Роль, сыгранная хоббитами в великих событиях конца Третьей Эпохи, пробудила в них интерес к собственной истории. Шир вошел в состав Воссоединенного Королевства. По этому поводу устные предания были собраны и записаны, положив начало Летописям Шира. Некоторые знатные хоббиты оказались причастны к великим делам, и теперь во многих семьях старательно изучались древние истории и легенды.
В конце первого столетия Четвертой Эпохи в Шире насчитывалось уже немало библиотек, содержащих множество исторических трудов и хроник. Среди них отличались хранилища в Недовышках, в Смеалищах и в Брендинорье. Наше повествование о конце Третьей Эпохи заимствовано главным образом из Алой Книги Западного Крома[3], хранившейся в Недовышках, в доме Очарованов, потомственных Дозорных Западного Крома. Предположительно это подлинный личный дневник Бильбо, бывший с ним в Дольне. Фродо вернул его в Шир, существенно дополнил, а в 1420–1421 годах дописал историю Войны. Она составила отдельный том, который и хранился вместе с тремя другими, переплетенными в красную кожу, подаренными дядей племяннику при расставании. Позже к этим четырем томам добавился пятый с комментариями, генеалогией и другими материалами, касающимися хоббитов – членов Братства Кольца.
Подлинная Алая Книга не сохранилась, но потомки Сэмиуса сняли с нее несколько копий, большинство – с первого тома. Самая замечательная из этих копий имеет свою историю. Хранившаяся в Смеалищах, написана она, тем не менее в Гондоре, возможно, по настоянию внука Перегрина, и завершена в 1592 году по счету Шира, или в 172 году Четвертой Эпохи. Южный список заканчивается словами: «Финдегил, Королевский писец, завершил сей труд в 172 году и свидетельствует о точном согласии с Книгой Тана в Минас Тирите, являющейся точной копией Алой Книги Перианатов, изготовленной по велению Короля Элессара. Алая Книга Перианатов подарена Королю Элессару Таном Перегрином в день его возвращения в Гондор в 64-м году».
Судя по этой надписи, Книга Тана – наиболее полный список с Алой Книги. В Минас Тирите она была тщательно исправлена, особенно в части эльфийских имен и названий, дополнена кратким изложением «Истории Арагорна и Арвен», не связанной непосредственно с Войной. Как удалось установить, полная «История…» принадлежит перу Барахира, внука Правителя Фарамира, и записана вскоре после ухода Короля. Но самое важное в копии Финдегила – это уникальные «Переводы с эльфийского», сделанные Бильбо. Все три тома выполнены с величайшим тщанием и мастерством. Работая в Дольне с 1403 по 1418 год, Бильбо обращался к редчайшим источникам. Он не только работал с летописями, но и говорил с теми, кто помнил начало эльфийской истории. «Переводы…» повествуют о Древнейших Днях, поэтому Фродо не включил их в свой вариант и здесь они не приводятся.
Далеко не все из того, чем располагали хранилища Тукборо, нашло отражение в Алой Книге. Достославные Мериадок и Перегрин, старейшины двух знатнейших родов Шира, имели тесные связи с Гондором и Роханом, поэтому списки Брендинорья, например, содержат множество фрагментов истории Эриадора и Рохана. Часть из них записана самим Мериадоком, хотя лучше известны другие его работы: «Травник Шира» и «Летосчисление», связывающие календарный счет Шира и Брыля с календарями Дольна, Гондора и Рохана. Мериадок также является автором небольшого трактата «Древние понятия и имена Шира», содержащего любопытные рассуждения о родстве хоббитского языка с языком Рохана и объяснение происхождения особых ширских словечек и названий.
Хранилище в Смеалищах содержало источники, может быть, менее интересные для хоббитов, но весьма ценные для Большой Истории. В этом заслуга Перегрина. Он, а позже – его наследники собрали немало манускриптов, составленных писцами Гондора и содержавших копии или переложения преданий о временах Элендила. Только здесь и можно отыскать сведения об истории Нуменора и возвышении Саурона. Не исключено, что именно в Смеалищах с помощью архивов Мериадока была осуществлена первая сводка «Повести Лет»[4].
Несмотря на предположительный характер многих дат, особенно относящихся ко Второй Эпохе, труд заслуживает самого пристального внимания. Возможно, в этой работе Мериадок пользовался сведениями, полученными во время частых посещений Дольна. Там после ухода Элронда еще долго жили его сыновья и многие Высокие Эльфы. Говорят, что и Келеберн жил там после ухода Галадриэль, но нет упоминаний о том, когда он отправился в Серебристую Гавань. Вместе с ним из Среднеземья ушла последняя живая память о Древнейших Днях.
