Браток медленно встал из-за стола. Эта сигарета очень пришлась кстати. Сам Браток бросил курить сразу после замечания Гринчука и теперь испытывал к табачному дыму даже некоторое отвращение. Но не это главное. Эта стерва демонстрирует, что ей наплевать на Братка. Я ж тебе, подумал Браток и повторил:
– Тут курить нельзя.
Лелюкова щелкнула зажигалкой.
Она даже не успела толком испугаться, когда Браток вырвал сигарету из ее губ.
– Позвольте! – попыталась вскричать Лелюкова, но Браток отобрал у нее еще и зажигалку.
После чего вернулся на свое место.
– Я вас… – начала заводиться Лелюкова. – Да я…
Ее муж покосился на свою супругу, но в разговор вмешиваться не стал.
– Пасть закрой… – не задумываясь выпалил Браток и торопливо добавил, – … те пожалуйста.
Лелюкова замерла с приоткрытым ртом. Ее глаза округлились.
– Да как вы… ты смеешь!
– А в этом кабинете вопросы задаю я! – вспомнил кстати фразу из фильма Браток и стукнул кулаком по столу. – И от меня зависит, уйдете вы отсюда сами, или вас уведут.
Или унесут, мысленно добавил Браток, в слух, однако столь решительный вариант не озвучив.
– Что значит уведут? – вмешался, наконец, Лелюков.
Вчерашние намеки Гринчука были прозрачны, но не слишком информативны. И касались они, большей частью, профессиональной деятельности Лелюкова. И из них не вытекало, что Лелюкова могут, как выразился этот недоразвитый прапорщик, «увести».
– Значит так, – сказал Браток и припечатал ладонь к столу. – Я сейчас буду говорить, вы будете молчать. Когда я закончу – можете задавать вопросы. А если попытаетесь перебивать…
Браток вспомнил одно из выражений Гринчука, которое показалось уместным именно сейчас, и сказал:
– Я человек простой, могу и в рыло дать.
И добавил, на всякий случай:
– Обоим.
Нельзя сказать, что супруги Лелюковы были покорены красноречием Братка, но внимание их он привлек несомненно.
– Значит так, – сказал Браток. – Нам стало известно, что гражданка Лелюкова вступила в преступный сговор с группой людей с целью нанести своему супругу телесные повреждения.
– Как вы сме… – взвизгнула Лелюкова, но замолчала, увидев выражение лица Братка.
– Пасть, – напомнил Браток.
Лелюкова бросила быстрый взгляд на супруга, снова достала из сумочки сигарету, сунула ее в рот и только тогда вспомнила, что зажигалки нет. Раздавленная сигарета полетела в сторону.
– Телесных повреждений, – повторил Браток. – Возможно – тяжких. Показания у нас есть.
– Спасибо, милая, – сказал Лелюков.
– Это подпадает под статью, – сказал Браток, – мы могли бы, конечно, дождаться, пока… этот… преступный замысел будет исполнен, а потом посадить гражданку Лелюкову. Но…
– Спасибо вам большое, – почти серьезно сказал Лелюков. – Я полагаю, что вы вмешались вовремя.
– Ага, – кивнул Браток. – Но твоя ба… жена не стала бы этим заниматься, если бы ты…
Братку очень хотелось назвать Лелюкова как-нибудь конкретно, но он сдержался.
– Если бы, гражданин Лелюков, не изменял ей, своей супруге.
– Это мое дело, – сказал быстро Лелюков.
– Вот видишь, милый, – сказала его жена. – Ты мелкий, подлый и непорядочный человек.
Браток снова вытер лицо платком.
– Мерзавец! – выкрикнула Лелюкова и попыталась вскочить.
– Сидеть, – приказал Браток и добавил даже с некоторым удовольствием. – Сама налево ходишь!
Зависла пауза. Лелюкова словно поперхнулась, а ее муж медленно обернулся к ней. Его лицо выразило безграничное удивление:
– Ты мне изменяешь? С кем?
Зазвонил телефон на столе.
– Слушаю, – подняв трубку, сказал Браток.
– Это Мила. Я пытаюсь дозвониться до Юрия Ивановича, но у него выключен телефон. Вы не могли бы…
– Хорошо, – быстро сказал Браток, – я передам.
