Через пять месяцев мне была присвоена степень доктора философии с высшим отличием. Такова, дорогие мои, позорная история моей жизни. Ну что, рискнет кто-нибудь пойти искупаться?
– Сын, если в этой истории есть хоть слово правды, то она и в самом деле позорная.
– Папа! Это несправедливо! Зебадия играл по их правилам – и переиграл их!
– Так это не Зеб опозорился, это опозорилась американская система высшего образования. Я-то прекрасно знаю, какая чушь по нынешним временам защищается в качестве диссертаций. То, что Зеб написал (если он действительно это написал), ничем не хуже. Но я впервые сталкиваюсь с ситуацией, когда умный и способный исследователь – то есть ты, Зеб, – берется доказать, что престижный институт – я догадался какой – может дать докторскую степень за намеренно бессмысленное псевдоисследование. Обычно-то я вижу, как бездарные и умопомрачительно серьезные юнцы занимаются подсчетом пуговиц под руководством бездарных и умопомрачительно серьезных старых дураков. Не представляю, что тут можно сделать: все прогнило насквозь. Единственный выход – послать всю систему к черту и начать сначала. – Папа пожал плечами. – Да где уж там.
– Зебби, – спросила тетя Хильда, – что ты делаешь в университете? Я как-то никогда не интересовалась.
– Примерно то же, что и ты, Шельма, – ухмыльнулся мой муж.
– Я? Но я не делаю ничего! Живу в свое удовольствие.
– Я тоже. Вообще-то, у меня должность «профессор-исследователь». Если ты заглянешь в документы, то обнаружишь, что мне выплачивают соответствующее этой должности вспомоществование. Дальнейшее расследование покажет, что несколько более значительная сумма регулярно вносится на счет университета одним доверенным лицом в Цюрихе… пока я числюсь в этой должности, причем условие это ни в каких документах не зафиксировано. Мне нравится жить в кампусе, Шельма: это дает мне привилегии, недоступные варварам за оградой. Время от времени я читаю какой-нибудь курс, подменяю коллег, которые заболели или ушли в отпуск…
– Что-о? Что это ты читаешь? На каком факультете?
– На каком угодно, лишь бы не на педагогическом. Прикладную математику. Общую физику. Термо-чтоб-ее-динамику. Детали машин. Дуэльное фехтование. Плавание. А также – только не смейтесь – английскую поэзию от Чосера до елизаветинцев. Я люблю преподавать что-нибудь такое, что стоит преподавать. Деньги за лекции не беру: мы с ректором прекрасно друг друга понимаем.
– Я вот не уверена, что я тебя понимаю, – сказала я, – но я тебя люблю. Пошли купаться.
Глава десятая
…Он имел два рога, подобные агнчим, и говорил как дракон![49]
ЗЕБ:
Прежде чем направиться к бассейну, наши жены заспорили о том, как одеваются барсумианские воины, – достичь единодушия в этом споре оказалось тем труднее, что более или менее трезвым в нашей компании был я один. Пока я излагал свою «позорную историю», Джейк уничтожил еще одну порцию виски со льдом и теперь был очень расположен этак добродушно с кем-нибудь подискутировать. Дамы выпили всего по одному хайболлу, но Дити только разрумянилась, а Шельма так мало весит, что от той же дозы была уже хороша.
Мы с Джейком согласились остаться при клинках. Раз уж наши принцессы их на нас нацепили, мы решили их не снимать. Но Дити потребовала, чтобы я снял замасленные шорты, в которых работал.
– Капитан Джон Картер никогда не ходит одетым. Он прибыл на Барсум нагим и с тех пор никогда не надевал ничего, кроме портупеи, как и подобает воину. Портупея, украшенная драгоценными камнями, – для торжественных церемоний, простая – для схваток. И ночные шелка при отходе ко сну. Барсумиане не носят одежды. Когда Джон Картер впервые увидел Дею Торис. – Дити закрыла глаза и начала наизусть: – «Она была лишена каких-либо одеяний, как и зеленые марсиане… если не считать ее пышных украшений, она была совершенно нага». – Дити открыла глаза и многозначительно взглянула на меня. – «Женщины не носят одежд – только украшения».
– Слшком нн… ик!.. ххладно, – икнув, заметил ее отец. – Пршу прщен’я.
– Когда становилось прохладно, они закутывались в меха, папа. То есть я хочу сказать «Морс Каяк, мой высокочтимый отец».