Книга I
Глава I
Долгожданные гости
В Хоббитоне был переполох. Господин Бильбо Сумникс, хозяин Засумок, объявил о намерении отпраздновать свое стоодиннадцатилетие и пообещал очень щедрое угощение. Во всем Шире Бильбо слыл богатым чудаком с тех самых пор, как шестьдесят лет назад сначала запропал куда-то, а потом вернулся как снег на голову невесть откуда. О сокровищах, добытых Бильбо за тридевять земель, ходили неутихающие легенды. Многие верили, что подземелья Засумок ломятся от кладов. Но не только предполагаемое богатство заставляло хоббитов поглядывать на Бильбо с недоверчивым удивлением. Годы шли и шли, а по господину Сумниксу этого было не заметить. В девяносто он выглядел едва ли на пятьдесят. В девяносто девять его называли «хорошо сохранившимся», хотя правильнее было бы сказать «ничуть не изменившийся». Некоторые качали головами – дескать, многовато для одного, нечестно быть и очень богатым, и очень здоровым одновременно. «Это даром не пройдет, – говорили они, – вот увидите, как бы расплачиваться не пришлось».
Но пока об оплате не было и речи. Наоборот, частенько платил господин Сумникс, и большинство хоббитов прощали ему за щедрость и удачу и странности. Он вовремя навещал родственников (кроме Дерикуль-Сумниксов, конечно), а уж среди бедных и незнатных хоббитов приятелей у него было хоть отбавляй. А вот друзей не было. И так продолжалось до тех самых пор, пока не подросли кое-какие младшие родичи.
Любимцем Бильбо был юный Фродо Сумникс. Когда Бильбо стукнуло девяносто девять, он вдруг усыновил сироту Фродо, сделал своим наследником и предложил переселиться в Засумки. Тут уж все надежды Дерикуль-Сумниксов, давно с вожделением посматривавших на усадьбу, рухнули окончательно.
Случаю было угодно, чтобы Бильбо с Фродо еще и родились в один день, 22 сентября.
– Фродо, мальчик мой, – сказал как-то раз Бильбо, – перебирался бы ты ко мне. Глядишь, и день рождения вместе отмечали бы.
Фродо в ту пору ходил в доростках. Так хоббиты зовут молодежь в безответственном возрасте между двадцатью и тридцатью тремя, после чего хоббит наконец может считать себя взрослым.
Прошло еще двенадцать лет. В Засумках каждый год весело отмечали двойной день рождения, к этому привыкли, но любому было ясно, что нынешней осенью готовится нечто необычное. Бильбо исполнялось 111 лет – возраст для хоббита весьма почтенный, да и число любопытное, ну а Фродо готовился отметить тридцатитрехлетие – тоже знаменательная дата – совершеннолетие по-хоббитски.
Постепенно набирали силу разговоры и в Хоббитоне, и в Уводье. Слухи о предстоящем событии множились и вскоре гуляли по всему Ширу. Бильбо склоняли и так, и эдак; и характер, и привычки, и история эта его сумасшедшая – все вдруг опять стало предметом обсуждения. Старшее поколение с удовольствием обнаружило, что молодежь внимает их байкам с неослабным вниманием, чего отродясь не бывало. Но редко кому удавалось собрать столь благодарную аудиторию, как Старичине Хэму, садовнику из Засумок. Он, почитай, переселился в «Ветку Плюща» – маленький трактирчик по дороге к Уводью, и с утра до вечера со знанием дела просвещал публику. Мало того, что он уже сорок лет ходил за садом в Засумках, так ведь и до этого незнамо сколько помогал прежнему садовнику, старому Хаткинсу. В последние-то годы, когда сильно стала донимать спина, да и ломота в суставах не отпускала, в саду все больше младшенький его работал – Сэм. Отец с сыном жили на самой Горке, прямо под Засумками, и отношения у них с обоими Сумниксами были весьма дружественные. Старичина Хэм частенько повторял: «Другого такого приятного и почтенного хоббита, как господин Бильбо, поискать – не найти». Да и то правда: Бильбо обращался к старому садовнику не иначе как «мастер Хэмфаст» и всегда советовался с ним по поводу любых «корешков», особенно картофельных, насчет которых Хэм слыл виднейшим знатоком в округе.
