Два зайца, три сосны - Вильям-Вильмонт Екатерина Николаевна 4 стр.


– Хозяева вернутся через четыре дня, и мы сразу с ними встретимся. Говорят, что мадам прекрасно во всем разбирается. Я лично боюсь таких дам, которые якобы во всем разбираются, но… В конце концов какие-нибудь идиоты или идиотки возникают практически на каждом проекте. Я был уверен, что ты согласишься, давай по глоточку за наше новое начинание.

– Ладно, по глоточку можно. Но, Митя, пока мы это не сделали, ты никакой официальной рекламы никуда не даешь!

– Конечно, нет! Если ты решила все делать сама, я должен убедиться, что за годы писательства ты не стала профнепригодна. За наше начинание!

Боже мой, что же я делаю? Зачем связываюсь с этим человеком? Я что не знаю, какой у него чудовищный характер? Как он вечно бывает всем и всеми недоволен, как больно может обидеть? Да нет, я именно хорошо его знаю и смогу избежать многих подводных камней, о которые спотыкаются новички. И я буду держать дистанцию, это главное… И верить ему не стану…

– Митя, мы должны будем составить договор…

– Разумеется, как же без договора…

– Я имею в виду не договор с клиентом, а договор между нами.

– Ты мне не доверяешь?

– Дело не в этом! Просто во избежание недоразумений. А то мало ли что может случиться…

– Хорошо, договор, так договор. Я тебе завтра же пришлю проект по электронной почте.

– Отлично, я посмотрю и внесу изменения, если понадобится. Кстати, о каких суммах может идти речь? Я уже совсем не знаю этого рынка.

– Это мы будем обговаривать с заказчиком. Останешься довольна.

– Имей в виду, если я до окончания работ по первому проекту увижу где-то какую-нибудь заметочку о том, что известная писательница вернулась к своей первой профессии…

– Можешь вставить этот пункт в договор. От меня никто ничего не узнает. А вот за заказчика или его знакомых я не ручаюсь.

– Для первого заказа можно не сообщать, кто я такая. Надеюсь, ты еще им не насвистел…

– Как я мог, не зная, согласишься ли ты? Но они же могут тебя узнать! Твоя физиономия красуется на обложках, тебя показывают по телевизору.

– Да ладно, все это ерунда. По телевизору меня показывали всего два раза…

– Но я же вот тебя видел…

– И Юлька… – вырвалось у меня.

– Юлька? Какая Юлька? Твоя старшая сестра? Она нашлась? – он вытаращил глаза.

– Нашлась и сегодня я с ней встречаюсь…

– Олеська, прости, я тут со своей чепухой…

Он взял мою руку и пожал, как-то тепло, дружественно, не вкладывая в это пожатие ничего лишнего. Он иногда бывает поразительно чутким и тонким, а иногда действует, как слон в посудной лавке…

– Ну что ж, Олеська, похоже в твоей жизни начинается какой-то новый этап и на этом этапе мы опять будем… если не вместе, то все-таки рядом. И ты можешь на меня рассчитывать.

Вон оно как! Однажды я уже поверила ему… Нет, с ним нельзя расслабляться. Он человек ненадежный… А вернее, чудовищно несправедливый. У него, как говорится, всякая вина виновата. Все это я о нем уже знаю, а следовательно он мне не опасен. Но в обаянии и таланте ему не откажешь.

Мы расстались, договорившись созвониться, и как только заказчик появится в Москве, встретиться с ним. Оттуда я поехала в издательство посмотреть обложку новой книги, а Юлька все не звонила. Я ни на чем не могла сосредоточиться. Мобильник то и дело звонил, я вздрагивала, роняла его, но все было не то. В половине первого, я решила ехать домой, она уже не позвонит… А вдруг с ней что-то случилось?

Но вот еще звонок и на этот раз – Юлька!

– Олеська, прости, я не могла раньше позвонить.

– Я уже волновалась! Где и когда?

– Давай в три встретимся у ресторана на углу Спиридоновки и Вспольного переулка!

– А там есть ресторан? – удивилась я.

– Да, и очень неплохой. Ты любишь итальянскую кухню?

– Чтобы увидеть тебя, я готова есть даже папуасскую кухню! Господи, Юлька, неужели…

– Олесенька, все при встрече!

