Пустынными переулками папаша Юферс, шкипер Джордж и Гвоздик выбрались на улицу Короля Якова. Здесь горели желтые фонари и была стоянка наемных экипажей. Кучер в заваленной снегом шляпе согласился отвезти трех пассажиров к заставе «Коровьи ворота», но ради праздника и метели заломил тройную цену.
Шкипер Джордж не стал торговаться:
– Вперед! – и первым полез в крытый кожей возок.
Ехали около получаса. Мягко покачивало. Гвоздику стало чудиться, что все это – во сне. Но нет, все было по правде. Экипаж остановился, и пришлось выбираться под летящий снег. Теперь он уже не казался мягким и ласковым. Противно прилипал к щекам и холодными пальцами хватал сквозь прорехи за ноги. А ветер, дувший вдоль обрывистого берега (разумеется, в лицо) стал резким, продувал жидкое пальто и хотел сорвать капюшон.
За каменной аркой заставы кончились лачуги с бледно светившимися окошками. Сквозь метель и низкие летящие облака иногда проглядывал месяц. При его размытом бегущем свете путешественники двинулись по берегу. Среди камней вилась тропинка, но местами ее совсем занесло, и снег набился Гвоздику в широкие разношенные ботинки.
Дядюшка Юферс вздыхал и сопел, как больной слон. И наконец спросил:
– Далеко ли еще?
– Недалеко, господа! Уютная бухточка, где стоит «Милый Дюк», совсем рядом… А там нас ждет ужин в маленькой, но теплой кают-компании и общество надежных друзей… Вперед!
Это только так говорилось – «вперед!». А на самом деле тропинка по камням и гранитным уступам повела вниз. А потом потянулась по карнизу над морем. Теперь сверху были скалы, а внизу обрыв. Под ним ворочались и ворчали невидимые за снегом волны. И пришлось еще долго идти вот так, в снежной мгле, над опасной пустотой, хватаясь за скальную стену и осторожно ставя ноги между каменными осколками.
Гвоздик двигался впереди. Шкипер Джордж объяснил:
– Если ты поскользнешься, я успею схватить тебя за шиворот… А вы, папаша Юферс, держитесь за хлястик моей куртки… Осторожнее, скоро поворот.
Гвоздик первым обогнул скалу. И… увидел в обрывках лунного света неподвижного человека. Резким движением человек откинул плащ, и разлетелся ярко-лимонный свет фонаря. Гвоздик шарахнулся назад. Он узнал незнакомца.
Это был учитель Шпицназе.
Вернее, бывший учитель. А сейчас – агент сыскного бюро.
– А-а! – весело сказал сыщик Нус. – Наконец-то! Я продрог, ожидаючи вас на этой тропинке… Ай-ай-яй, мальчик совсем озяб. Ну, ничего… – Он точным движением поставил фонарь на выступ скалы и достал из-за пазухи длинный пистолет. – Руки вверх, господа. И не надо делать глупостей. Если вы вздумаете бежать или сопротивляться, я могу нечаянно выстрелить в мальчика. Это будет крайне печально для всех нас. Вы ведь очень любите вашего племянника, папаша Юферс? Что касается меня, то я обожаю своего бывшего ученика, хотя между нами и были некоторые недоразумения…
Левой рукой сыщик Нус вытащил из кармана железные наручники. Они качались на цепочке и звенели, как шлюпочные уключины, когда гребцы несут их к пристани.
– Господин Седерпауэл, весьма сожалею, но эти браслетики мне придется надеть на вас… Не надо движений, капитан! А то я и правда могу нажать на спуск! – И господин Шпицназе сунул пистолет прямо под нос Гвоздику. От ствола пахло сгоревшим порохом и холодным железом.
Обрывки перепуганных мыслей прыгали в голове у Гвоздика. Хоть снова кричи «мама»… Но вы же знаете, что он был находчивый мальчик. И одну спасительную мысль ухватил за хвост!
– Как же вы сможете выстрелить, если в дуле торчит морковка?!
– Что? – Нус повернул ствол к себе, чтобы разглядеть морковку.
Бах! – Гвоздик головой ударил сыщика в тощий живот.
– А-а-а!! – Нус, пытаясь задержаться на тропинке, замахал над обрывом руками. Трах! – это он то ли нарочно, то ли с перепугу нажал спусковой крючок, и на голову Гвоздика посыпались со скалы каменные крошки. Выстрел сослужил плохую службу господину Шпицназе. Отдача пистолета толкнула его в руку, и равновесие окончательно нарушилось. Жалобно вопя, сыщик Нус полетел в темную кашу из метели и волн…
И – словно не было господина Шпицназе. Если бы не фонарь.
