– До поворота и обратно, – ответил Костя, хотя знал, что обращаются не к нему.
– Таня, далеко прокатились?
– Он же говорит – до поворота… Садись. Поздно уже. Поедем.
– Ты так думаешь? Хорошо. Поедем. Куда?
– Домой, куда же еще?
– Да? – У Анатолия была привычка переспрашивать, будто он был удивлен словами собеседника и даже огорчен. – Ты сказала, домой?
– Сказала. – Таня подтверждала свои слова, но так, словно настаивала не на смысле, а на том, что действительно их произнесла и не собирается это скрывать.
– А может, полетим? Через полчаса последний самолет. Билеты есть. Деньги есть. Я здесь. Ты тоже в наличии. Так что? Летим?
– Куда?
– Понятия не имею! Сядем и полетим. А? Слабо? – Анатолий наклонился к машине и глянул Тане в глаза, глянул напористо, требовательно, шало. Короткие жесткие волосы его намокли, плащ был распахнут, сильная рука лежала на дверце машины, готовая рвануть ее, раскрыть, вытащить Таню из машины и втолкнуть в самолет. – Ну? И даже спрашивать не будем, куда он летит, когда вернется, да и вернется ли вообще… Прилетим в какой-нибудь город… Певек, Ташкент, Сочи… Поселимся в гостинице…
– Костя возражает. – Таня улыбнулась.
– Костя? А кто это?
– Твой водитель.
– А… – протянул Анатолий. – Ну, раз водитель возражает… Тогда, конечно… Главное, чтоб водитель дал согласие, позволил, сжалился… А знаешь, мы его с собой возьмем! Уж коли вам так пришлись по душе совместные прогулки… Ты как, Костя?
– Спать хочется, Анатолий Васильевич…
– С кем?
– Как скажете, Анатолий Васильевич…
– Костя! – предупреждающе повысила голос Таня.
– Что? – он резко повернулся к ней.
– Опять шарики!
– О каких шариках речь? – настороженно спросил Анатолий.
– О воздушных, – ответила Таня. – О разноцветных воздушных шариках, которыми украшают свадебные машины. Ты, наверное, видел на улицах. Они вьются на ветру и создают праздничное настроение, как бы обещая молодоженам долгую и счастливую жизнь, наполненную приятными встречами с хорошими людьми, обещают любовь и согласие…
– Хватит! – оборвал ее Анатолий. – Я смотрю, вас нельзя оставлять наедине слишком долго. Мы летим?
– Конечно, нет. Садись. Садись, Толя! Полетим как-нибудь в другой раз. Сегодня погода нелетная.
– Хорошо. – Анатолий подошел к машине с левой стороны, распахнул дверцу. – А ну-ка, парень, вылезай. Я сам поведу.
– А может, не надо, Анатолий Васильевич? Сейчас погода того… Дорога не совсем… Как бы чего не вышло, а то ведь как бывает…
– Вылазь, говорю!
Костя совсем близко увидел крупные глаза Анатолия, красноватые даже в вечернем освещении, налитые силой плечи, почувствовал решимость настоять на своем. Но все-таки сделал еще одну попытку:
– Дождь, дорога скользкая, видимость…
– Вылезай!
Еще по дороге сюда Костя понял, что на обратном пути Анатолий захочет сам повести машину. Так уже бывало не раз, и большой проницательности тут не требовалось. И теперь, когда тот натолкнулся на сопротивление водителя да еще рядом была Таня, слышала их разговор… Нет, подумал Костя, его уже ничто не остановит. Прошел тот миг, когда Анатолий мог отказаться от своей затеи легко и беззаботно, когда он мог шутя упасть на заднее сиденье, посадить рядом Таню и вообще забыть и о дороге, и о машине, и о Косте.
– Чему вы учите молодых водителей? – попытался пошутить Костя.
– Да? Действительно, – неожиданно сдался Анатолий. И сел на заднее сиденье. – Пусть будет по-твоему. Но я не хочу, чтобы Таня сидела рядом с тобой. Мне это не нравится. Меня охватывают тревога, сомнения и другие нехорошие чувства, когда я вижу вас рядом, впереди… Я кажусь себе позабытым и позаброшенным. Мне горько, вы не поверите, но я плачу…
– Ты же знаешь, что я люблю сидеть впереди, – сказала Таня, не оборачиваясь.
– Да? – переспросил Анатолий. – Ну, тогда другое дело, оставайся там, где сидишь. Не возражаю. Уж если говоришь, что любишь…
– Люблю ездить, – холодновато поправила Таня.