Подумать только, Юлька в Москве и ходит по ресторанам… С кем, хотела бы я знать? Она выбрала ресторан на углу Спиридоновки. Значит, скорее всего, живет где-то неподалеку. У подруги… Кто из ее подруг жил на Спиридоновке, тогда улице Алексея Толстого? Или где-то поблизости? Не помню… Я вообще помню только одну ее подругу Лилю и ничего о ней не знаю. Последний раз я видела ее примерно через год после исчезновения Юльки. Я пыталась хоть что-то узнать о сестре, которая ушла из дому, оставив записку: «Олесенька, прости, но я не могу больше жить в доме с этой женщиной. Искать меня не нужно, я не собираюсь сводить счеты с жизнью, просто хочу резко ее поменять. Матери у меня теперь больше нет, но тебя я люблю и найду возможность с тобой связаться, как только сочту, что нашла сама себя. Сейчас я потеряна, прежде всего для себя, а жить с этим невозможно. Прошу только об одном: не дай ей загубить и твою жизнь! Я люблю тебя, сестренка, не обижайся на меня».

Потеря обожаемой старшей сестры причинила мне страшную боль, но я тогда еще не верила в то, что мать донесла на Дика. И все же исчезнуть на столько лет… Или она так и не смогла найти себя? Сегодня я, наконец, все узнаю.


Я увидела ее сразу, как только свернула на Спиридоновку. Мне показалось, что она нисколько не изменилась – такая же изящная, тоненькая, с той же копной русых волос. У меня так сжалось сердце, что я едва не врезалась в припаркованный у ресторана «Пежо». Пришлось проехать чуть дальше по Спиридоновке. Как я закрыла машину, я не помню, и бегом бросилась на угол.

– Юлька! – крикнула я, но крик был какой-то задушенный, – Юлька!

– Олеся!

Мы упали в объятия друг друга и обе залились слезами. Вероятно, это выглядело странно – две не первой молодости тетки рыдают возле респектабельного ресторана.

Первой опомнилась Юлька, она всегда была гораздо выдержаннее, чем я.

– Олеська, сестренка моя любимая, какая ты стала… Как же я счастлива тебя видеть, ну хватит реветь, все же прекрасно, все просто замечательно, мы опять вместе… Пойдем, это очень тихое местечко… Нам никто не помешает, наговоримся всласть!

И она буквально потянула меня к дверям. Заведение и впрямь было премилое. Уютное, красивое и почти пустое, только за одним дальним столиком сидела парочка влюбленных, они были настолько заняты друг другом, что даже не взглянули в нашу сторону. И громко пела канарейка в клетке.

– Значит так, – начала Юлька, – сначала мы поедим, я голодна как сто собак, у меня со вчерашнего обеда во рту маковой росинки не было, а потом будем говорить, говорить…

– Что, даже ни одного вопроса задать нельзя? – улыбнулась я сквозь счастливые слезы.

– Вопросы можно, – шмыгнула носом Юлька и рассмеялась.

– Ты надолго в Москву?

– Завтра улетаю, я говорила…

– Но как же… Так нельзя… Мы столько лет не виделись. Столько надо всего рассказать, спросить… Нереально…

– Так получилось… Но мы теперь будем видеться…

– Где ты живешь?

– В Италии, недалеко от Флоренции.

– Боже мой… Ты замужем?

– Да.

– А дети?

– Детей нет, не получилось… Ты привезла фотографии сына?

Я полезла в сумку и вытащила пачку фотографий.

– Какой парень! Только на тебя совсем не похож… Слушай, кого-то он мне напоминает… Кто его отец?

– Юра.

– Мокшанцев?

– Да.

– Но вы разошлись?

– Давно, но Владимир Александрович обожает внука, и сейчас Гошка гостит у него в Германии. Он преподает там в консерватории… Лидия Петровна умерла два года назад… Гошка очень дружит с дедом, а я рада, что они вместе. Дед оказывает на него мужское влияние, воспитывает…

– А Юрка?

– Юрка живет в Канаде, у него другая семья, но деньги теперь посылает регулярно…

– Олеська, даже не верится, что я вот могу протянуть руку и дотронуться до тебя… Я же не видела тебя по-настоящему взрослой. Ты мне такой нравишься… Ты представить себе не можешь, что со мной было, когда я увидала тебя по телевизору! У меня нет русских программ, но я была в гостях у своего приятеля, он вечно живет под звуки телевизора. Говорит, это помогает ему не забывать язык и вдруг слышу «У нас в гостях писательница Олеся Миклашевская»! Я как сумасшедшая кинулась к телевизору, смотрю ты! Просто глазам не верю, но когда ты заговорила, я поняла – это действительно ты! Что со мной было… И в этот момент я поняла, что просто обязана тебя найти… У меня только не было уверенности, что ты захочешь меня видеть.

