– Пирамидон – это таблетки, – вступил Гош невпопад, но примирительным тоном. – Кажется, анальгетик, то есть, от боли. А Кальдерон – это такой очень старый европейский автор, прославившийся небольшой пьесой с символическим названием «Жизнь есть сон». Вот. Если кто-то хочет послушать лекцию про анальгетики – милости прошу. Ну и что, мне теперь застрелиться? Белый, ну как ты не можешь понять…
– Блюма Вульфовна, – попросил Белый, – заткните фонтан. Хотя бы на время. Ну, зачем ты это сказал, дурачина? Ты что, забыл, кто такой Сан Сеич? Или ты нарочно – проверить хотел?
Гош на секунду задумался. потом глянул через плечо в сторону двери, за которой исчез пожилой мужчина. И вздохнул. Подумал о том, что вздыхает теперь ежеминутно – столько поводов для этого находится.
– Само вырвалось, – признался Гош. – У меня всегда само вырывается. У тебя – нет?
– У меня и не такое вырывается. А ты бы мог хоть немного думать прежде, чем молоть языком.
– Да может, он этой книги в принципе не читал!
– Это учебник-то? «Психопатология»?
– Не так. «Патопсихология». М-да. Нехорошо получилось. Вот обида, я ведь на самом деле хотел вам про Евлампия Феофилактовича Говно рассказать….
Объездчики коротко хохотнули, но уже без огонька. То ли Евлампий Говно показался им персонажем менее ярким, чем Блюма Вульфовна, то ли разговор подошел слишком близко к тому, что составляло главную проблему каждого.
Кроме Георгия Дымова, который, похоже, с именем своим уже свыкся.
* * *
На утренней дойке заспанный Гош работал вяло. Но на вечерней проявил усердие и неожиданно почти догнал объездчиков.
– Немного еще подучишься и обставишь любого из нас, – заверил его Цыган. – И не забывай, что старый опытный цыганский дояр всегда готов с тобой поделиться секретами мастерства. Всего за десять баксов. Молодец, Гошка. Умелые руки… – о последние два слова он запнулся языком, и на лице его вдруг заиграла мечтательная улыбка.
– Слушайте, Регуляторы! – повернулся он к объездчикам, переливающим молоко из ведер в бидоны. – Мы, конечно, не настоящие индейцы, а даже совсем наоборот. Но! Что нам стоит учинить набег на близлежащие вигвамы и умыкнуть себе по хорошенькой скво?
Большой от неожиданности чуть не уронил ведро.
– Цыган, – сказал он. – Ты не Цыган. Ты Чингачгук. Ты мудр, как Великий Змей.
– Ага, как гадюка, – ехидно поддакнул ему Костя. – А пулю в голову не хочешь?
– За что? – удивился Большой.
– Где ты ее возьмешь, эту скво, так, чтобы без кровопролития? Да с тобой еще и не каждая пойдет…
– Это почему же? – на этот раз Большой даже обиделся. Ведро нехорошо задрожало в его могучей лапе.
– Потому что ты – не-нор-маль-ный! – объяснил Костя.
Большой выразительно сплюнул под ноги и снова занялся молоком.
– Забыл, – признался он. – Каждую ночь девчонки снятся. Какие – непонятно. Но очень хорошие.
– От души соболезную. Нереально это, брат.
– Если правильно себя повести, – сказал Цыган, – можно сойти и за нормального.
– Это на первые десять минут, – помотал головой Костя. – А потом обязательно что-нибудь не то брякнешь, или посмотришь как-нибудь не так…
– За десять минут управиться можно, – мечтательно проворковал Цыган.
– Их всех давно поделили, – сказал Костя. – Держат на коротком поводке. Как ты с ней познакомишься, хотя бы и на десять минут? На квартиру же не зайдешь – братва рога отвинтит. Рынок? Тоже сомнительно. А нас к тому же, с нашими безумными рожами, вся Тула знает.
– Зачем нам Тула? – не унимался Цыган. – К чему нам этот злобный городишко? Надо пошарить по тем местам, где мы еще не успели засветиться. Регуляторы! Даешь экспедицию! Разведку боем! По белым пятнам на карте родины!
– Новомосковск! – оживился Большой. – Заодно упрем трейлер стирального порошка!
– Кровь с простыней отстирывать!!! – взревел Цыган.
– Почему кровь? – не понял Костя.
– Георгий! – потребовал Цыган. – А ну-ка, закати Регуляторам лекцию о женской физиологии! По десять баксов с носа.