– Кстати, у тебя тушь растеклась по щекам… Глядя на тебя, можно подумать все, что угодно… Стоило тебя отпустить на полчаса, и вот нате вам – сидеть рядом не хочет, говорит сурово, водитель ведет себя дерзко, непочтительно, приказы не выполняет… Да еще эта тушь… Будто кто-то целовал тебя прямо в глаза…
Не отвечая, Таня вышла и, хлопнув дверцей, быстро пошла к ресторану. Через несколько минут она вернулась умытая и посвежевшая. И снова села впереди, рядом с Костей.
Машина, описав полукруг по площади, уже готова была свернуть к трассе, но Анатолий положил руку Косте на плечо.
– Погоди, парень. Давай снова к подъезду. Курево надо взять. Не в службу, а в дружбу, сходи в ресторан, возьми… Деньги есть?
– Найдутся.
Вернувшись, Костя увидел, что Анатолий сидит за рулем. И не удивился. Еще там, в ресторане, покупая сигареты, он догадался, зачем Анатолию понадобилось посылать его за куревом.
– Вот так с вами надо! – довольно рассмеялся Анатолий. – Садись, а то автобусом придется добираться. Да и автобусов, похоже, уже не будет.
Таня не произнесла ни слова. Она вообще не вмешивалась в отношения начальника с водителем. С Анатолием разговаривала так, будто Кости и не было в машине, а с Костей – только когда рядом не было Анатолия. Это устраивало всех, и никто не пытался нарушить установившийся порядок.
Остались позади огни аэропорта, и уже через несколько минут машина мчалась по мокрой мерцающей трассе в полной темноте. Только зыбкий свет фар позволял держаться дороги. Дождь не прекращался, и «дворники» едва успевали разгребать в стороны потоки воды. Продрогнув, Таня надела куртку, подняла стекло. В машине стало тише, дождь отдалился, а сидевшие в машине стали словно ближе друг к другу.
– Смотри, шофер, как надо водить машину! – сказал Анатолий, глянув на Костю в зеркало. В продолговатом овале Костя увидел полные решимости глаза, шалую улыбку, даже от сильных плеч Анатолия, от его затылка, казалось, исходила какая-то веселая злость. Видно, что-то произошло у них с Таней в ресторане, подумал Костя. И она раньше вышла, и он вот гастроль дает, успокоиться не может. После поворота, когда машину чуть было не выбросило на обочину, Костя не сдержался.
– Три с минусом, – сказал он негромко, будто про себя.
Не отвечая, Анатолий прибавил скорость. Приближаясь к городу, он обогнал полуночный автобус, набитый спящими пассажирами, сделал несколько сносных поворотов, почти не сбавляя скорости, проскочил железнодорожный переезд. Все-таки трезвым он водил неплохо, но как-то любительски красуясь. Как иногда перед зрителями принимает позы вратарь – ему мало отбить мяч, он еще должен взять его в прыжке, перевернуться в воздухе, покатиться по траве…
– Не скупись, Костя, не надо скупиться… Для друзей. Что я вам, ребята, хочу сказать… Можно? – Анатолий игриво толкнул Таню плечом. – Можно поделиться наболевшим? А то какие-то вы смурные сидите. Будто затеяли что-то, да никак удобный момент не выберете… Так поделиться?
– Поделись.
– Да? – Анатолий подозрительно покосился – Таня ответила, видимо, не так, как ему хотелось. Помолчав, он решил продолжить: – Так вот… Каждый человек должен иметь призвание…
– Смело! – бросила Таня.
– Смешно, да? Думаешь, обалдел Анатолий от выпитого… Ни фига. Я говорю не о тех, кто споет лучше всех, спляшет, стишок сложит или чего-то там кого-то там изобразит – на это высокое искусство я не покушаюсь. Если вот Костя, водитель наш, большой в своем деле мастак, то честь ему и хвала! И грамоту я ему к празднику вручу, и премию пожалую…
– Премия – это хорошо, – обронил Костя.
– Я не об этом!
– Так о чем же ты? – раздражаясь, спросила Таня.
– Скажу, не погоняй… Или торопишься? Не знаю, куда тебе торопиться… Меня вон жена ждет, все глаза проглядела, Костю родители дождаться не могут, чтоб узнать, как начальство веселится… Но Костя им об этом не рассказывает, а если б рассказал, то давно бы уже на бульдозер перешел, верно, Костя?