– А что за гусь этот Фродо, который с ним живет? – спрашивал у Хэма старый Нетак из Уводья. – Хоть он и зовется Сумникс, а все ж наполовину – Брендискок. Не пойму я этих Сумниксов из Хоббитона, чего им жен где-то в Заскочье искать? Известно, там весь народ чокнутый!
– Точно! Они там все с заскоком, – ввернул Дэдди Большеног, сидевший тут же, за столиком (дело было, конечно, в «Ветке Плюща»). – А чего удивляться? Живут на неправильном берегу, почитай что в Пуще самой, а там – место дурное, даже если хоть полправды есть в том, что про этот лес болтают.
– Оно, конечно, верно, Дэд, – покряхтел Старичина Хэм. – Не то чтобы Брендискоки из Заскочья в самой Пуще жили, но порода чудная. Экая блажь: на лодках этих самых по реке ездить! Как это: по воде ездить – да сухим! Шебутной народ. Да только молодой господин Фродо не из таковских. Он, слышь, сильно на нашего Бильбо похож, и не только с виду. Отец-то у него все-таки Сумникс был. Вполне, между прочим, уважаемый хоббит господин Дрого. Да что толку, раз его булькнули.
– Э-э, как это – булькнули? – переспросило сразу несколько голосов. И эту, и другие мрачные истории здешние хоббиты слыхали не по одному разу, конечно, но в Хоббитоне страсть как любят всякие семейные были и небылицы и готовы слушать их хоть до морковкиного заговения.
– Так ведь дело-то как было, – оживился Хэм. – Господин Дрого, значит, женился на этой бедняжке Примуле Брендискок. Бильбо она приходилась кузиной по материнской линии, мать-то у ней была младшенькой Старого Тука, а господин Дрого нашему Бильбо в аккурат – троюродный кузен. Стало быть, Фродо сразу и двоюродный и троюродный ему племянник. Хэ! Наш пострел везде поспел, как говорится. Раз гостил господин Дрого у тестя, у мастера Горбадока, значит, в Брендинорье (он там частенько после женитьбы гащивал – очень покушать любил, – а вы знаете, как у Горбадока кормят!). Стало быть, отправились они домой на лодке этой самой, да на середине Брендидуина возьми да булькнись, и он, и жена его, а Фродо маленький сироткой остался…
– А я слыхал, это самое, они при лунном свете покататься решили, – вмешался старый Нетак. – Ну а Дрого-то был солидный хоббит, вот под ним лодка и потопла…
– Да нет. Это жена его спихнула, а он за нее ухватился, вот они оба и булькнулись, – тут же перебил мельник Песошкинс.
– А ты больше слушай, что тебе наболтают! – огрызнулся Хэм, недолюбливавший мельника. – «Спихнула!» Скажешь тоже! В этих самых лодках пошевелиться-то нельзя, сразу опрокинешься. Ну, дело не в этом. Главное, остался Фродо сиротой в одночасье, да среди этих свихнутых из Заскочья, да в толкотне тамошней – у старого Горбадока меньше сотни родственничков и не гостило никогда. Господин Бильбо очень великодушно поступил, когда выручил паренька из этой компании. Оно конечно, для Дерикуль-Сумниксов удар был. Когда он в тот раз ушел да сгинул, они уж совсем было заполучили Засумки, а он возьми да вернись, пришлось им убираться восвояси несолоно хлебавши. С тех пор господин Бильбо наш живет и живет, хоть бы на день постарел! Вот и на здоровье! Дерикули аж зеленые со злости. А тут – на тебе! Наследник! Да еще все бумаги выправлены честь по чести. Теперь Дерикулям Засумками только снаружи и любоваться.
– А верно поговаривают, что в этих Засумках приличный кус деньжат засунут? – поинтересовался какой-то чужак, прибывший из Микорыта в Хоббитон по делам. – Под Горкой, говорят, ходов полно, а там все сундуки, сундуки, а в них все золото, золото?
