– А почему, в самом деле, они не убили милиционеров? – удивился полпред.
– Сегодня не убили, завтра убьют! – ответил президент. Этот человек, у него не руки, у него зубы по корень в крови! Он торгует людьми вместе с чеченскими боевиками, Он однажды украл моих сыновей!
– Когда?!
– Девять лет назад. Я тогда еще не был президентом республики, а мои сыновья были успешные бизнесмены. Очень успешные, совершенно без всякой помощи с моей стороны. И этот человек постоянно их терроризировал, постоянно вымогал деньги! Он мог ночью в три часа с автоматчиками зайти, он моих сыновей из постели выстрелами выгонял! И он постоянно говорил: «где деньги!», «где деньги!». Но так как они были честные коммерсанты, они отказывались платить, и тогда их украли. Их украл чеченец, Арзо Хаджиев, и потребовал от моих сыновей семь миллионов долларов!
– А при чем тут первый бандит?
– А при том, что Арзо был с ним в сговоре, и этот бандит, он якобы освободил моих сыновей! Это такая разводка. После которой они уже должны ему, а не чеченцам!
Полпред помолчал.
– А как зовут ваших сыновей? – спросил он.
– Да я вас познакомлю, – горячо воскликнул президент, и сделал знак начальнику охраны.
Через мгновение дверь в зал распахнулась, и на пороге появились сыновья президента. Младшему было около тридцати пяти. Несмотря на жару, он был в светло-бежевом пиджаке и при жемчужном галстуке. Его маленькая голова начала лысеть со лба, обнажая ранние морщины и торчащие кверху уши, и его беспокойные глаза бегали из стороны в сторону, как куры возле зерна. Костюм на старшем сыне был синий в полоску. С тех пор, как Панков видел его последний раз, он совсем растолстел и двигался с шумной одышкой, то и дело утирая пот со лба. Взгляд крупных глаз, сидевших по обе стороны набрякшего вишневого носа, стал еще более туманным; пальцы его были такие пухлые, что он не мог сжать руку в кулак.
– Гамзат, – представил президент младшего, – председатель совета директоров «Аварского национального банка», верите ли, лопаются банки один за другим! Вот, пришлось сына ставить, а то пропадают бюджетные деньги! А он и так загружен выше головы – депутат ЗАКСа, глава федерации конного спорта, да что там! Глава моей личной охраны!
Главный банкир и главный охранник республики по-европейски протянул Панкову холодную руку с узкими маленькими пальцами.
– Гази-Магомед, – представил президент старшего, – генеральный директор «Аварнефтегаза». Черт знает что творится в республике, повсюду «самовары»1 стоят, вот, поставил человека, которому доверяю. Будем жечь и бить! Сажать и жечь! Слава богу, прошли времена, когда всякий бандит с пистолетом мог рэкетировать моих сыновей!
– А как зовут бандита?
– Ниязбек, – ответил президент.
– Черный человек, – добавил Гамзат, – террорист!
– А жена ваша как поживает? – спросил Панков Гамзата.
Тот даже вздрогнул.
– Какая жена?
– Сестра этого террориста. Помнишь, когда ты сказал, что меня надо украсть, а он ударил тебя и велел заткнуться? Он тогда назвал тебя шурином.
Узкое лицо Гамзата стало цвета сырой картофелины. Президент республики посмотрел на своих сыновей и еще больше стал похож на бронзовый памятник.
Панков резко встал и вышел из гостиной.
***
Утро пятницы началось с расширенного заседания парламента республики. Панков сидел по правую руку от спикера и слушал, как глава МВД отчитывается об успехах в борьбе с терроризмом.
Успехи, несомненно, были. Вчера ночью прошла успешная операция. В горах спецназ МВД окружил группу боевиков известного террориста Вахи Арсаева, и в течение пяти часов обстреливал ее из легкого стрелкового оружия и гранатометов. На месте боя было найдено два трупа, один из которых предположительно принадлежал Арсаеву, и министр внутренних дел с гордостью отчитался о полном уничтожении банды.