– А-а… – Костя слегка порозовел лицом. – По-моему, я об этом что-то помню.
– Я тоже, – признался Большой. – Но мало.
Гош поднялся с низкой скамеечки, на которой до этого сидел, и зачем-то пнул ее сапогом, чуть не опрокинув заодно полное молока ведро. Пестрая корова неодобрительно переступила с ноги на ногу.
– Ты чего? – спросил Цыган. – Я что-то не то сказал?
– Да нет, – соврал Гош. – Так, промелькнуло… Ерунда. Левая передняя, правая задняя, правая передняя, левая задняя… Или наоборот, с правой?…
– Это уже не женская физиология, – заметил Костя. – Так, кто у нас здесь главный по навозу? Опять я?
– В такой последовательности четвероногие перебирают лапами, – сообщил Гош, уходя в глубь коровника, будто бы за вилами. Цыган подобрал его ведро и понес к бидонам. На полпути он оглянулся. Плечи у Гоша были неестественно опущены.
– Чего-то вспомнил, – заговорщически прошептал Цыган объездчикам. – Про баб.
– Эй, Регуляторы! – крикнул из-за ворот Белый. – Вы там заснули? Помогите мне с этой косилкой, а?! Рук не хватает!
– Между прочим, кого в косилку запряжем? – задумался Цыган.
– Тебя, – сказал Костя. – Чтобы о бабах поменьше думал.
В дальнем углу коровника Гош рассматривал свои руки. Пальцы дрожали. Не от усталости, нет – от внезапно пришедшей и очень сильно ударившей по нервам догадки, что на одном из этих пальцев могло сверкать золотом кольцо. И не только у него.
Он понимал, что ему не может, не должно быть так больно от этой мысли. Как складывалась его личная жизнь, Гош совсем не представлял. Думалось даже, что это удача – не помнить такого. Но все равно, ему стало вдруг нехорошо.
* * *
– Подгоняй свой грузовик, – сказал Цыган Большому. Тот презрительно хмыкнул. Гош успел рассказать ему, какая заслуженная машина «Дефендер», и даже извиниться за испорченное колесо. Этой запаской, расположенной на капоте, Большой отчего-то страшно гордился. Видимо, ему казалось, что у настоящей машины она должна быть именно там. Иногда в Большом прорывалось обостренное и довольно своеобразное понимание эстетики. А колесо на капоте и правда сглаживало рубленые черты передка «Лендровера», делая машину чем-то похожей на самого Большого, с его слегка оплывшей, но внушительной мускулатурой.
А еще Большой в свободное время любил забраться в живописный уголок подальше от фермы и немного постоять там, оглядывая пейзаж. Объездчики к нему с расспросами не приставали – странности в поведении людей они вполне разумно полагали отголосками прошлой жизни и попытками что-то вспомнить. Гош поначалу тоже старался не замечать, как Большой смотрит на вещи. Но вскоре не удержался, начал сопоставлять, и ему пришла на ум неожиданная догадка. Конечно, чтобы ее проверить, нужно было выбраться в город и основательно там покопаться. Гош подозревал, чего именно Большому не хватает. И дал себе зарок обязательно достать ему это нечто.
«Дефендер» задним ходом закатился во двор, в него зашвырнули тюк с мясом и бидоны с молоком.
– А мне с вами…? – спросил осторожно Гош.
– И не думай, – помотал головой Цыган. – Нас они еще терпят, а вот ты для них, братишка, хуже керосину. И потом, мы же тебя грохнули, забыл?
– Это вы поспешили, – заметил Гош. – Сказали бы лучше, что на цепь посадили и занимаетесь моим перевоспитанием… Вы этим враньем на себя же беду накличете. Сунется на ферму какой-нибудь тульский пахан, а тут я гуляю… Он вам покажет, что такое врагов народа укрывать.
– А ты спрячешься, – сказал Цыган очень строго. – Понял?
Гош неодобрительно фыркнул.
– У тебя приклад скоро отвалится, так ты его напильником изрезал, – пообещал Костя, издали прислушивавшийся к разговору. – Мало тебе, что ли? Снова пострелять охота?
– Нет, – сказал Гош, и в голосе его прорезалось нечто, похожее на смущение. – Больше уже нет. Просто…
– Значит спрячешься, – повторил Цыган.
– Нужно что-то со всем этим делать, – хмуро пробормотал Гош, сунул руки в карманы и убрел к дому.
– С чем делать? – спросил Большой у Цыгана.