Шкипер Джордж взял фонарь с уступа.
– Пригодится… Хорошо, что этот шпион ждал нас один. Частные сыщики любят работать в одиночку, это их ошибка… Мальчик, ты герой!
Но Гвоздик совсем не чувствовал себя героем.
– Я не хотел… Он теперь потонул, да?
– Ох, какие неприятности… – постанывал папаша Юферс и прижимал к груди свою рукописную книгу, завернутую в грубую кожу от кресла.
– Хм… Возможно, что и не потонул, а выбрался внизу на скалы, – с ненатуральной бодростью сказал шкипер Джордж. – И не переживай так, юнга. Ведь этот негодяй чуть не пристрелил тебя!
– Все равно… – зябко вздохнул Гвоздик.
– Вперед! – велел шкипер Джордж и взял его за руку.
Через минуту они оказались на берегу тесной бухточки с обрывистыми берегами. По выбитым в скале ступеням спустились на галечный пляж. Здесь не было волн, и темная вода лишь слабо лизнула ботинки Гвоздика. За метелью Гвоздик разглядел обрисованные снегом снасти небольшого парусника без огней, тот стоял на якоре в палукабельтове от берега.
Шкипер Джордж помахал фонарем и лихо засвистел.
– Это вы, капитан? – донесся со шхуны зычный голос.
– А кто же еще?! Может быть, господин премьер Кроуксворд решил самолично нанести вам праздничный визит? Спускайте ялик, бездельники, и поскорее, со мной гости! Готовьтесь поднять грота-стаксель и кливер да поработать на шпиле! Сейчас мы потихоньку выползем из бухты, а потом я за праздничным столом кое-что расскажу вам!..
Вторая часть
ШХУНА «МИЛЫЙ ДЮК»
1. Пробуждение. – В океане. – Педро Охохито и шкипер Джордж. – Гвоздика учат морским наукам. – Остров Тенериф.
Снег летел так стремительно и густо, что забивал открытый для крика рот. В этой жуткой метели опять возник сыщик Нус. Поднял пистолет. Было ясно, что на этот раз он промаха не сделает. И бежать некуда. Гвоздик безнадежно зажмурился. Выстрела не было… Гвоздик опять открыл глаза.
Над ним, под выгнутой балкой, качался стеклянный шар с медным донышком и проволочными кольцами. Вокруг были тесные дощатые стены. Гвоздик лежал под шерстяным одеялом на узкой деревянной койке, раздетый. Койку и все вокруг медленно поднимало и опускало… Гвоздик понял наконец, что балка держит на себе палубу и называется «бимс». А шар под ней – корабельный фонарь. Огня в фонаре не было, на стекле горела солнечная точка. Потому что в прозрачный люк пробивался луч.
Снег и сыщик Нус отодвинулись далеко, спрятались в дальнем уголке памяти. Потому что (ура!) Гвоздик был, без сомнения, на шхуне «Милый Дюк», а шхуна шла в океане.
Вторая койка напротив была пуста. Одежда Гвоздика лежала на прибитом к переборке стуле. Гвоздик натянул штаны и рубашку сунул ноги в заскорузлые высохшие ботинки, чуть не упал от нового плавного качка и полез по крутому трапу к люку. Поднял, отвалил тяжелую крышку с квадратным иллюминатором.
Он увидел высокое бледно-синее небо с клочьями серых и желтых облаков. Увидел мачты с круто выгнутыми гафельными парусами, с густой сеткой снастей. На передней мачте, над косым фока-триселем надувалась и слегка дрожала тугая ткань поставленных на реях (как у бригов и фрегатов!) прямых парусов. Марсель и брамсель! На утреннем солнце ткань казалась желтоватой, с золотистым отливом. Над верхним реем, подрагивая крыльями в потоках воздуха и не отставая от шхуны, неслись две громадные чайки… Гвоздик задохнулся от тихого восторга.
Стукнувшись коленками о комингс люка, он выбрался на палубу.
За кормой виднелась туманная, далекая уже земля. Впереди и вокруг была серовато-синяя Атлантика. Она мягко, словно великанскими ладонями, поднимала и опускала шхуну на пологих волнах. Эти складки океана – без гребней, гладкие, длиной чуть ли не в кабельтов – были почти незаметны, и только ритмичные ощущения медленных взлетов и падений давали почувствовать, как дышит океан.