– Да не пр…хладно, а нн-накладно, – ответил Джейк, старательно выговаривая слова. – Представьте себе: сталь звенит, сверки клинкают… клинки сверкают, а на тебе болтаются фамильные сокровища: бац тебя по коленкам, бац… Отвлекает. Кроме того, их могут сорвать. Верн’, капитан Джон Картер?
– Логично, – согласился я.
– И вообще на иллюстрациях все изображены в надбедр’ных повязках. А под ними, наверн’, плавки. Стальные. Я бы носил.
– Папа, эти картинки рисовали в начале двадцатого века. У них там была цензура. А в тексте ясно сказано: мужчины носят оружие, женщины – драгоценности. Когда холодно, меха.
– Я знаю, как бы я одевалась, – влезла в разговор Шельма. – Тувия носит драгоценности на таких, знаете, кусочках прозрачной ткани. Я помню картинку на обложке. Это не платье, а так – чтобы было на что прицепить брошки. Дити – ой, прости, Дея Торис, найдется у тебя прозрачный шарфик – мне надеть? К счастью, когда Морс Каяк меня похитил, мои жемчуга были на мне.
– Шельма, – возразил я, – ты никак не можешь быть Тувией. Тувия вышла замуж за Карториса, а твой муж Морс Каяк, точнее, Морс Каджейк — возможно, некоторое расхождение в написании с марсианским.
– Конечно, мой муж Морс Джейк! Но я его вторая жена, так что все в порядке. Однако подобает ли Владыке Барсума именовать принцессу династии Птарт Шельмой? – Миссис Берроуз гордо вытянулась во все свои сто пятьдесят два сантиметра и приняла оскорбленный вид.
– Прошу простить меня, ваше высочество.
Шельма хихикнула:
– Не могу сердиться на нашего Владыку. Дея Торис, детка, есть у тебя зеленый тюль? Или голубой? Любого цвета, только бы не белый.
– Пойду поищу.
– Дамы, – возмутился я, – если мы будем столько времени собираться, бассейн замерзнет. Обойдемся сегодня без жемчуга. Кстати, откуда на Барсуме берется жемчуг? Морское дно там безжизненное, устриц нет.
– Он доставляется из Коруса, затерянного моря Дора, – сообщила Дити.
– Их не переспоришь, сын. Но я либо сейчас пойду купаться, либо еще выпью… а потом еще. Потом опять еще. Я устал. Я трудился. Не покладая рук.
– Хорошо, папочка, пошли купаться. Тетя Хи… – тетя Тувия, ты как?
– Иду, иду, Дея Торис. Иду, чтобы спасти Морса Джейкоба от него самого. Но земных одежд не надену. Можешь взять мою норку: вдруг на обратном пути будет холодно.
Джейк обмотал свой саронг вокруг бедер на манер марсианской повязки, опоясав его портупеей. Я снял запачканные шорты и надел плавки, которые Дити снисходительно признала «почти барсумианскими». Я уже мог обойтись без одежды, позаимствованной у Джейка, так как добрался до своей походной сумки, постоянно хранившейся в машине, – в ней имелось все: от паспорта до пончо. Шельма надела жемчуга и кольца, в которых она была у себя на вечеринке, а талию обхватила шарфиком, прицепив к нему всю бижутерию, какую только удалось обнаружить в доме. Дити взяла с собой Хильдину норковую накидку и вскоре набросила ее на плечи:
– Мой капитан, подари мне когда-нибудь такую же.
– Я лично буду свежевать норок, – пообещал я ей.
– О боже! Я думала, это синтетика.
– По-моему, нет. Спроси у Хильды.
– Лучше не буду. Но я согласна на синтетическую.
– Моя возлюбленная принцесса, – сказал я, – ты ешь мясо. Норки – злобные хищники, а тех, что идут на мех, специально для этого разводят – не капканами отлавливают. С ними хорошо обращаются и убивают их гуманно. Если бы твои предки не убивали животных на мясо и мех во время последнего оледенения, то тебя бы не было на свете. Чувства, не подкрепленные логикой, приводят к трагедиям вроде тех, что происходят в Индии и Бангладеш.
Некоторое время Дити молчала. Мы шагали к бассейну вслед за Хильдой и Джейком. Потом она сказала:
– Мой капитан…
– Да, принцесса?
– Ты прав. Но твой ум так похож на компьютер, что я порой пугаюсь.
– Я вовсе не хочу тебя пугать. Я не жажду крови – ни норок, ни коров, ничьей. Но я буду убивать без колебаний – ради тебя.
– Зебадия…
– Да, Дити?
