– А что ты потеряла в нашем забытом богом районе?
– Ты что, хочешь узнать, с кем я провела ночь?
– Н-ну… В общем, да.
– А ты знаешь, что подобные вопросы задавать неприлично? Тем более замужним женщинам.
– Пусть неприлично.
– Ох… Я ночевала у подруги, – соврала она.
Он пожал плечами, вроде бы не удовлетворившись ее объяснением, однако не посмел дальше расспрашивать.
– А у тебя дети есть? – поинтересовался он.
– У меня – нет.
– Жаль. Ты много потеряла.
– Какие наши годы, – грустно усмехнулась она.
– А со мной у тебя уже было бы трое детей. Как минимум.
– Ты все такой же, как прежде, – вздохнула она.
– Какой?
– Хвастун. Врун, хвастун, болтун.
– Если ко мне домой, то на следующем перекрестке направо.
– Хорошо.
– Ты давно водишь машину?
– Лет пятнадцать. А ты?
– И я примерно столько же. Только у меня тачка чуть похуже, чем твоя.
– Какая, если не секрет?
– Хочешь узнать, насколько ниже тебя я стою на социальной лестнице? У меня шестера. «Жигули». Можешь, Лилечка, сделать вывод, что ступеней меж нами пролегло много.
– Какое это имеет значение, – мило улыбнулась она, хотя это имело значение, и еще какое.
И тут странная мысль пришла ей в голову… Точнее, она смутно не давала ей покоя с той минуты, как она посадила его в свою машину. И вот теперь выкристаллизовалась и облеклась в точно сформулированную идею… А что, если она – с ним?.. Вот это будет месть!.. Вот тогда В.В., как узнает – а он обязательно всегда все узнает – точно от ревности с ума сойдет… Это вам не какой-нибудь мальчишка-оператор Макс… Вот это будет изощренно!.. Ядовитый кинжал, устремленный В.В. точно в сердце!..
Но, разумеется, не сейчас… Пока мужик совершенно не готов на роль героя-любовника… Для начала над ее нежданным пассажиром надо поработать… Одеть – причесать – откормить… Ну, это ерунда, делается на раз… Главное – другое. Чтобы быть достойным ее и чтобы В.В. стало по-настоящему больно, следует прежде всего, чтобы Валерка вновь добился успеха… Чтобы его лицо оказалось на виду, а имя на слуху… И вот тогда…
Что ж, идея хорошая… Тем более что делать человека успешным – ее профессия…
– Что? – переспросила она.
Он о чем-то осведомлялся, а она, увлеченная рулежкой и своими мыслями, прослушала.
– Кем ты работаешь, спрашиваю?
Она лукаво глянула на пассажира.
– А с чего ты взял, что я работаю? Может, я просто жена богатого мужа? А ведь В.В. богат, ты знаешь.
Он серьезно покачал головой.
– Ты не такая.
– А какая?
– Просто жены богатых мужей – кислые и вялые. А ты – бодрая и деятельная. И собранная. И красивая.
Она рассмеялась.
– Спасибо на добром слове. Ты – прав. Я и в самом деле работаю.
– Кем же?
– Я – продюсер. Точнее, генеральный продюсер.
– О-о! В кино?
В его глазах, впервые за все время разговора, мелькнул огонек зависти.
Она покачала головой.
– На телевидении. Хотя и в кино – тоже. И немного в театре и на эстраде.
– И что ты снимаешь? «Фабрику звезд»? Или шоу Степаненко и Петросяна?
– Ну, зачем же меня обижать?.. Помнишь, как ты говорил – артиста обидеть всякий может?
– Говорил, – кивнул он. – Да только продюсер не артист.
– Думаешь? – усмехнулась она.
– Ага.
– Продюсер стоит на сто ступенек выше, чем артист. Артисты в моей приемной часами сидят, если мне надо.
Она почувствовала себя отчасти уязвленной.
– Именно продюсер решает, кто у него будет артистом. Кто – оператором, кто – сценаристом, кто – режиссером. А кто – выйдет в звезды.
– Да ты, я гляжу, птица высокого полета.
Она усмехнулась.
– Еще бы.
– И все-таки, какие передачи ты делаешь?
– Например, «Три шага до миллиона». Слыхал о такой?
