– Как вас зовут?
– Бычков. Профессор Бычков.
– Имя, отчество?
– Это не обязательно. Он прекрасно меня знает. Скажите просто: профессор Бычков.
– Хорошо. Зайдите через полчаса. Я свяжусь с ним.
– А нельзя ли… – попытался сказать старик.
Но переговорное устройство уже было отключено.
Старик поглядел на часы. Около трех. Он спустился, вышел на улицу, перешел на другую сторону, где под яркими навесами стояли несколько белых пластмассовых столов и стульев маленького кафе. Старик выбрал место в тени и сел за столик. К нему тотчас же подошел официант.
– Кока-кола, – произнес старик слова, давно ставшие международными. Затем он достал из сумки мятую пачку сигарет и нервно закурил. Так, прихлебывая кока-колу и куря, он провел полчаса.
Когда он вновь поднялся в офис и нажал на кнопку, голос в динамике звучал уже более приветливо:
– Да, господин Бычков, я говорил с Эдуардом Владимировичем. За вами через пять минут приедет машина…
И действительно, через некоторое время к подъезду подъехал длинный серебристый лимузин.
Бычков подошел к приоткрытой двери и влез в прохладный салон машины.
– Здор-рово, дед! – Ужасающе хриплый голос принадлежал шоферу. Любой приличный человек, завидев такого типа, сразу же перешел бы на другую сторону улицы. Глубокий белый шрам пересекал наголо бритый череп. Следы давнишних, видимо в свое время неумело наложенных швов на щеке. Отсутствие указательного пальца на правой руке, толстенная золотая цепь на шее, несколько массивных перстней. Впечатление довершала татуировка на запястье – восходящее солнце и надпись полукругом: «В душе моей темно».
Бычков не смог вымолвить ни слова. Однако шофер и не ждал от него никаких слов. Взвизгнув тормозами, лимузин газанул по залитой солнцем, жаркой нью-йоркской улице.
Больше никто и никогда не видел профессора Бычкова.
Телефон на моем столе зазвонил резко и нетерпеливо.
– Турецкий! Ты не забыл, куда мы сегодня идем?! – раздалось в трубке, едва я успел ее поднять.
Вот так. Ни «здрасьте» тебе, ни «до свиданья». А если я в этот момент допрашиваю опасного преступника? А если именно сейчас, в эту секунду, у меня в голове появилась разгадка тяжкого преступления? Нет, никак не может Ирина Генриховна, жена моя, понять, что ее муж, то бишь я, Александр Борисович Турецкий, работает не где-нибудь, а в Генеральной прокуратуре Российской Федерации. И не кем-нибудь, а старшим следователем по особо важным делам!!! А это вам не хухры-мухры, между прочим!
Кстати, о чем это она?
– Ты о чем? – продублировал я свою мысль вслух.
Из трубки донеслось напряженное молчание. Да-да, я не ошибся. Именно молчание. Ира умеет так молчать, что хочется сорваться с места и умчаться куда подальше со скоростью курьерского поезда. Вот и сейчас мне показалось, что телефонная трубка раскалилась и вот-вот лопнет от мощного потока отрицательных флюидов, испускаемых Ириной.
– Турецкий! Неужели ты забыл! Как ты мог?! Ведь мы сегодня идем на концерт! В кои-то веки… А ты… Я для тебя ничто… Права была тетя…
Дальнейшую тираду приводить здесь незачем. Ну, да, да, да, согласен. Конечно, я свинья. Ведь билеты на концерт Ростроповича Ирина купила месяц назад, предварительно согласовав со мной дату, а потом каждые три дня напоминала мне о предстоящем посещении Большого зала консерватории. Последний раз напомнила позавчера.
А я, конечно, замотался, как всегда, и забыл.
– Ну что ты, конечно, помню, – попытался я вытащить себя за волосы из лужи, – помню и как раз сейчас собирался идти домой. Кстати, во сколько концерт?
– В восемь, – отрезала Ира и бросила трубку.
Я глянул на часы. Без пяти минут семь. Вагон времени!
Вихрем спустившись во двор, я вскочил в машину. Взревел мотор, и, не обращая внимания на дорожные знаки, светофоры и прочее, я помчался домой. Ничего, если остановят гаишники, то есть, пардон, теперь гибэдэдэшники (язык сломать можно), скажу, что преследую опасного преступника. Имею я право хоть раз в жизни воспользоваться служебным положением или нет?!