– Да со всем этим, – Цыган кивнул на заваленные данью внутренности «Лендровера» и с неожиданной злостью захлопнул дверцу. – Правильно говорит. Надоело. Действительно, почему мы должны городским оброк платить, как русские монголо-татарам?!
– Потому что мы русские, – объяснил Белый, показываясь в дверях мастерской и направляясь к машине. На ходу он обтирал руки ветошью. – И русским позарез нужна бочка солярки. А эти козлы только монголо-татар к кранику и подпускают. Хочешь остаться без электричества? Нет проблем. На леднике молоко не скиснет. Но учти, керосин весь тоже у них. Будешь корову при лучине доить, как в каменном веке?
– Крепостное право обречено, – гордо заявил Цыган. Объездчики только что прикончили учебник истории и теперь старались перещеголять друг друга вновь обретенной эрудицией. – Рано или поздно мы все равно начнем с ним бороться. Но готовиться к революции лучше загодя. Вот я и говорю – надоело…
– И вообще, – заметил Костя, – сдается мне, что мы на ранчо засиделись. Не пора ли объявить крестовый поход за справедливость, а, Регуляторы? Заодно и мир повидаем. Где моя звезда помощника шерифа?
– А Сан Сеич? – удивился Большой.
– С собой возьмем! Будет в обозе винчестеры заряжать…
Белый подошел к Косте вплотную и посмотрел ему в глаза. Костя сначала пыжился и таращился, но потом все равно отвел взгляд.
– Кто минуту назад Гошку стыдил? – напомнил Белый. – Я?
– Ему надо, – пробормотал Костя. – Сан Сеич говорит, ему надо время от времени напоминать, какой он был. Так ему больнее, но ему же и лучше.
– А тебе?
– А что мне…?
– У тебя у самого на прикладе сколько запилов?
– Я не пижон, – Костя ухмыльнулся одной стороной рта. – Мне это ни к чему.
– Ах, не пижон… Тогда кто ты, если хочешь воевать с этими детьми?
– Да почему воевать?! Просто отвадить. Показать, кто здесь старший.
– Они еще опомнятся, – мягко сказал Белый. – Потерпи. Мы все терпим. Нужно подождать еще немного, и они начнут вспоминать. А когда восстановят личности, мы же еще их и утешать будем. Вот когда придет наше время. Мы будем нужны позарез, Костя. Мы будем учить их жить по новой. Впереди очень много работы, старик. Только дождись.
– Сколько?
– Откуда ж я знаю… Год. Полтора.
– А сколько уже прошло времени?
– Сам знаешь. Год минимум, а то и два.
– Белый, – сказал Костя с такой интонацией, будто втолковывал малышу. – Очнись. Не будет нашего времени. Они не проснутся. Никогда.
Белый пожевал губу, коротко глянул на притихших Цыгана и Большого и задумчиво произнес:
– Тогда… Тогда нам тем более нужно оставаться здесь. Будущее за теми, у кого в руках хозяйство.
– Всю жизнь предлагаешь на бандитов горбатиться? – подал голос Цыган.
– Не обязательно. Мы будем искать. Найдем еще таких же, как мы. Сколотим крепкое поселение. И нормально заживем.
– Ты действительно очнись, а? Помнишь, Гошка сказал, куда подевались большие собаки? Их отстреляли. Понял, о чем я? Таких, как мы, больше нет.
– Должны быть, – убежденно сказал Белый. – Ладно, закрываем диспут. Берите стволы, поехали к монголо-татарам… Чтоб они все передохли!
* * *
Объездчиков тормознули неподалеку от загородной бензоколонки. Там ни с того, ни с сего из легкой заставы образовался блокпост – строительные конструкции поперек дороги и бронетранспортер. Лица у сидевших на броне парней оказались знакомые, но повадки резко отличались от тех, что были еще на прошлой неделе.
– Разгружай здесь! – скомандовали объездчикам. Те хмуро вытащили из машины добро и остановились в нерешительности.
– И отваливай! – раздалась новая команда.
– Нам в город нужно, – сказал Белый. – Выменять кое-что.
– В город нельзя.
– Ну хоть до колонки, может, там осталось. У нас солярка на исходе.
– Нельзя.
– А кому можно? Вы что, рынок закрыли?
– На рынок только по пропуску.
– Чего? – изумился Белый.
– Во, – сказал охранник, вытаскивая из-за пазухи маленький кусочек голубой пластмассы. Белый присмотрелся. На карточке была надпись латинницей «VIZA», которую Белый прочесть не смог, хотя она и показалась ему смутно знакомой. В углу карточки переливалась объемная картинка с изображением то ли птицы, то ли еще чего-то с крыльями.