– Да уж, слыхал…
– Ну, еще бы не слышать! Лидер рейтингов в последнем сезоне!
– Стоп! Вот он, мой подъезд!
Она тормознула. Дом, в котором он жил, был типичной унылой окраинной коробкой: серая девятиэтажка с маленькими окнами и низкими потолками. Ужас.
– Хочешь, я тебя на свою передачу приглашу?
– А что я там буду делать?
– Выигрывать миллион.
Он, честняга, прищурился.
– Значит, ты сама решаешь, кто там у вас выиграет?
– Нет, – покачала она головой. – У нас игра честная. Просто я вижу, что ты можешь выиграть.
– Так-таки и могу?
– Да. Потенциал у тебя хороший. Ты эрудирован, артистичен, собран, с очень хорошей реакцией… Но я, конечно, гарантий не даю. Можешь и не выиграть – если дурака на съемке будешь валять…
– Я подумаю над вашим щедрым предложением, сеньора.
– Ты посмотри на него! Смоктуновский! Меньшиков! Он, видишь ли, подумает!.. Вот тебе моя визитка. Здесь телефон – прямой, мобильный. Звони в любое время. Я скажу тебе, когда съемка.
По его глазам она поняла: нет, не позвонит. Гордый.
Дурак. Лопух. Лох.
– Дай мне свой номер, – попросила она.
– Что, сама будешь звонить?
– А почему нет?
– Пожалуйста. Запиши.
– Я запомню.
– У меня мобильников нет. Только домашний. 388-… —… Да ты все равно забудешь.
– Я никогда ничего не забываю.
Он грустно усмехнулся.
– Меня ж вот забыла.
– Ты думаешь? – спросила она настолько серьезно и проникновенно, что у него вдруг защемило сердце.
И ему показалось, что они вот-вот поцелуются, как бывало тысячи раз.
Но этого, конечно, не случилось.
Наши дни
В кабинете заведующего реанимационным отделением Института скорой и неотложной помощи Лилю ждали сразу три человека. Одного она знала: заведующий отделением Павел Петрович Бычков, доктор медицинских наук. Двое других были ей незнакомы: моложавый красавец лет тридцати пяти и мощная девушка с румянцем во всю щеку и двумя несерьезными косичками.
Завотделением, что было для него нехарактерно, встал при появлении Лили. Поднялись со своих посетительских мест и двое незнакомцев.
– Вот тут товарищи, – промолвил Бычков, глядя в сторону, – желают с вами поговорить, уважаемая Лилия, э-э… – Стало очевидно, что он забыл Лилино отчество. – И поэтому я вас оставлю на… полчаса вам хватит? – обратился он к красавцу.
Тот кивнул.
– Значит, на полчасика… Располагайтесь.
И завотделением, словно ошпаренный, выскочил из своего же собственного кабинета.
– Разрешите представиться, – сказал сухощавый красавец, – я подполковник Петренко.
И он сунул под нос Лилии красные «корочки». Глаз выхватил: «Федеральная Служба Безопасности… Петренко… подполковник…»
– А это, – кивнул полковник в сторону мощной девахи, – старший лейтенант Варвара Кононова. Присаживайтесь.
– Что с Володей? – с ходу, еще не успев усесться, выпалила Лиля.
Подполковник переглянулся с девушкой-тяжеловесом.
– Мы хотели у вас спросить, – ответил он.
– У меня?! Что я-то могу знать?!
– Когда вы видели своего мужа последний раз?
– Я? А какое это имеет значение?
– И все-таки?
Подполковник задавал вопросы участливо, но деваха, сидевшая с ним рядом, прямо-таки буравила Лилю тяжелым взглядом. Лиля решила: лучше не препираться, а отвечать.
– Ну… В тот самый день…
– Где? При каких обстоятельствах? – неожиданно вклинилась девица.
Голос у нее оказался на удивление тонким для столь мощного тела.
– При каких таких обстоятельствах?.. – усмехнулась Лиля. – Утром. В нашем загородном доме. Мы вместе завтракали. Собирались на работу.
– Он рассказывал вам о своих планах?
– Нет.
– Он говорил вам, что собирается в тот день посетить вашего друга Валерия Беклемишева?
– Нет.
– Вы знали, что ему известно, что вы встречаетесь с Беклемишевым?