Дома я застал одетую в длинное вечернее платье Ирину с красными глазами, свои начищенные до блеска выходные туфли и – вы не поверите – смокинг! Настоящий смокинг!
Нет, все– таки моя жена – чистое золото!
– Откуда? – только и вымолвил я, разглядывая отличную черную ткань, шелковые лацканы и брюки с лампасами.
– Для тебя старалась, – огрызнулась Ирина, еще не успевшая отойти от своего раздражения и привыкнуть к мысли, что я дома и мы все-таки идем на долгожданный концерт, – хотела тебе сюрприз сделать.
– И это тебе удалось, – сказал я, обнимая ее.
– Так одевайся скорее!
Смокинг оказался как раз впору, в чем я в общем-то и не сомневался. Посмотрев на себя в зеркало, я остался весьма доволен. В таком виде хоть на прием к английской королеве!
Мы успели как раз к началу концерта. Ирина быстро успокоилась и стала слушать музыку. Так, как она умеет это делать – самозабвенно, полностью вливаясь в тот поток звуков, который шел в зал со сцены. Казалось, она сейчас не здесь, рядом со мной, а где-то очень далеко. А почему бы тебе, Турецкий, тоже не расслабиться и не отдохнуть? Как раз подходящий момент, чтобы забыть на время свои бесчисленные картонные папки, содержащие свидетельства о человеческой гадости и подлости. Обратиться к возвышенному, чистому. К вечности…
Может быть, мне и удалось бы вместе со всеми присутствующими сделать это. Но в этот самый момент благоговейную, почти молитвенную атмосферу зала нарушил негромкий, но очень неприятный звук. Звонок моего мобильника. Черт побери, я забыл его выключить!
Интеллигентная публика сделала вид, что ничего не произошло. Я вытащил телефон и нажал на кнопку.
– Да, – почти неслышно произнес я.
– Саша, это я, – послышался в трубке крайне взволнованный голос Меркулова, – ты срочно нужен.
Я оглянулся: все были поглощены музыкой. К тому же момент был достаточно громкий.
– Я сейчас не могу, – сказал я, – а что случилось?
– Саша, только не падай со стула. Убит генерал Филимонов.
– Что-о-о?! – воскликнул я, на секунду забыв, где нахожусь.
На беду, музыка стала тише, и мой возглас, кажется, услышал даже сам Ростропович. Я почувствовал на себе десятки укоризненных взглядов. И строже всех на меня смотрела Ирина. Я готов был сквозь землю провалиться.
– Перезвони через две минуты, – сказал я в трубку и, схватив Иру за рукав, двинулся к выходу.
– Что еще случилось? – раздраженно поинтересовалась Ира, когда мы вышли в вестибюль.
– Ира, ты только не обижайся, но домой тебе придется добираться одной.
– Я так и знала, что ты не пропустишь случая испоганить мне вечер! – моментально надулась она.
– Ира, пойми…
В этот момент вновь зазвонил телефон, вернее, завибрировал – я, хоть и с опозданием, отключил звонок.
– Турецкий, давай срочно сюда.
– Костя, скажи толком, в чем дело! Я в кои-то веки с женой на концерт выбрался…
– Саша, – раздельно проговорил Меркулов, – полчаса назад у подъезда Государственной Думы застрелен генерал Филимонов. Все остальное узнаешь на месте. Это приказ генерального. Давай ноги в руки – и сюда. Жду.
И он положил трубку.
Я вытащил из кармана ключи от машины и протянул их Ирине:
– Ира, я должен ехать. Только что убили Филимонова.
– Какого Филимонова? – недоверчиво переспросила она.
Я вздохнул:
– Того самого…
Выбежав на улицу, я довольно быстро схватил такси:
– Давай на Манежную, братишка. К Думе.
Таксист покачал головой:
– Не получится, командир. Только что оттуда. Все перегородили. Милиции – тьма. Одни мигалки. Что-то, видимо, произошло. Так что не проедем.
– Ничего, – успокоил его я, – езжай. Пропустят.
Таксист пожал плечами и потребовал деньги вперед. Только после этого мы двинулись.