Резкая свежесть охватила Гвоздика, ветер забрался под рубашку. Ведь как-никак время-то было зимнее. Но он только обнял себя за плечи и не ушел с палубы.
Неподалеку стоял у штурвала синеглазый бородач в широченной вязаной фуфайке. Он подмигнул Гвоздику.
Ба-бах! – раздался двойной выстрел. Гвоздик подскочил и оглянулся. Горбоносый дядька в шляпе, похожей на ведро, стоял у фальшборта и продувал двухствольный пистолет. А в воздухе переливались и сыпались в воду стеклянные осколки.
Стрелок посмотрел на Гвоздика. И обрадовался:
– Салюд, мучачо!4 Иди сюда!
Гвоздик, покачнувшись на ушедшей опять из-под ног палубе, подошел.
– Здрасте…
– Салюд! – вновь обрадовался стрелок. – Я про тебя все знаю! Ты – Гвоздик, и я буду звать тебя Клавито! Потому что я испанец! Меня зовут Педро Охохито, что означает, разумеется, «Меткий глаз»! Но, чтобы оправдывать это славное имя, мне приходится упражняться каждое утро… Подсоби мне, Клавито! Сейчас я перезаряжу пистолет, а ты подбросишь две бутылки! Договорились?
– Конечно! – радостно согласился Гвоздик.
С десяток пустых бутылок разной формы стояли у ног Охохито. Он шомполом забил в стволы заряды. Двухствольный пистолет был музейного вида, с кремнями в клювах курков.
– Это старое, но прекрасное оружие, – гордо пояснил Охохито. – Оно досталось мне от прадедушки дона Альфонсо Карлоса Хосе Марии де Кастаньетто де ла Кабанья. Дон Альфонсо был знаменитый человек в Антильских водах, ему грозил отрубить голову сам губернатор Ямайки сеньор Лопес Квадрига, но не успел… Ты готов? Бросай!.. Нет, постой! Скажи, куда стрелять? Расшибить у каждой бутылки дно или отбить горлышко?
– Горлышко! – воскликнул Гвоздик, не веря, что Охохито и правда выстрелит столь метко. И присев, швырнул вверх две тяжелые бутылки. Ба-бах! – горлышки у обеих бутылок отлетели, словно срезанные ударом сабли.
– Ну, что? – горделиво сказал Охохито.
– С ума сойти! – искрение восхитился Гвоздик.
– Вот видишь!.. А теперь смотри; на грот-мачте, вон там ниже салинга, сидит муха. Сейчас я…
– Охохито! – раздался звонкий знакомый голос. Над люком у грот-мачты возникла голова шкипера Джорджа. – Что тебе сделала несчастная муха, которая так же, как все, хочет жить, радоваться и кушать свою долю земной пищи! Опять ты дырявишь пулями рангоут вместо того, чтобы идти на камбуз и… я уж не говорю – приготовить вовремя завтрак, но хотя бы помыть посуду после вчерашнего ужина!
– Капитан! – с достоинством отвечал Педро Охохито. – Посуда вымыта, а что касается завтрака, то его взялся готовить папаша Юферс. Он сказал, что берет камбузное хозяйство на себя! Отныне вы не будете обвинять меня, потомственного кабальеро, что я использую для котлет стоптанные подошвы ваших старых башмаков!.. Клавито, не верь, когда про Педро Охохито рассказывают небылицы. Это от зависти, мучачо! Никто из этих болтунов не может попасть на лету дикому гусю прямо в глаз. Но эти люди думают, что если меткий Педро умеет без промаха настрелять дичи, то он должен так же умело жарить ее! Они выбрали меня коком, но разве я просился на эту должность? Я имею звание подшкипера по категории испанского коммерческого флота и мог бы даже стать вторым помощником капитана!..
– Ну и будь им, если хочешь, только не проси прибавки к жалованью. Или можешь считать себя начальником судовой артиллерии. Правда, у нас нет пушек, но бывают же адмиралы без флота и министры без портфеля… Смотри, мальчик совсем продрог, слушая нашу несерьезную беседу! Гвоздик, иди в кубрик, тебе дадут горячего бразильского кофе и без лишних формальностей зачислят в дружный экипаж нашего «Милого Дюка»… Эй, старина Питер, увались-ка малость под ветер, а то сейчас брамсель начнет полоскать, как полковое знамя!..