– Мне и на бульдозере было бы что рассказывать, – усмехнулся Костя.
– Да? Тогда не будем… Так вот, Таня, все, кто может тебя ждать, здесь, в машине. Только мы с Костей – верные поклонники и воздыхатели, только мы – твои верные телохранители… Верно, Костя?
– Нет! – ответ прозвучал неожиданно резко. – Поклонник и воздыхатель – это в основном я. А уж телохранитель скорее вы, Анатолий Васильевич.
– Вон ты как… Не возражаю. А ты, Таня, не возражаешь, чтобы я был постоянным твоим телохранителем? Или, скажем, хранителем твоего тела. А?
– Это и есть наболевшее?
– О! Я и забыл… Заветным делюсь, цените! Что я хочу сказать… Каждый человек, я имею в виду не только нас троих, но и всех, кого мы знаем, кто знает нас, кого мы любим и кто любит нас, – Анатолий легко подтолкнул Таню локтем, – кто в чем-то на нас надеется и на кого надеемся мы… мы все должны приносить пользу.
– Сам догадался? – спросила Таня. Что-то произошло с ней сегодня – она все время старалась подковырнуть Анатолия, поставить под сомнения его слова, его самого, положение, которое он занимал.
– Не спеши хихикать, Таня. Мы должны приносить пользу своим близким, родным, любимым. Я говорю вам это как начальник строительного управления. А как частное лицо добавлю: главное – не ваша работа, не ваши обязанности и ваших душ прекрасные порывы… Главное – смежная специальность.
Дождь прекратился, и мокрый асфальт холодно поблескивал в лучах сильных фар. Встречная машина издали начинала мигать, предлагая убрать дальний свет, чувствовалось, что водитель там нервничает и злится. Анатолий усмехался, переключать на ближний свет не торопился, но в конце концов все-таки гасил слепящие лучи, и машина темной гудящей массой проносилась мимо.
– Есть у нас в гараже вахтер… Костя, ты знаешь Петровича? Казалось бы, пустой человечишко, трезвым его можно увидеть, если уж очень повезет… Я его наказываю? Нет. Никогда. Я его поощряю. «Все пьешь, Петрович?» – спрашиваю. Это чтобы он не думал, будто обманул меня и я не заметил, что он пьян с утра. И опять же чтоб ценил мое расположение. Я не гоню его с работы, не объявляю выговор, чертовой зарплаты не лишаю.
– Что же ты так о зарплате-то? – усмехнулась Таня.
– Я же о тринадцатой! – расхохотался Анатолий. – Так вот, владеет Петрович второй специальностью. Если нужен столик в ресторане на два места, на три, на десять, а податься некуда – иди к Петровичу. Все устроит. Даже такой, как сегодня… Хороший был столик, да, Таня? И в уголке, и под отдельным фонариком, и официант не совсем уж отвратный… Сын у Петровича при этом деле. И пожалуйста – ценят его, любят, начальство балует.
– Повезло тебе в жизни, Толя! – сказала Таня. – Завидую!
– А есть у меня сосед, алкаш, лечился не то пять, не то десять раз… – Анатолий не пожелал услышать издевки. – Я искренне уважаю его, не поленюсь на дороге подобрать, на личной машине к порогу доставить. Верно, Костя?
– Было дело.
– У этого моего соседа прекрасная смежная специальность – на любой поезд он достанет билет ровно за пять минут. Когда все трестовское, комбинатовское начальство мечется, высунув языки, звонят, клянчат, что-то там кому-то сулят, бегают за броней в самую нашу высокую инстанцию, – оторвав руки от руля, Анатолий ткнул указательным пальцем вверх, – а им говорят, что, мол, хотя билеты и есть, да не про вашу честь, – я поступаю просто – я звоню своему соседу Коле и говорю… Так, дескать, и так, нужны два билета в купейном вагоне, нижние полки, сегодня, на девятнадцать ноль-ноль. Что мне отвечает Коля? Думаете, обещает узнать, заверяет, что постарается?.. Нет, он говорит так… Анатолий Васильевич, в седьмой кассе на ваше имя лежат два билета, вагон купейный, места нижние, советую не опаздывать, поскольку не исключено, что еще у кого-то окажутся билеты на эти же места, приходите пораньше, Анатолий Васильевич.
– Повезло тебе с соседом, – повторила Таня, не отрывая взгляда от дороги.