Все три вопроса подряд, словно из пулемета, задала деваха-Геркулес.
– Нет!.. – Столь же быстро отвечала Лиля. – И все-таки: что с ним случилось? Что случилось с моим мужем? Почему вы – я имею в виду, ваша организация – занимается его исчезновением? Почему не милиция? Что он натворил?
– Я буду с вами откровенен, – вздохнул подполковник и сочувственно глянул на Лилю.
Очевидно, в связке с девицей-тяжелоатлетом он решил играть роль хорошего следователя.
– Мы не знаем, что с ним произошло. И каким образом он исчез из больницы. И почему. Мы вообще очень мало что знаем. И хотим знать больше.
– Прежде всего о личности вашего мужа, Владимира Васильевича Дроздецкого, – вклинилась дородная девушка.
– И вашего друга, Валерия Беклемишева, – добавил сухощавый подполковник.
– Что вы хотите о них узнать?
– Все с самого начала.
Гости не рассказали Лиле – да и не имели никакого права, – что удостоверения ФСБ являются для них лишь прикрытием. И на самом деле они оба служат в глубоко засекреченной комиссии – организации с чрезвычайными полномочиями, главной задачей которой является выявление, объяснение и противодействие всему таинственному и загадочному, происходящему в нашей жизни, всем тем явлениям, что не могут быть истолкованы с материалистических позиций и среди обывателей называются чудом.
Подполковник Петренко возглавлял в комиссии отдел «О» – оперативный. Варвара Кононова, выпускница МГУ, пришла в комиссию три года назад, после дела о загадочных смертях в районе курортного поселка Абрикосовка, когда ее использовали втемную. Многие в отделе были против первой девушки-оперативника. Однако, когда та успешно расследовала загадочные явления, происходившие вокруг молодого писателя Данилова, и раскрыла убийство на базе российской сборной по футболу, Варю стали считать одной из самых перспективных сотрудников[1].
Сейчас Варя радовалась и гордилась тем, что ей предстоит работать в паре с самим Петренко, и была готова, что называется, рыть землю носом.
– Например, расскажите, – повторила она, вперяясь в глаза Лиле, – как и когда вы познакомились.
– Я познакомилась, – начала Лиля, – с ними обоими одновременно. Случилось это страшно давно, еще в советские времена. В тот день в жизни Володи и Валерия произошло еще одно событие, которое предопределило нашу встречу. Думаю, не случись оно, мы бы, наверно, так никогда и не встретились…
1979 год: кинотеатр «Зарядье»
Кинотеатр «Зарядье» – один из немногих кинозалов в Москве, которому так и не довелось стать синематографом нового, современного образца. Так и не появились в нем удобные мягкие сиденья, подлокотники с подставками для пива и попкорна, улыбчивые девочки-мальчики в роли контролеров: «Приятного просмотра!» И никогда ему уже не зажить новой жизнью, потому что в две тысяча пятом, заодно с гостиницей «Россия», один из самых престижных залов советских времен стали сносить.
История «Зарядья» была своего рода аллегорией судьбы человека, который не сумел вписаться в новую российскую эпоху. Он не переменился, остался прежним – в костюмчике от «Большевички» и с портфелем из кожзаменителя, а потом и умер. Ушел из жизни, чтобы освободить ровную пустую площадку в расчете на то, что на ней вырастет нечто новое: молодое, яркое, комфортное.
В этот кинотеатр, нисколько не догадываясь ни о своей, ни о его (кинозала) дальнейшей судьбе, вошли в апреле одна тысяча семьдесят девятого года два молодых человека. Два друга, два комсомольца, два советских студента.
Внешне эти двое парней отнюдь не были похожи. Их объединяла только молодость, однако и она выражалась в лицах и фигурах обоих юношей по-разному. Первый из них, по имени Валерий, олицетворял собой тип, воплощенный в советском кинематографе тех лет Олегом Далем, Михаилом Боярским, но, главным образом, Леонидом Филатовым – разумеется, с поправкой на то, что Валера был гораздо моложе. Доминирующей во внешности Валерия была тонкость. Хрупкие и красивые черты лица, узкая кость и длинные нервные пальцы свидетельствовали об утонченной душевной организации. Высокий лоб, живые глаза и щегольские усики (не бритые, заметим в скобках, еще ни разу в жизни) делали молодое лицо особенно похожим на портреты типичных киногероев той поры – конца 70-х.