И положил трубку.
– С кем? – повторил вопрос Лелюков.
– А вы ей с кем? – спросил Браток.
– Я? – замялся Лелюков.
– Вот и она с ней, – сказал Браток и облегченно вздохнул.
Самая трудная часть разговора позади. Оба супруга пребывали в одинаковой стадии изумления.
– С Ритой? – одновременно произнесли Лелюковы.
– С ней, – подтвердил Браток и вкратце изложил супругам всю историю.
Жена их приятеля Рита умудрилась одновременно быть любовницей и мужа, и жены, но по отдельности. Обоим Лелюковым она пылко объяснялась в любви, и очень жалела обоих, потому что муж и жена, соответственно, не ценили своих жену и мужа. И обоим Рита подсказывала наиболее простые выходы из сложившейся ситуации.
Мужа, не ценящего такую жену, просто необходимо было наказать физически. Чтобы он ощутил ту боль, которую причиняет своей возвышенной и ранимой супруге. А неблагодарную жену, естественно, нужно было держать в черном теле, чтобы она знала, кто ее хозяин и повелитель.
– Но зачем? – почти простонал Лелюков.
На заплаканном лице его супруги читался тот же вопрос.
– Значит, твоя ненормальная баба нанимает пацанов. Тебя лупцуют. Потом ты узнаешь, что это сделала она, и что? И ты, если тебя правильно накрутить, ее замочишь.
Лелюкова вздрогнула и посмотрела на мужа. Тот взгляд отвел.
– И тебя ловят. Ты уж поверь – Рита ваша любимая тебя бы и сдала. Так? Так, – сказал Браток удовлетворенным тоном. – И что получается?
– А что получается? – спросил Лелюков.
– А получается, что муж Риты остается в вашем общем бизнесе один. Типа – без конкурентов.
– Сука! – в один голос произнесли Лелюковы.
Все, изложенное прапорщиком, было настолько логичным и понятным, что верилось в это сразу.
– Я ее… – сказал Лелюков.
– А вот это уже фиг, – остановил его Браток. – Эта ваша разборка закончится туточки. И если мы узнаем, что с кем-то из всех вас что-то приключится – ой я вам не завидую, ребята. Понятно?
Лелюковы кивнули.
– Тады – свободны, – сказал Браток и указал на дверь.
Лелюковы встали с кресел.
– Я вам так скажу, – Браток удовлетворенно откинулся в кресле. – Трахайте вы кого хотите, хоть бобика, только калечить друг друга не нужно. И, это, запомните, начнете снова фигней заниматься – вас застучат. В смысле – заложут. Как этот раз.
Лелюковы молча вышли из кабинета.
– Ребенка себе заведите! – крикнул им вдогонку Браток. – А то беситесь с жиру.
Дверь кабинета закрылась.
Браток встал с кресла, и вошел в боковую комнату.
– Все слышала, Рита? – спросил Браток.
Рита ответила нечленораздельным стоном. Трудно было ожидать, что она сможет что-либо внятно сказать с заклеенным ртом.
Браток отстегнул ее от кресла и рывком содрал со рта лейкопластырь.
– Все поняла? – спросил Браток.
Рита выразилась несколько длинно и эмоционально. Из ее выступления следовало, если убрать матерные выражения, что все она поняла и, хоть оценивает действия Братка и других ментов очень низко, но все поняла и будет вести себя в рамках правил капиталистического общежития.
– Рожу вытри, – посоветовал Браток, когда Рита закончила свое выступление. – Вся помада размазалась.
Последовала новая тирада, которую Браток не перебивал. Только когда уже возле двери Рита замолчала, Браток быстро сказал:
– И тебе всего наилучшего.
Хлопнула дверь.
Браток облегченно вздохнул и полез в ящик стола. Он даже достал початую бутылку водки и стакан, но вовремя вспомнил, что если Гринчук еще больше задержится, то придется докладывать лично Владимиру Родионычу. А тот не любит выпивки на работе.
– Твою мать, – сказал Браток.
* * *
– Твою мать, – сказал в этот же момент Владимир Родионыч.