Пока ехали, я, глядя на огни вечерней Москвы, пытался привести свои мысли в порядок. Звонок Меркулова был настолько неожиданным, что просто выбил меня из колеи. Тем более у меня до сих пор в голове не укладывалось, что только что убили не кого-нибудь, а самого генерала Филимонова. Поверьте, я на своем веку много преступлений повидал, и если о каждом из них книгу писать – шкафа не хватит. Но такого еще не было. Чтобы в центре Москвы, в двух шагах от Кремля, да еще политика такого ранга!.. Нет, подобного еще не было.
Между тем мы подъехали к Манежной. Действительно, движение было остановлено, всех заворачивали в объезд.
Таксист притормозил и положил руки на руль:
– Я же говорил. Теперь куда?
– Давай прямо к оцеплению. Поближе.
Таксист опять пожал плечами и подкатил к регулировщику, усиленно размахивающему полосатым жезлом.
– Нельзя, нельзя! Объезд! – закричал тот.
Я вынул из кармана свою корочку и показал милиционеру. Тот взял под козырек и подал знак следующим в оцеплении, чтобы нас пропустили. В глазах таксиста появилось уважение.
После обычных милицейских «Жигулей» в следующем кольце стояли «опели» и «форды». А дальше – несколько черных лимузинов, на которых приехали явно большие шишки. Например, я заметил «мерседес» генерального прокурора. Таксист только ошарашенно вертел головой.
– Ну ладно, давай я здесь выйду. А то тебя обратно не выпустят, – сказал я таксисту и вышел из машины.
У подъезда Государственной Думы, освещенная яркими фонарями, перед желтыми лентами ограждения стояла небольшая группа людей. Батюшки, да здесь собрались почти все главы наших силовых ведомств! Я сразу заметил министра внутренних дел Ильина, директора ФСБ Короедова, генерального прокурора. Кроме того, здесь было несколько депутатов, включая спикера Госдумы Гусева. Чуть в отдалении я заметил до боли знакомые фигуры Славы Грязнова и Кости Меркулова. К ним я и направился.
Подходя к группе больших начальников, я заметил, что все они повернулись в мою сторону и с интересом, даже с каким-то неодобрением разглядывают меня. Мне стало как-то не по себе – знаете, когда на вас непонятно почему пялятся министры и высшие руководители страны, приятного тут мало. Интересно, чего это они?
– Здорово, – хмуро сказал Грязнов, тоже оглядывая меня с головы до ног, – чего это ты так вырядился?
Ах вот в чем дело! Я и забыл, что на мне роскошный смокинг, брюки с шелковыми лампасами, рубашка со стоячим воротничком с загнутыми уголками и изящная бабочка! Вид, согласитесь, не совсем обычный для следователя, прибывшего на место преступления.
– А, – небрежно ответил я Грязнову, – это так, обычная одежда. Нечто вроде спецовки. Я в этом в машине ковыряюсь.
– Нет, вы только посмотрите, – вступил в разговор Меркулов, – он еще шутит! Турецкий, смотри, доиграешься! Уволю! – И он погрозил мне пальцем.
– Костя, неужели этот момент еще при моей жизни наступит?
– Ладно. Нечего языком трепать. Давайте, ребята, дело серьезное. Действуем оперативно и слаженно. Пошли осмотрим труп вместе с судмедэкспертом.
Мы подлезли под оградительную ленту и подошли к трупу генерала Филимонова, освещенному автомобильными фарами и прожектором «скорой».
Вот он, бывшая гроза афганских душманов, любимец армии, всегдашний оппозиционер и, как его называли в газетах, «харизматический лидер». Это к его слову в свое время прислушивался и министр обороны, и даже сам Президент, правда, недолго. Это его называли одним из вероятных претендентов на высший пост в государстве. Вот он, генерал-полковник Филимонов, лежит на асфальте в луже собственной крови, безвольно раскинув руки. И никому он теперь не страшен. Пуля, которая прошла мимо под Кандагаром, в Фергане, в Тбилиси и Грозном здесь, в центре Москвы, в мирное время настигла и убила его.
Судмедэксперт, увидев нас, поднялся.
– Ну что? – спросил Меркулов.
– Что я могу сказать? Пока немного. Судя по отверстию, пуля небольшого калибра. Около пяти миллиметров – точно будет известно, когда мы ее извлечем. Так как она застряла в тканях черепа, скорее всего, стреляли издалека. Причем со стороны проезжей части.
– Из чего это следует? – вмешался я.
– Когда он выходил из подъезда, лицо его, естественно, было обращено к улице. Пуля попала в правую часть лба, прямо над бровью. Надо сказать, выстрел мастерский.