Все, кто ходил под парусами, знают, что судно при хорошем ветре сродни музыкальному инструменту. Гудит на мачтах тугое полотно, струнно поют натянутые тросы, бьют в звонкий борт пенные гребешки и звуки певуче отдаются в гулком корпусе, как в скрипке или гитаре… Эта музыка отзывается и в душе у всякого прирожденного моряка. А если тебе десять лет, и ты первый раз в океане, и если нет ни штилей, ни грозных бурь, а шхуна при ровном зюйд-осте в пять баллов бежит к юго-западу курсом то галфинд, то крутой бакштаг, а старый голландский лаг, брошенный с кормы, мотает ровную скорость в четырнадцать узлов… В общем, вы поверите, что каждое утро Гвоздик просыпался в состоянии тихого ликования, а дни за днями летели стремительно, как встречные чайки.
Совершенно некогда было скучать. С утра он помогал дядюшке Юферсу на камбузе, потом все по очереди учили юнгу матросским наукам. Боцман Том Бензель, добродушно ворча (не на Гвоздика, а на белый свет и на свой ревматизм), показывал морские узлы. Причем такие хитрые, каких не было и в Такелажном атласе Адмиралтейства. Научил даже, как вязать и (главное!) как развязывать «кукиш сатаны». При этом сказал только: «Смотри, чтобы не узнал наш храбрый Беппо…»
Здесь сразу надо сказать про Беппо. По-настоящему его звали Боб Мак-Каррон, он был шотландец. Но смуглый, с глазами как маслины, он очень походил на южанина. Вот и прозвали его Беппо Макарони, говорили, что итальянец. В ту пору существовало мнение, что итальянцы среди моряков – самые суеверные. А уж суевернее, чем Беппо, наверно, вообще было никого не сыскать. Он боялся поглядеть через левое плечо на пролетающего альбатроса говорил, что на трап надо ступать только с правой ноги; начиная заплетать такелажный конец, обязательно обвязывал запястье шерстяной ниткой – от нечистой силы; ужасно боялся историй о мертвецах и всегда отходил в сторонку, если на баке затягивали песню:
Но зато Макарони подарил Гвоздику кожаный морской пояс с пряжкой в виде скрещенных якорей…
Братья-близнецы Джим и Джон по прозвищу Два Сапога Пара учили Гвоздика стоять у штурвала и держать курс по компасу. И это дело он усвоил раньше, чем наловчился отличать Джима и Джона друг от друга… Бородатый старина Питер объяснял Гвоздику, как разбирать морские сигналы…
Короче говоря, все старались и приласкать Гвоздика, и обучить его чему-нибудь полезному – и Харро Бланко (большущий одноухий негр с Антильских островов), и вежливый японец Сакисаки, и Боб Кривая Пятка (который любил плясать, но обязательно падал в конце танца), и даже всегда надутый Чинче (что означает «Кнопка»). Чинче за свой короткий рост был обижен на всех в мире и только на Гвоздика никогда не сердился. Играл с ним в чехарду. Потому что хорошо мальчишке быть единственным ребенком среди взрослых – все тебя любят и балуют, – но ведь хочется порой с кем-нибудь поиграть по-ребячьи.
Но надо сказать, что Гвоздик не очень позволял себе роль балованного мальчика. Ясно же, что он хотел стать настоящим моряком и понимал: надо корабельную науку изучать всерьез. Поэтому старательно повторял названия снастей и очень охотно слушал капитанского помощника Сэмюэля Сэмюэльсона, когда тот объяснял про карты и штурманские инструменты.
У помощника было прозвище Сэм Ошибка. Потому что он отличался деликатностью и каждый разговор начинал так: «Может быть, я ошибаюсь, но…» Однако при прокладке курса он сроду не ошибался. «Милый Дюк» бежал как по ниточке прямо к порту Санта-Крус на Канарских островах. Там решено было сделать запасы для дальнего и уже безостановочного рейса.
Чем ближе к югу спускался «Милый Дюк», тем становилось теплее. Гвоздик уже бегал по шхуне без рубашки и босиком. И с нетерпением смотрел вперед, чтобы первым закричать: «Земля!»
Но хотя Гвоздик и соскучился по суше за две недели плавания, долго на берегу задерживаться не хотел. С нетерпением ждал, когда кончится погрузка. Город не очень обрадовал его. Конечно, звучит здорово: «Санта-Крус, остров Тенериф», но улицы оказались пыльными, жители какими-то скучными, а пальмы походили на большие швабры. И только знаменитый Тенерифский пик радовал Гвоздика в дни стоянки. Его белый конус висел в небе выше облаков как бы без всякой опоры и казался осколком чужой планеты. И он был виден еще целый день после того, когда сам остров и город скрылись за кормой…