– Ну, тогда ты больше моего знаешь, – проворчал Хэм. – Наш Бильбо живет – нужды не знает, но чтоб ходы рыть – про такое я не слыхивал. Помнится, я еще в доростках ходил, лет шестьдесят тому, когда он вернулся и торговал Засумки. Хаткинс меня как раз приглядывать за садом ставил, чтобы, значит, народ лишний без толку не шастал. Как сейчас помню, господин Бильбо на Горку поднялся, и пара пони при нем. Два сундука точно было, может и с сокровищами, – в тех краях-то, говорят, аж горы золотые, – но чтобы ради двух сундуков ходы рыть – это зачем же? Вот парнишка мой, Сэм, стало быть, он в усадьбе все ходы-выходы знает, а никаких таких богатств особых тоже не видал. Он у меня прямо помешался на историях, которые ему Бильбо рассказывал, пока грамоте учил. А что? Вреда ведь от нее не будет. По мне, я ему говорю, картошка да капуста лучше эльфов с драконами, да и по тебе тоже. Не путайся ты во всякие умные дела да в чужие заботы. А то – забот полон рот, а толку никакого! Вот как я ему говорю, и другим бы то же самое сказал, – добавил Хэм, поглядывая на чужака с мельником.
Однако похоже было, что слушателей он не убедил. На слухах о сокровищах Бильбо выросло не одно поколение хоббитов.
– Может, оно и так, да ведь он и потом не раз отлучался, поди, немало прибавил к первой-то порции, – выразил общее мнение Песошкинс. – Вы гляньте, кто его навещает: гномы всякие да еще этот колдун старый, Гэндальф, и прочие не лучше. Ты мне можешь сколько угодно заливать, а я тебе скажу: Засумки – место подозрительное и народ там – с заумью.
– Ты, конечно, здорово в этом понимаешь, – ядовито ответил Хэм, чувствуя, что сегодня мельник не нравится ему больше обычного, – может, в других местах куда как лучше. Тут вот неподалеку живут некоторые в норах с позолоченными стенами, да что-то я не слыхал, чтобы там гостю кружку пива поднесли, а на Сумкиной Горке гостю завсегда рады. Вот и с Рождением этим… Сэм мой говорит, что на праздник каждого пригласят, а кого пригласят, тому и подарки будут, каждому, вот оно что! И не когда-нибудь, а уже в этом самом месяце!
«Этот самый месяц» был сентябрь, такой чудный, какого давно не помнили. Спустя пару дней пополз слух (не иначе как от всезнайки Сэма) о готовящемся фейерверке, да таком, которого не видали больше века, с самой кончины Старого Тука.
Утро да ночь – сутки прочь. Тот День постепенно приближался. Как-то под вечер в Хоббитоне появилась и с трудом поднялась в гору повозка. Пораженные хоббиты повысыпали из дверей, таращась на невиданный экипаж. На козлах, распевая песни, сидели длиннобородые гномы в плащах с капюшонами. Некоторые из них остались в Засумках, а прочие скоро уехали. Но то было только начало. Не прошло и двух недель, и от Брендидуинского Моста появилась двуколка. Вожжи держал в руках высоченный старик в длинном сером плаще с серебристым шарфом и в остроконечной синей шляпе. Долгая белая борода и густые брови украшали лицо приезжего. Хоббитята, нюхом почуяв фейерверочные штуки, с гомоном проводили двуколку до ворот Засумок. У дверей Бильбо старик начал выгружать кучу свертков, пакетов и коробок самых разных размеров. На всех стояла яркая красная метка , а рядом та же буква «Г» была повторена эльфийскими рунами
.
Конечно, «Г» обозначало «Гэндальф», а рядом с коробками стоял и сам маг, известный в Шире искусник по части огней, дымов и светов. Были у него и другие дела, посерьезней и поопасней фейерверков, но о том ширский народ не знал и не думал. Хоббитам его появление сулило дивные развлечения. «Серый дед-огневед!» – кричала ребятня, а старик слушал и улыбался. В Хоббитоне он бывал наездами и никогда не оставался надолго, но его хорошо знали, если не в лицо, то по рассказам, а вот о потешных огнях только слышали.
Гномы с помощью самого Бильбо споро перетаскали все в дом, и хозяин оделил хоббитят мелкой монетой, но, к их глубокому разочарованию, ни одной нарядной шутихи, ни одной хлопушки им не перепало.
– Бегите-ка гулять. Все получите в свое время, – успокоил их Гэндальф.
Дверь закрылась. Хоббитята поглазели на нее еще немножко, да только без толку, и поплелись с холма. Им казалось, что праздник вообще никогда не наступит.
А хозяин и гость сидели возле открытого окна, выходящего в сад. Солнце перевалило за полдень, в воздухе сновали и шуршали стрекозы, все дышало миром и покоем. В саду, как бывает только перед осенью, буйствовали цветы. Львиный зев, настурции, подсолнухи заглядывали в круглые окошки.