– Я горжусь тем, что ты выбрал меня в жены. Я постараюсь быть хорошей женой… и твоей принцессой.
– Ты уже моя принцесса. Ты всегда ею была и будешь. Дея Торис, моя единственная любовь, до того как я тебя встретил, я был мальчишкой, играющим в игрушки для переростков. Теперь я мужчина. У меня есть жена, которую надо беречь и радовать… ребенок, о котором надо заботиться. Я наконец-то живу по-настоящему! Эй! Что ты носом шмыгаешь? Нечего, нечего!
– Я сейчас разревусь.
– Ну-ну… Не намочи Хильдину шкурку.
– Дай платок.
– У меня нет. – Я вытер ей слезы рукой. – Выплачешься на меня в койке.
– Давай ляжем пораньше.
– Сразу после обеда. Ну что? Уже не шмыгается?
– Кажется, нет. Интересно, беременные всегда плачут?
– Говорят, да.
– Ладно, я больше не буду. Мне не полагается. Я ужасно счастливая.
– У полинезийцев есть такое выражение: «Рыдать от счастья». Вот, наверно, ты этим и занимаешься.
– Должно быть. Но лучше я не буду на виду у всех. – Дити приспустила с плеч накидку. – В ней очень приятно, но жарко. – Вдруг она насторожилась и снова закуталась в накидку. – Кто это сюда идет?
Я поднял глаза и увидел, что Джейк и Хильда уже у самого бассейна, а снизу, из-за гигантского валуна, в нашу сторону направляется какой-то человек.
– Не знаю. Стой здесь. – Я поспешил к бассейну.
Незнакомец был в форме федерального рейнджера. Подходя, я услышал, как он спрашивает Джейка:
– Вы Джейкоб Берроуз?
– А что?
– Отвечайте на вопрос. Если вы Берроуз, то у меня к вам дело. Если нет, то вы находитесь на территории не принадлежащего вам землевладения. Это федеральная земля, доступ сюда ограничен.
– Джейк! – крикнул я. – Кто это такой?
Вновь пришедший повернулся в мою сторону:
– А вы кто такой?
– Не с того начали, – сказал я. – Сперва назовите себя.
– Не валяйте дурака, – сказал незнакомец. – Видите, я в форме. Я Бенни Хайбл, здешний рейнджер.
Я ответил, тщательно подбирая слова:
– Мистер Хайболл, вы человек в форме, с кобурой и бляхой. Но отсюда еще не явствует, что вы федеральное должностное лицо. Предъявите ваше удостоверение и изложите суть дела.
Носитель формы вздохнул:
– Ну вот что, мне некогда с вами тут шутки шутить. – Он положил руку на кобуру. – Если кто из вас Берроуз, признавайтесь. У меня ордер на обыск дома и участка. Сюда из Соноры идут наркотики. Уверен на все сто, что тут перевалочный пункт.
В этот момент у меня из-за спины стремительно вынырнула Дити, она подошла к отцу и встала рядом с ним:
– Где ваш ордер? Предъявите документы! – Она была плотно закутана в накидку, лицо пылало возмущением.
– Еще одна нашлась, шутить вздумала! – И этот клоун расстегнул кобуру. – Это федеральная территория, я здесь власть, понятно?
Неожиданно Дити сбросила с себя накидку и оказалась перед ним совершенно нагой. Я одним движением обнажил клинок, сделал выпад и нанес удар по его руке, поднял клинок и нанес еще один – в живот повыше пояса.
В то же мгновение сабля Джейка почти перерубила его шею. Незваный гость рухнул на землю, как марионетка с перерезанными веревочками. Он лежал на краю бассейна, из трех его ран лилась кровь.
– Зебадия, прости меня!
– За что, принцесса? – Я вытер клинок о форму лжерейнджера. Кровь у него была омерзительного цвета.
– Он не среагировал! Я рассчитывала, что мой стриптиз выиграет вам время.
– Но ты отвлекла его, – заверил я ее. – Он уставился на тебя и перестал следить за мной. Джейк, у кого бывает сине-зеленая кровь?
– Понятия не имею.
Шельма подошла поближе, присела на корточки, обмакнула палец в кровь, понюхала.
– Гемоцианин, по-моему, – невозмутимо сказала она. – Дити, ты была права. Пришелец. На Земле самые крупные существа с таким способом переноски кислорода – омары. Но это не омар, это Черная Шляпа. Как вы догадались?
– Я не то чтобы догадалась. Просто он странно себя вел. Рейнджеры держатся вежливо. И никогда не отказываются предъявлять удостоверения.