Панков слушал его вполуха: за последние семь месяцев Арсаева убивали уже раз восемь. Его уничтожали с той же регулярностью, с которой меняют масло при техосмотре.
Вообще Панкова, как экономиста по образованию, чрезвычайно занимал один вопрос. Республика добывала в год миллион тонн отличной легкой нефти, и по крайней мере половину добычи вывозили на бензовозах.
Сколь мог судить Панков по лежащей перед ним сводке, за последние полгода в республике не сгорел ни один бензовоз. Горели милицейские «Газики», горели казармы, на прошлой неделе кто-то облил бензином и поджег здание прокуратуры Шугинского района (при этом сгорело пятьдесят уголовных дел, и происшествие тоже фигурировало в сводке как акт терроризма), – но бензовозы ездили по республике, как по штату Канзас.
Если бы Панков был террористом, он бы жег бензовозы, а не ментов, и его чрезвычайно занимало, почему Арсаев этого не делает.
Владислав Панков сидел в президиуме, слушал докладчика и время от времени поглядывал на часы. Было час сорок, рейс «Москва-Торби-кала» должен был сесть вот-вот, и личный кортеж полпреда уже ждал Игоря Маликова в аэропорту.
***
Рейсовый самолет из Москвы с Игорем Маликовым на борту приземлился по расписанию, и когда Игорь шагнул на трап, он увидел внизу черный бронированный «Мерс» с федеральными номерами.
Игорь Маликов спустился на белую сковородку аэродрома. Между стыков бетонных плит топорщились белесые колючки, и прямо за ними стояла нефтяная качалка. Под качалкой бродил толстый красный индюк. За индюком бежала женщина в желтом бесформенном платье и белом платке. Солнце било прямой наводкой, и выцветшая гладь моря вдали переходила в выцветшие вершины безлесных гор. На секунду Маликову показалось, что так выглядит ад, но потом он вспомнил, что это его родина.
– Салам алейкум, Ибрагим! Говорят, ты будешь президентом!
Игорь оглянулся. За ним, у самого трапа самолета, уже скопилась небольшая очередь из чиновников и бизнесменов, и они мешали спуститься из салона одетым в черное женщинам с баулами за спиной. Все из них поздравили Игоря еще во время полета, кто не успел, подходил сейчас.
– Ибрагим Адиевич, – с чувством сказал министр связи, – вы не представляете себе обстановку в республике…
Охрана полпреда вежливо, но твердо отсекла Игоря от просителей. Он нырнул в прохладное нутро бронированного «Мерседеса», и в барабанные перепонки ударил азан: на частоте 105,2 самое популярное радио республики возвещало о времени дневного намаза.
***
Рустам сидел в «Жигулях» возле железнодорожного переезда, когда его телефон коротко прозвонил. «Понял», – сказал Рустам, и вышел из машины.
Переезд, а точнее – железнодорожная колея, пересекавшая шоссе и ведшая к нефтеналивным терминалам, – всегда считался удобным местом.
Во-первых, машины на переезде неизбежно снижали скорость. Во-вторых, забор морского порта начинался буквально в пяти метрах от переезда и служил идеальным укрытием для стрелка. С этой точки уже стреляли раз пять, и в Торби-кале шутили, что перед переездом пора поставить знак: «Осторожно, киллеры!»
На этот раз все было проще. Рустаму даже не надо было стрелять. Он лег на растрескавшуюся от зноя почву и нащупал ведущий к стандартному армейскому детонатору провод. За плечом у Рустама висел автомат, но сейчас автомат был не нужен. Автомат мог понадобиться потом.
Солнце било по шоссе прямой наводкой; далеко в море плыла белая лодка, и из раскрытых окон «жигулей», стоявших под стеной, метрах в пяти справа от Рустама, радио возвестило о времени дневного намаза. Рустам нахмурился. Это был большой грех – пропускать в пятницу время молитвы.
Машины показались спустя пять минут. Их было две. Одна – бронированный «Мерс» черного цвета, другая – серебристый «Лендкрузер» сопровождения.
Когда первая машина замедлила ход на переезде, Рустам нажал на кнопку.