Второй друг, по имени Володя, пожалуй, не имел в отечественном кинематографе тех лет адекватного олицетворения. Артисты его типажа оказались востребованы на центральные роли значительно позже – по крайней мере, в конце 90-х. Мощный, крепкорукий и широкоплечий, с сильными пальцами, с широким твердоскулым лицом и короткой стрижкой на большом черепе, Владимир напоминал актеров Балуева, Сухорукова, Кравченко – да только никто в те годы и слыхом не слыхивал о подобных артистах и типажах.
Несмотря на потрясающую разность во внешности (да, скажем, забегая вперед, и в характере) у Владимира и Валерия имелось чрезвычайно много общего. Начать с того, что они обучались в одной группе на одном факультете одного института – Московского ордена Ленина имени Кржижановского электротехнического (МЭТИ). Проживали они вместе в комнате общежития в студенческом городке вышеуказанного вуза. Им приходилось ютиться в общаге, поелику оба были провинциалами, прибывшими на учебу из областных центров разной удаленности от Белокаменной: тонкокожий Валерий родом был из города Горький (впоследствии ставшего Нижним Новгородом), а увесистый Владимир – из Омска. И у того, и у другого родители (причем, и мать, и отец!) трудились на ниве советской энергетики. Династическими пристрастиями объяснялся и выбор института. Правда, о семье Володи говорить приходилось, увы, в прошедшем времени. За год до его поступления в вуз и мать, и отец погибли. Погибли по-дурацки: во время турпохода. Ходили вместе на байдарках по норовистой сибирской реке Катунь. На одном из порогов лодка перевернулась. Родителей с силой бросило на камни – ни мама, ни отец не выжили…
Володька о трагедии в своей семье никому не рассказывал. Терпеть не мог, когда его жалели. Знал о его тяжкой судьбе один только Валерка…
Смерть родителей и подтолкнула Володю пойти по их стопам в энергетику. В то время понятие «трудовая династия» или, скажем, «сын продолжает дело отца» были для людей, особенно семнадцатилетних, не пустым звуком.
В советские годы поощрялись всяческие династии. Газеты пестрели заголовками и устойчивыми идиоматическими выражениями на сию тему: «фамильная гордость», «идет династия труда, идет рабочий класс» или ее ратная династия. Совсем редко возникали вдруг репортажи о фамилиях артистических. Практически никогда не писали об инженерских или журналистских династиях. И уж совсем никому не приходило в голову оповещать широкую общественность о наследниках по артистической, режиссерской, партийной или кагэбэшной линии – а ведь в данной среде кастовость была куда прочнее и замкнутей, нежели у лесозаготовителей или литейщиков.
Немудрено, что и Валерий, и Владимир решили последовать по профессиональным стопам своих отцов и матерей. А как могло случиться иначе, если чуть ли не с младенческого возраста они слышали в семье разговоры о «реле», «ка-зэ»[2] или «оперативной частоте». А их родители с гораздо большей охотой (и знанием дела) помогали своим чадам решать задачки по физике и математике, нежели писать сочинение об образе Метелицы в повести А. Фадеева «Разгром» или готовить доклад о национально-освободительной борьбе народов Африки и Латинской Америки. Словом, поступление обоих парней – и Валерия, и Владимира – в Московский электротехнический институт было предопределено семейственностью (в самом хорошем смысле данного слова).
Оба без особого труда, и даже без помощи репетиторов, сдали вступительные экзамены, были зачислены – и поселены в одну комнату в общежитии, где впервые и встретились. И с первого же взгляда, с первых же слов, которыми обменялись, почувствовали друг к другу крепкую дружескую тягу.
Комнаты в общежитии МЭТИ были рассчитаны на четверых постояльцев. На этаже имелось два туалета, кухня, постирочная и комната для занятий. Душевая полагалась одна на два этажа. Горячая вода подавалась бесперебойно.
Советская жизнь вообще была до чрезвычайности коммунальной. Гражданин СССР постоянно проживал на виду и вместе с другими людьми. Начиналось все с детского сада, с горшочками в ряд и столиками в шахматном порядке; затем продолжалось в пионерских лагерях; свирепело в армии; пахло щами в коммунальной квартире; гремело в тюрьме…