– Привезешь столько же, – охранник показал на сваленный в кучу провиант, – дадим пропуск. Но только до рынка. По центру кататься нельзя. И вообще по городу нельзя. Вот…
Охранник умолк, отдуваясь. Похоже, тирада далась ему с большим трудом. Он и этот-то набор слов выговорил на одном дыхании, как зазубренный урок.
– Сунешься без пропуска, на первый раз отберем машину, – добавил второй и для вящей убедительности треснул прикладом по башне. Та, словно живая, шевельнула стволами в ответ.
– И кто же эти пропуска выдумал? – тоскливо спросил Белый. Хотел добавить что-нибудь обидное, но благоразумно промолчал. «Тупые» от любой колкости взрывались мгновенно.
– Главный, – коротко ответили ему.
Белый залез в машину. Объездчики последовали его примеру, взгляды у них были острее бритвы. Большой, злобно сопя, развернул автомобиль, стараясь не глядеть в сторону охраны. Та довольно ухмылялась.
– Я насчитал шестерых, – негромко сказал Костя. – Кто больше?
– Шестеро, – кивнул Белый. – И минимум один в башне.
– Застава стоит бездарно, – Костя оглянулся на удаляющийся блокпост. – Налетать и трепать… Сколько влезет. Гоняться за нами на бэтээре они не рискнут.
– Они-то как раз и рискнут. Они же тупые, Костя.
– Хоть бы ящиков с песком на него понавешали, идиоты. Все-таки подобие активной брони. Один гранатомет…
– Как ты это говоришь… «Сдается мне, в прошлой жизни я воевал»? Что такое активная броня, ты, Кутузов?
– Честно говоря, не знаю. Но ящики с песком – это вроде нее.
– А ведь перекрыли они нам кислород, братцы, – сказал невесело Цыган.
– Ерунда. Застава обходится элементарно.
– И что с того? Являешься ты на рынок без этого их пропуска, тут-то и начинается самое интересное.
– Да, ситуация…
– Чего делать будем, мужики?
Большой, до этого момента весь сосредоточившийся на дороге – наверное, чтобы не орать от злости, – неожиданно высказался:
– А Гошка-то прав. Что-то надо делать.
– Гошка, конечно, прав, – согласился Белый. – Он у нас всегда прав. Вот только он был капитально неправ, когда устроил в городе побоище Игоря Святославовича с половцами.
– Думаешь, это все из-за него? – встрепенулся Костя.
– Запросто, – вздохнул Белый. – Я же говорю – беду он приносит.
– Нет, – отрезал Большой. – Это из-за москвичей.
– Что ты имеешь в виду? – обрадовался Костя. Он терпеть не мог, когда при нем наезжали на Гоша. А Белый делал это регулярно, и всегда за глаза. Ему, признанному лидеру, видимо, совсем не нравилось, что в группе объездчиков появился второй лидер, скрытый.
– Не знаю, – признался Большой.
– А верно, – сказал Цыган. – Москвичи закрыли свой город, так почему бы и местным не сделать то же самое?
– Мы не о том рассуждаем, мужики, – поспешил сменить тему Костя. – Вы лучше прикиньте, кто придумал, что города вообще надо закрывать? Кто выдумал пропуска? Для этого по нынешним временам нужны очень живые мозги.
– И неплохой объем памяти, – заметил Цыган.
– Поймать бы гада! – выразил общее мнение Большой.
Белый привычно жевал губу. Потом он сказал:
– А неплохая идея.
– Правда? – осторожно поинтересовался Цыган.
– Правда, – кивнул Белый. – Этот тип, который выдумал пропуска, может оказаться здорово похож на нас с вами.
Некоторое время объездчики молча обдумывали услышанное.
– Но почему он тогда командует? – не согласился Цыган. – Почему он еще жив вообще?
– Значит, он нашел ключ, – вздохнул Белый. – Тот ключ, что никак не дается нам с вами. И который не может найти Сан Сеич.
– А я думаю, Сан Сеич его давно отыскал, – пробормотал Костя. – Нет, не думаю, уверен…
– Почему?
– Потому что он каким-то образом приручил нас. Вспомните, какая у нас была поначалу дикая агрессия.
Объездчики замолкли снова, на этот раз минут на пять.
– Почему же он тогда не дает его нам?! – первым не выдержал Цыган. – Чего он боится?