***
Министр МВД уже завершал доклад, когда за открытым окном что-то далеко ухнуло, и с потолка упало несколько белых чешуек.
Панков завертел головой. Спикер парламента Хамид Абдулхамидов, сидевший по правую руку от него в президиуме, обеспокоился и вышел. Он вернулся через минуту и положил на трибуну докладчику белый листок.
Министр МВД ознакомился с запиской, глубоко откашлялся и доложил:
– Товарищи! Как я уже сказал, наше министерство добилось решительных успехов в борьбе с терроризмом! За истекший период задержано сто сорок пять участников незаконных вооруженных формирований. Изъято двести килограммов подрывной литературы. Тем самым предотвращено не меньше ста сорока терактов! Но враг не дремлет! Только что террористами, сеющими кровь и ненависть в нашей республике, совершено новое злодеяние! Среди бела дня, на Бакинском шоссе, на дороге из аэропорта, ими подорван заряд взрывчатки, уничтоживший пять проезжавших машин!
***
Возле трассы в аэропорт, на перекрестке проспектов Ленина и Шамиля, стояла новая мечеть на пять тысяч человек, и, как всегда по пятницам, она была полна народу. В метре от входа молился высокий человек в синих джинсах и белой рубашке с длинными рукавами.
Взрыв раздался в трех километрах от мечети, и многие выбежали наружу, но человек даже не повернул головы. Спустя минуту к нему подошел его друг по имени Джаватхан и сказал:
– Твоего брата убили.
Человек продолжал молиться.
– Твоего брата убили, – повторил Джаватхан.
Тогда, между ракатами, человек повернул голову и сказал:
– Но ведь Аллах жив.
И продолжил намаз.
***
Когда полпред приехал на место взрыва, вонь от сгоревшей стали и плоти еще висела над дорогой. С обеих сторон шоссе скопилась немерянная пробка, и министр внутренних дел республики, трясясь от усердия, доложил полпреду, что машину террористов нашли, брошенную, возле старой мечети. Ее тоже подожгли.
Владислав Панков пробежал вперед.
Взрывная волна взрезала бронированный «Мерс» пополам, как консервную банку, и отшвырнула две половинки друг от друга. Обугленный людской мусор вылетел из машины вместе с сиденьями и двигателем. Игорь Маликов был высокий человек, почти два метра ростом. От него осталась метровая головешечка. Она лежала поперек асфальта, как большая черная кукла, и Панков не мог понять, лежит она затылком вверх или вниз.
Переезд был перерезан трехметровой воронкой, и чуть дальше догорали «Лендкрузер» охраны и какой-то беленький «Москвич». Возле джипа валялись горки камуфляжа.
Панков опустился на колени перед трупом и увидел, что Маликов умер не только от ожогов: порванный взрывом кусок броневого листа рассек ему шею и до сих пор торчал из раны.
Прошла целая вечность, прежде чем русоволосый москвич поднял голову. Машина охраны уже догорела, и солнце передвинулось чуть ближе к морю. За спиной Владислава стоял человек в синих джинсах и белой длинной рубахе. На боку его висел автомат на широкой брезентовой ленте, перекинутой через плечо, как сумка почтальона. Панков смотрел на него снизу вверх, и оттого человек казался очень высоким, еще выше, чем девять лет назад. Сильные пальцы с белыми лунками ногтей небрежно придерживали магазин автомата, из-под длинной, несмотря на жару, рубашки на запястье сверкнули дорогие часы. У него было правильное лицо с густыми черными бровями и плоским, словно бы перебитым носом, и на гладко выбритой коже выделялись полные влажные губы. Лицо его стало не старше, а скорее грубее и жестче, и на шее, чуть ниже крепкого, как капкан, подбородка, появился длинный шрам, нырявший под ворот рубашки.
Вокруг стояла звенящая тишина, и все сотрудники органов, набившиеся на теракт, отошли на два метра от трупа, полпреда, и человека с автоматом.
– Ты хотел назначить его президентом? – спросил Ниязбек.