– Что за чушь собачья!

– Откуда я могла знать, что… она не повлияла на тебя и вообще…

– Юлечка, а ты совсем не хочешь ее видеть? Она постарела.

– Я тоже постарела, ну и что?

– Значит, не простила ее?

– А ты простила?

– Я простила… Мне это было трудно, но она все-таки наша мать, и ей все это нелегко далось… Хотя жить с ней под одним кровом – пытка, и как только у меня появилась возможность, я съехала от нее…

– А вы что, жили вместе?

– Одно время пришлось… Она мне очень помогала с Гошкой, иначе я не смогла бы писать…

– Ты окончила Литературный институт? Но ты же собиралась в Архитектурный…

– Архитектурный я и окончила, и работала в одной фирме, но потом… У меня были очень сложные отношения с хозяином фирмы…

– Любовь, что ли?

– Да, любовь, но эта любовь так меня измучила, что в один прекрасный день я ушла от него и за два месяца написала роман, хотела избавиться от этого чувства. А потом поняла, что больше всего на свете хочу писать…

– Олеська, я в самолете сидела рядом с девушкой, которая читала твою книжку… Мне так приятно было. Я даже спросила у нее, что она с таким интересом читает, и она сказала, что очень классную книжку…

– А ты сама не читала?

– Нет, я… боялась…

– Боялась, что тебе не понравится?

– Да… Знаешь, я такие книги вообще не читаю… Ты сама мне выбери то, что тебе больше нравится, ладно?

Она явно неловко себя чувствовала.

– Да не мучайся ты, Юлька! Ну не читала и не читала, подумаешь… Мать тоже мои книги не читает, и Владимир Александрович, и Витька, помнишь Витьку? И Сашка… Они тоже боятся, что разочаруются во мне, а мне неважно, у меня читателей хватает, – засмеялась я. – Зато Гошка мой большой поклонник. Когда приходит ко мне, первым делом хватает рукопись со стола…

– Что значит, приходит к тебе, он разве не с тобой живет? – насторожилась Юлька.

– Нет, он живет с… бабкой. Она его обожает. Я много работаю, Юлька, мне, когда я начинала, приходилось писать книгу в месяц…

– Как это возможно?

– Да вот было возможно, иначе бы я не пробилась, но это были не романы, а детские сказки… Сказок я больше не пишу, но они сослужили мне добрую службу. В те годы Юрка сам был без работы и давал какие-то гроши, мать болела, Гошка был маленький, ни на что не хватало… Пришлось вернуться к ней. Да что это все обо мне и обо мне…

– Хочешь суп из тыквы? Очень вкусно!

– Закажи все сама, ты живешь в Италии и знаешь толк в итальянской кухне…

– Ты даешь мне карт-бланш?

– Именно!

– Олеська, я хочу, чтобы ты с сыном приехала к нам… Ты была в Италии?

– Нет, пока не случилось… Но я мечтаю…

– Вот и чудесно, у меня большой дом. Мы будем ездить по Тоскане… Говорить, говорить…

– Юль, а ты как попала в Италию?

– Это долгая история…

– А мы разве спешим?

– Нет, но…

– А Дика ты нашла?

– Нашла… Но ничего у нас не вышло… поезд ушел… Я из Москвы тогда удрала аж во Владивосток, мне казалось, так я буду ближе к нему… Там я жила в общем неплохо, весело… Я нашла работу в молодежной газете, у нас сколотилась хорошая компания, я только на парней смотреть не могла… Но потом сошлась с горя с одним, залетела, рожать от него ни за что не желала, сделала аборт и лишилась возможности иметь детей уже навсегда, не повезло… Да я, честно говоря, и не хотела тогда даже думать о детях… А потом спохватилась, да поздно уж было. Дура, конечно, но что поделаешь… Я по молодости отчаянная была, все в какие-то авантюры ввязывалась, вспомнить жутко… А когда началась ваша перестройка…

– Наша? – улыбнулась я.

– Не придирайся к словам, писательница! Так вот, когда ослабли тиски, у меня появилась возможность поехать в Штаты, я и помчалась… Дика я нашла далеко не сразу… Он к тому времени был женат… Я, когда его увидела, думала, умру от любви и счастья, он тоже… Нас закрутило каким-то ураганом, но он вскоре опомнился, быстро, недели через две… И вернулся к своей жене… Я думала, не переживу… Но пережила, и стала выживать в Америке. К счастью, все эти годы до встречи с Диком я занималась языком, и вообще целенаправленно готовилась к жизни в Америке, думала, идиотка, что он ждет меня… Но мои труды не пропали даром, и я пошла работать бэбиситтером… Знаешь, что это такое?