– Я тоже не могу сказать, что догадался, – признался я. – Я просто разозлился.
– Но действовал ты быстро, – одобрительно сказал Джейк.
– Автоматическая реакция. Ты и сам времени не терял, tovarisch. Успеть вытащить саблю, пока он выхватывает пистолет, – для этого нужны и смелость и скорость. Но нам некогда разговаривать: где его дружки? Вдруг нас кокнут по дороге домой?
– Посмотрите на его брюки, – сказала Хильда. – Верхом он не ехал. И пешком совсем немного прошел. Джейкоб, можно сюда проехать на джипе?
– Нет. Только на лошади, и то с трудом.
– В воздухе тоже ничего не было, – добавил я. – Ни вертолетов, ни аэрокаров.
– Континуумоход, – сказала Дити.
– Что?
– Зебадия, Черные Шляпы – это пришельцы, которые не хотят, чтобы папа построил машину пространства-времени. Мы это установили. Следовательно, у них-то есть континуумоходы – это логически вытекает из предыдущего.
Я обдумал эту идею.
– Дити, я, пожалуй, буду подавать тебе завтрак в постель. Джейк, каким образом можно обнаружить чужой континуумоход? Он ведь не обязательно будет похож на Аю Плутишку.
Джейк наморщил лоб:
– Да. Он может выглядеть как угодно. Устройство на одного пассажира может быть совсем небольшим, ну хотя бы с телефонную будку.
– Если оно на одного, то оно, скорее всего, припарковано вон в тех кустах, – показал я рукой. – Мы можем его найти.
– Зебадия, – запротестовала Дити, – у нас нет времени на поиски. Нам надо уносить ноги, и быстро!
– Моя дочь права, – сказал Джейк, – но не по этой причине. Может быть, машина вовсе и не ждет. Может быть, она припаркована где-то на очень малом расстоянии от нас по любой из шести осей и должна прибыть сюда автоматически – по заранее данной программе или по какому-нибудь сигналу, который мы и представить себе не можем. Не обязательно чужому континуумоходу находиться здесь-сейчас, он может находиться здесь-потом. Появится через какое-то время и заберет своего пассажира.
– В таком случае, Джейк, мы с тобой и с девочками должны податься из здесь-сейчас в там-тогда. Потеряться. С концами. Сколько времени у нас уже идет проверка на герметичность? Который час?
– Семнадцать семнадцать, – не задумываясь ответила Дити.
Я воззрился на свою жену:
– Ты же голая, как лягушка. Где у тебя спрятаны часы? Не там, надеюсь?
Она высунула язык:
– Дурачок. У меня часы в голове. Я об этом не распространяюсь, а то на меня начинают как-то странно посматривать.
– У Дити врожденное чувство времени, – подтвердил ее отец, – с точностью до тринадцати секунд плюс-минус примерно четыре секунды. Я измерял.
– Прости, Зебадия, не хочу, чтобы меня считали уродцем.
– За что ты просишь прощения, принцесса? Я с почтением склоняю голову. А как ты обходишься с часовыми поясами?
– Так же, как ты. Прибавляю или отнимаю, как требуется. Милый, внутренние часы есть у каждого. Просто мои точнее, чем у большинства людей. Это как абсолютный слух – у одних есть, у других нет.
– Может, ты еще и человек-калькулятор?
– Да… Но компьютеры считают настолько быстрее, что я теперь этим почти не занимаюсь. И еще одна вещь – у меня чутье на глюки в программе. Если ответ неверен, я мгновенно это замечаю. И ищу баги в программе. Если не нахожу, посылаю за инженером по ремонту компьютеров. Послушай, милый, давай обсудим мои странности в другой раз. Папа, давай бросим эту тварь в отстойник и пойдем. Я что-то нервничаю.
– Не так сразу, Дити. – Хильда все еще сидела на корточках возле трупа. – Зебби! Что говорят тебе твои предчувствия? Мы в опасности?
– Ну… в данную минуту – нет.
– Хорошо. Я хочу анатомировать это существо.
– Тетя Хильда!
– Спокойно, Дити, прими милтаун. Джентльмены, в Библии сказано – или не в Библии, все равно: «Познай врага своего». Это единственная Черная Шляпа, которую мы видели; это не человек, и он рожден не на этой Земле. Перед нами бездна информации, и ни в коем случае нельзя спускать ее в отстойник, пока мы не узнаем побольше. Джейкоб, пощупай вот здесь.