– Снайпер? – предположил Меркулов.
– Скорее всего. И очень профессиональный.
– Ясно. А что говорят охранники?
– Чего говорят? – Грязнов пожал плечами. – Ничего не говорят. Вышли из подъезда, осмотрелись, все было спокойно. Когда Филимонов появился, двух секунд не прошло, как он схватился за голову и сразу же упал.
– Звука выстрела, конечно, не слышали?
– Нет.
– Кто-нибудь кроме охранников был свидетелем убийства?
Грязнов улыбнулся:
– Понимаю, на что ты намекаешь. Охранников я уже задержал. Но вынужден тебя огорчить – я сам осмотрел их оружие, ни из одного пистолета давно не стреляли.
– А все-таки кто-нибудь еще был рядом в момент выстрела?
– Шоферы в некоторых депутатских машинах. Но никто из них момента убийства не заметил.
– Как так? У них под носом убивают человека, а они в упор не видят?
– Да. Кто газету читал, кто дремал. Так что единственный свидетель кроме охраны – это шофер самого Филимонова. Он, понятно, следил за выходом своего шефа. Но шофер утверждает то же самое, что и охранники, – вышел и сразу упал.
Я посмотрел на возвышающуюся напротив здания Думы гостиницу «Москва». Горели почти все окна.
– Я так понимаю, что, скорее всего, стреляли оттуда?
Грязнов хмыкнул:
– Поразительная догадливость. Не в проезжавшей же машине снайпер сидел.
– Я надеюсь, все входы и выходы из гостиницы перекрыты?
– Естественно.
– Ну что, тут вроде все ясно. Пойдем теперь искать следы убийцы.
– Очнулся! Мои ребята уже там. Все номера проверяют.
Я почесал в затылке:
– Хорошо… А теперь скажи мне, Костя, какого хрена им понадобилось убивать его именно здесь, в центре Москвы? Что, для этого другое место трудно было найти? У подъезда дома, на даче. Машину взорвать, в конце концов. А?
– Не знаю. Но мне кажется, сначала надо установить, кто эти «они».
– Разумно. И если все так, как мы думаем, и убийца стрелял из гостиницы, то…
– То, возможно, он еще там, – закончил Грязнов, – хотя надежда слабая…
В вестибюле гостиницы стояли шум и гам. Здесь находился почти весь персонал гостиницы и, как я понял, все постояльцы. Никого не выпускали на улицу, поэтому присутствующие пребывали в крайней степени возмущения.
К нам тут же подскочил толстый человек с депутатским значком на лацкане:
– Товарищи, мне необходимо в Думу. Сейчас проходит заседание фракции. А меня не выпускают!
Грязнов покачал головой:
– К сожалению, ничего сделать не могу. Пока не будут проверены все находящиеся в гостинице, никто отсюда не выйдет.
– Но меня не имеют права задерживать! Я обладаю депутатской неприкосновенностью! – скандалил тот.
– После проверки документов вас выпустят.
– Когда?
– Через некоторое время.
– Через какое?
– Я вам русским языком говорю: через некоторое.
– Я здесь торчу уже час!
– Послушайте, – наконец разозлился Грязнов, – вы наверняка уже знаете, что произошло. Убит ваш коллега. Между прочим, тоже обладавший неприкосновенностью! И что, спасла она его, неприкосновенность эта? А? И вас может не спасти!
Это он, конечно, перегнул палку. Однако безапелляционная угроза Грязнова неожиданно подействовала. Депутат как-то сник, повернулся и отошел к стене. Сел на стул, откуда испуганно поглядывал на нас, держась за сердце.
Народу в гостинице, судя по всему, было немало. Я вздохнул, глядя на эту разношерстную толпу. С каждым из них нужно будет переговорить, кое-кого подробно допросить, сравнить показания, установить степень их истинности и достоверности, потом проанализировать, свести воедино… Короче, работы – непочатый край.
– Ну что, Саша, пойдем посмотрим, как там дела у моих ребят…
Двери номеров были раскрыты настежь. Светло и пусто – только кое-где группками стояли взволнованные горничные и кастелянши, шушукались и испуганно поглядывали на нас. Мы с Грязновым поднялись на второй этаж, потом на третий. И когда подошли к лестнице, чтобы подняться на четвертый, сверху сбежал один из оперативников.
– Нашли, Вячеслав Иванович! – воскликнул он, завидев своего шефа.