– Ничуть! – Анатолий покачал головой. – У всех у нас есть хорошие соседи. Надо только помнить, не лениться поздравлять с праздниками, надо знать, когда у них день рождения, как зовут ребеночка… Чтобы и они не забывали свою смежную специальность, совершенствовали ее, осваивали бы новые специальности… Вот так, ребята, вот так.
Показались огни города. Они выглядели необычно маленькими и редкими. Но с каждым километром наливались силой, становились ярче, многочисленнее.
– Я вот все думаю, – заговорила Таня, – за какую смежную специальность ты меня балуешь?
– За основную, Таня! – воскликнул Анатолий, будто ждал этого вопроса. – Тебе смежная вовсе и ни к чему!
– Моя основная специальность – чертежница.
– Ошибаешься. Ты – красивая женщина, Таня. Это главное. Это много, Таня. Это так много, что дай тебе бог управиться только с этим богатством.
– Боюсь, это что-то смежное.
– Боишься? Смежное или основное – все равно бояться не надо. Оно у тебя есть, и хорошо. Не надо прятать свое богатство от друзей. – Анатолий положил руку Тане на плечо. – Ты меня поняла? Вот и хорошо. Надо щедро, не скупясь, дарить друзьям радость, счастье, утеху… Это куда важнее и ресторанных столиков, и железнодорожных билетов. А друзья всегда найдут, чем порадовать тебя, можешь в этом не сомневаться. Вот за что мы не выпили с тобой в ресторане, так это за наши смежные специальности… Ну, ничего, наверстаем. А? Наверстаем?
– Как получится. – Таня повела плечом, стараясь сбросить тяжелую руку Анатолия.
– Не надо, Таня, стремиться уходить от своих друзей, от их объятий. Освобождаясь от друзей, обретаешь не свободу, а нечто совершенно другое.
– Что же я обретаю?
– Зависимость. Ты становишься зависимой от обстоятельств, жизненных невзгод, попадаешь в плен к другим людям, а они оказываются не столь хороши, как хотелось бы, не столь хороши… Ты вдруг обнаруживаешь однажды, что у них многовато требований, капризов, желаний, что у них маловато возможностей, да и нет большого желания бросить к твоим ногам даже то, что у них есть… Поверь мне, Таня, очень мало людей, способных пожертвовать хоть чем-нибудь ради ближнего. Да что там ближнего… Даже ради любимой девушки. Даже на девушках экономят, отделываясь губной помадой, шоколадкой и ножницами для ногтей.
– А чем отделываешься ты?
– Я ничем не отделываюсь. Я вообще не отделываюсь. Я говорю: бери меня, я весь твой. Разве ты этого не знаешь? Молчишь. Значит, знаешь. И не надо дразнить меня… Зачем? Тем более что я не отвечаю, хотя мог бы…
– Прости.
– Да ладно, чего уж там… Как идем? Нет, не зря я два года за баранкой отсидел, не зря. Скажите, что неплохо вожу, не скупитесь!
– Ну что ж… четыре с плюсом, – начал было Костя и тут же вскрикнул: – Осторожно!
Но было поздно.
* * *
Все произошло за несколько секунд – визг тормозов, толчок, отчаянный крик Тани, короткий мат Анатолия. Когда машина была метрах в сорока от перекрестка, из-за угла вышел человек в светлом плаще. Ослепленный ярким светом фар, он остановился посередине дороги, как раз на осевой линии, ожидая, пока приближающиеся фары пронесутся мимо. Но машина мчалась прямо на него, и Анатолий не мог ничего с ней поделать. Оглянувшись, Костя увидел, что человек лежит, свернувшись калачиком, а из-под его головы вытекает, набирает силу струя крови.
Выскочив на обочину под деревья, машина остановилась, но Анатолий дал задний ход, и ни Костя, ни Таня не успели опомниться, как были уже в сотне метров от перекрестка. Только теперь Анатолий показал, что он действительно умеет водить. Повороты, набор скорости, торможение – все это он проделывал, не задумываясь. Наконец, оказавшись едва ли не в противоположном конце города, он свернул в тихий переулок и выключил мотор.
Где-то на вокзале орали маневровые тепловозы, пролетел самолет со стороны аэропорта, тот самый, на который Анатолий приглашал Таню, из-за домов слышался свист пара в котельной. На крышу машины падали редкие тяжелые капли, но это был уже не дождь – капли срывались с листвы. Все молчали, словно ждали, не покажется ли погоня, не появится ли в конце переулка милицейская мигалка.