Лена.
– Можно просто Эрик, – гоготнул парень.
На нем были фирменные джинсы и свитер. Без пальто Бухарцев выглядел еще внушительнее: могучий торс, мощные бицепсы и, как говорится, буйволиная шея.
На что обратила внимание Лена – нос у него был слегка деформирован.
«Боксер, что ли?» – подумала она и указала на дверь в комнату:
– Прошу. Сядем, проводим старый год.
– А Глеб? – огляделся профессор.
Лена объяснила, что муж уехал к отцу в Ольховский район, где задержался по не зависящим от него причинам.
– Оригинально, – усмехнулся профессор несколько растерянно. – Пригласил, а сам укатил.
– Ничего, – успокоила его хозяйка. – Посидим без него.
– Все-таки неудобно, – сказал Скворцов-Шанявский, заходя в комнату, где Федор уже зажег свечи.
Профессор так и застыл на пороге, восхищенно глядя на сверкающий хрусталь, фарфор и елочные шары.
– Это наш большой приятель, – представила Лена. – Мастер на все руки.
Тот назвался, пожал всем руки.
– Чудно! Просто великолепно! – восторженно говорил Скворцов-Шанявский, обходя комнату.
Он похвалил вкус хозяйки, сказал, что ему нравится все-все. И обстановка, и сервировка, и праздничное оформление. Когда он приблизился к бару, дверцы его неожиданно растворились. Профессор от неожиданности застыл, потом рассмеялся.
Лена бросила взгляд на Федю. Тот с улыбкой кивнул и сказал, обращаясь к московскому гостю:
– Возьмите, что вам нравится.
Освещенные лампочкой и отраженные в зеркальной стенке, в баре стояли бутылки виски, джина, вермута – все импортное.
– Благодарю, но, увы, я не пью. Тем более крепкое, – вежливо отказался профессор.
– А вот «Чинзано», – подошла к бару Лена.
Она взяла в руки красивую длинную бутылку, и тут же невидимый голос произнес: «Пейте на здоровье! Но Минздрав предупреждает, что алкоголь – яд!»
Сюрприз, приготовленный инженером, был принят со смехом и восторгом. И, усаживая Гриднева рядом с Орысей, Лена шепнула ему на ухо:
– Здорово! Глебу очень понравится.
Пришли Колчины.
– А это наши соседи и добрые друзья, – представила их Лена. – Прошу любить и жаловать – Людмила и Петр… Ну слава богу, все в сборе. Мужчины, разливайте вино.
Федя и Петр откупорили шампанское, стали наполнять фужеры. Профессор отказался:
– Рад бы в рай, да грехи не пускают.
– Даже глоток шампанского? – огорчилась хозяйка.
– Желчный пузырь… – виновато улыбнулся Валерий Платонович и показал на запотевший графин. – Это что? Сок?
– Морс, – пояснила Лена. – Из черноплодной рябины.
– Прекрасно! Что может быть лучше? – сказал профессор, наливая себе морса.
Накрыла свой фужер рукой и Орыся, когда Гриднев собрался наполнить его.
– Так нельзя, – запротестовал инженер. – Надо обязательно проводить старый год, чтобы вместе с ним ушли все беды и неприятности.
– Спасибо, но, честно, не могу, – приложила руку к груди Орыся. – У меня в четыре утра поезд.
– Всего один бокал! – уговаривал Федя.
Орыся вздохнула:
– Ладно… Но только один!
Эрик тоже не пил.
– За рулем, – кратко объяснил он.
Настаивать никто не стал. Лена предложила сказать тост Скворцову-Шанявскому. Он отнекивался: мол, сам не пьет, но все же поддался настойчивым просьбам.
– Что же, – поднялся он, – будем считать, что в этом бокале вино… Дорогие друзья! Я впервые в этом доме, поэтому прежде всего выпьем, чтобы в нем всегда царили любовь и согласие! Я желаю Леночке и Глебу много-много счастья! Разумеется, благополучия и успехов тоже! Провожая старый год, пусть они, а заодно и мы расстанемся с печалями и неприятностями. Пожелаем Ярцевым в новом году триста шестьдесят пять дней радости и исполнения всех желаний!
Все встали, сдвинули бокалы.
– И чтобы нашлись твои украшения! – добавила Люда Колчина, еще раз чокаясь с Леной.
– Дай-то бог, – вздохнула хозяйка.
После тоста дружно принялись за еду. Профессор положил себе немного лобио, овощей, не притронувшись к мясу.
– О каких украшениях идет речь? – полюбопытствовал он у Лены, которая сидела рядом.
– Не стоит об этом в такой вечер, – уклонилась было она от ответа.
– Почему? – возразила Людмила и рассказала, что Ярцевых обокрали.
– Представляете, – с жаром говорила она, – я, лично я говорила с вором!
– Как?! – удивился профессор.
– Понимаете, я позвонила сюда по телефону как раз в тот момент, когда их грабили! Из наших окон видно их окно в спальне. Я думала, что Лена дома. А мне ответил какой-то мужчина. Голос такой странный, глухой. Вроде как по междугородной…
– Почему вы думаете, что это был вор? – спросил Валерий Платонович.
– А кто же еще? И милиционер сказал, что это был вор! – ответила Колчина, довольная тем, что завладела вниманием компании. – Я запомнила голос, честное слово! Тут же узнаю! Меня два раза расспрашивал оперуполномоченный.
– Ладно, ладно, – недовольно осадил ее муж. – Милиция и без тебя справится.
– Ну и это… – проговорил с полным ртом Бухарцев, обращаясь к Лене, – что милиция?
– А! – махнула она рукой. – Следователь какой-то недотепанный. Представляете, все допытывался, куда я хожу, Глеб, в каких ресторанах бываем, кафе…