Его горский выговор ничуть не смягчился: он вбивал согласные друг в друга, как молотком.
– Нет.
– Вся республика знала, что он твой друг. Вся республика знала, что ты написал представление. Об этом сплетничали даже овцы в горах.
– Он отказался. Категорически.
Ниязбек смотрел русскому прямо в глаза, и Владислав сделал удивительное открытие. Они были такого же цвета, как глаза Арзо. Не совсем черные: скорее темно-коричневые, как камень оникс, и где-то в глубине этих глаз, как в километровой толще океана, посверкивали красные искры.
– Ты убил его, – сказал Ниязбек, – я спас твою шкуру, а ты убил его не меньше, чем те, которые заплатили киллеру. Жаль, что ты не пополнил гербарий Арзо.
Повернулся и пошел прочь.
***
Ибрагима Маликова хоронили в горах, рядом с отцом и дедом: так распорядился Ниязбек. Тело увезли сразу. По мусульманскому обычаю его надо было похоронить до захода солнца, а до села было сто двадцать километров скверной горной дороги.
После короткой перебранки со службой охраны Панков прилетел в село на вертолете. Единственная улица была забита автомобилями, и по дороге вилась настоящая пробка. Ибрагим не был в республике двадцать лет, и, видимо, дело было не столько в нем, сколько в его младшем брате.
К удивлению полпреда, ни одна из машин, которых он видел, не была бронированной. Уже потом ему объяснили, что в горах на броне ездить почти невозможно. Почти все влиятельные люди республики, отправляясь в горы, отъезжали на своих бронированных лимузинах километров на пятьдесят, а потом пересаживались на джипы. Панков прикинул, что было б, если б Маликова хоронили в городе, и понял, что дело вполне могло кончиться беспорядками.
Вместе с другими мужчинами Панков поднялся на кладбище и стоял там, неловко спрятав руки, пока другие прощались с покойником под арабскую скороговорку имама. Разглядывая могилы, Панков невольно заметил, что на надгробиях нет фамилий. Только отчества. С кладбища, расположенного сверху села, были видны вершины соседних гор и столы на площади у мечети.
Уже потом Панкову сказали, что пока он был на кладбище, к селу подъехал кортеж с президентом республики. К президенту вышел Ниязбек со своими людьми и велел ему ехать обратно. «Клянусь Аллахом, это не я», – сказал президент, и Ниязбек ответил: «Уезжай, или я буду стрелять». Президент уехал.
После кладбища Панков пошел в дом Маликовых. Дом стоял на отшибе: новый, каменный, с оградой, похожей на стену крепости и с неожиданно скромным двухэтажным особняком внутри. В доме было тихо и пусто, вся толпа была снаружи. Только у входа русоволосый москвич заметил двух крепких ребят, скучающих у стойки для автоматов.
Панков прошел мимо них в гостиную, застеленную красно-зелеными коврами, и увидел Ниязбека. Тот молился, обратившись лицом к Мекке. Рядом, на покрытом ковром топчане, валялся «калашников» с широким серым ремнем. Стол в гостиной был полностью заставлен нехитрой едой: лепешками, зеленью, краснобокими помидорами и тарелками с большими вареными кусками мяса.
Ниязбек кончил молиться, встал, сложил коврик и надел носки. Потом молча сел на топчан.
Панков сел напротив.
– Ты его любил? – спросил Владислав.
– Он мой старший брат, – ответил Ниязбек, терпеливо, словно русский задал какой-то ребяческий вопрос. Подумал и добавил, – он меня вырастил. Он был на семь лет старше.
– Ты часто с ним виделся?
– Последний раз – девять лет назад. Я был у него на новоселье. В Москве. Там были его друзья и директор его института, и мой брат начал стыдить меня при всех. Он сказал, что он депутат, что у него вот есть квартира и водитель, и что институт, в котором он раньше работал, платит ему пятьсот долларов в месяц только за консультации. «Можно жить достойно и не убивать людей», – сказал он.
Ниязбек помолчал, и Панков увидел, как шрам у него на шее вдруг вздулся, как капюшон кобры.