– Знаю, но почему бы ни сказать просто няней? Ненавижу, когда женщина говорит, что работает бэбиситтером, согласись, звучит ужасно… Ой, что я несу! Прости, прости!

– Да нет, ты права, мой русский наверное ужасен…

– Ничего подобного, наоборот, ты говоришь лучше, чем многие русские сейчас… Да черт с ним, рассказывай дальше!

– Я попала в приятную семью, двое детей. Четыре и пять лет, мальчик и девочка. Поначалу думала, что сойду с ума, но потом привязалась к ним, они забирали все мое время и занимали все мои мысли, это пошло мне на пользу, некогда было думать о Дике, некогда тосковать по Москве. Я проработала так два года, скопила немного денег…

– А где это было, в каком штате?

– В Калифорнии. Климат там благодатный, русских много. Да, так о чем это я… Мои работодатели переехали в другой штат, там это обычное дело… Да и дети уже подросли… Я сняла себе комнатушку и вскоре нашла работу в русском магазине, правда ехать надо было полтора часа. Я купила развалюшку-машину и ездила, но работала я по-черному, в том смысле, что нелегально. Подружилась с хозяйкой магазина и она сосватала меня с одним американцем. Мне надо было выйти замуж, чтобы легализоваться… Впрочем, ты наверное знаешь прорву подобных историй…

– Но это не истории моей родной сестры… Хотя ты и никудышная сестра, но я все равно хочу знать подробности…

– Ох, разве можно рассказать все подробности за столько лет… Но ты права, я никудышная сестра…

– А почему ты здесь только проездом?

– Так получилось…

– А как ты нашла мой телефон?

– Я… – смутилась вдруг она. – Я попросила подругу позвонить… ей и спросить тебя. Ну и вот… Я была счастлива узнать, что ты живешь отдельно.

Я смотрела на нее и не верила себе – неужто это моя обожаемая сестра Юлька, – элегантная дама, вполне европейского вида, и в общем-то чужая… по крайней мере я так это чувствовала, и мне было мучительно больно. Она рассказывала о своей жизни, в которой мне не было места, а вот теперь почему-то нашлось…

– Юль, а если бы ты не увидела меня по телевизору, ты стала бы меня искать?

– Боже мой, Олеська, как ты можешь спрашивать! – огорчилась она. – Конечно, стала бы… но может еще не сразу… Я в последние годы все чаще об этом думаю, а тут вдруг толчок…

Если в первые полчаса встречи была только радость и растроганность, то сейчас вдруг наступило отрезвление. Когда я ехала на встречу с ней, я думала, что смогу рассказать ей все, что мучило меня и терзало, и вдруг поняла, что не стану этого делать. С какой стати? Странно. В прошлом году я встретилась со школьным другом, которого не видела лет пятнадцать, мы встретились так, словно расстались вчера… Я даже не заметила в какой момент и почему пришло отрезвление.

– Ну вот, я вкратце рассказала о себе. Теперь ты рассказывай!

– Да мне и рассказывать особенно нечего… Так, ничего особенного… – на меня вдруг навалилась усталость.

– Как это ничего особенного, ты стала модной писательницей, это же безумно интересно… Почему ты вдруг взялась за перо?

– Да так, со злости в общем-то…

– И за это прилично платят?

– Пока не войдешь в моду, совершенно неприлично, а теперь вполне… – я уже еле ворочала языком.

– Олеська, что с тобой? – наконец спохватилась она.

– Не знаю, что-то я спеклась. У меня еще с утра была очень напряженная и важная встреча, и после твоего звонка я почти не спала… Хочешь, поедем ко мне, я приму прохладный душ и буду как новая… Кстати, ты завтра когда улетаешь?

– У меня самолет в пять часов.

– Утра?

– Нет, вечера. Знаешь, ты сейчас езжай домой, отдохни, а завтра утром встретимся, если ты сможешь…

– Смогу, конечно. Я отвезу тебя в аэропорт. Ты из Домодедова летишь?

– Нет, из Шереметьева.

– Куда тебя сейчас отвезти? Нам обеим, похоже, отдых не помешает…

– Да, столько волнений… – виновато улыбнулась она. – Но отвозить меня не нужно, я живу тут в двух шагах, на Спиридоновке. А давай выпьем по чашке кофе, тебе же за руль садиться, может, проснешься…

Назад Дальше