Ни к чьей родительнице конкретно, а, тем более, к матери Полковника, это энергичное замечание не относилось. И произнесено он было вполголоса и с оглядкой на дверь кабинета. Владимир Родионыч был человеком интеллигентным и спокойным. И старался поэтому, в слух не выражаться. И слух Инги, своего секретаря, не травмировать.
Полковник несдержанность Владимиры Родионыча комментировать не стал. Полковник вообще избегал каких-либо комментариев деятельности Владимира Родионыча. И вовсе не потому, что боялся вызвать его неодобрение. Полковник предпочитал не травмировать самолюбие начальства по пустякам.
– Но это же полный бред! – сказал Владимир Родионыч. – мы же с вами понимаем, что Гринчук не мог иметь к этому никакого отношения.
– Мы – понимаем, – подтвердил Полковник, – а вот они…
– А кого интересует их мнение? – возмутился Владимир Родионыч. – Достаточно того, что я внятно изложил им нашу позицию.
– Похоже, что наша позиция произвела на них не слишком сильное впечатление, – сказал Полковник. – Или они решили, что имеют веские аргументы.
– В том, что это Гринчук организовал убийство этого, как его…
– Атамана, – подсказал Полковник.
– Да, Атамана. Я не могу себе представить, чтобы Гринчук мог ввязаться в такое дело. И, кроме того… – Владимир Родионыч смущенно кашлянул.
– Что, кроме того?
– И, кроме того, если бы Юрий Иванович решил убрать этого…
– Атамана.
– Да, Атамана, то он сделал бы это гораздо изящнее.
– Согласен, – сказал Полковник. – Но это, опять-таки, наше с вами мнение. А другие могут иметь мнение свое. Ведь могут?
– Могут, – не смог не признать Владимир Родионыч, – но не должны. В этом вопросе – не должны. У Гринчука полно работы, а он должен сидеть и давать объяснения.
Владимир Родионыч задохнулся от негодования. Нажал кнопку на селекторе:
– Инга, что там министр?
– Буквально секунду назад от него позвонили и сообщили, что он лично беседовал с нашими местными чинами. Если в течение часа подполковника Гринчука не оставят в покое, то мне нужно будет позвонить в приемную министра.
– Спасибо, Инга. Если можно – мне чаю. А Полковнику… – Владимир Родионыч посмотрел на Полковника.
– Как обычно, – сказал тот.
– И Полковнику – как обычно, – сказал Владимир Родионыч.
Полковник немного демонстративно посмотрел на часы и поерзал, устраиваясь в кресле. В обычное время звонка министра хватало для того, чтобы навести порядок, но в обычное время хватало и звонка Владимира Родионыча.
Получалось, что время сейчас – необычное. И получалось, что сюрпризы еще могли продолжаться.
– Мистика какая-то, – пробормотал, немного помолчав, Владимир Родионыч. – Что за муха укусила генерала? Он даже разговаривать со мной не стал. Ответил, что будет разбираться лично. Лично. А у нас тут… Если я не ошибаюсь, сегодня Гринчук должен был подвести итог в этой неприятной истории с Лелюковыми.
– Насколько я знаю, с этим сейчас должен был разбираться прапорщик Бортнев, – сказал Полковник.
– Браток в роли дипломата! – всплеснул руками Владимир Родионыч. – Надеюсь, у него хватило ума хотя бы не бить их резиновой дубинкой.
– Палкой, – сказал Полковник.
– Что?
– Правильно говорить – резиновой палкой.
– Что вы говорите! Вы вот возьмите сейчас и позвоните вашему Братку и выясните, что именно он там устроил. И если уже закончил, то не может ли он прийти сюда и лично сообщить нам, как ему, целому прапорщику милиции, удалось навести порядок в деле ценой в несколько десятков миллионов долларов.
Владимир Родионыч саркастически улыбнулся.
– И заодно передайте ему, что если он что-то испортил, то я лично придумаю для него наказание. Вставлю метровый фитиль господину Гринчуку, за то, что он не отменил мероприятие. А уж что я сделаю с генералом…
Полковник молча достал телефон и набрал номер.
– Иван?
– Да. Слушаю.
– Что там у вас?
– Все нормально. Поговорили.
– Вы не могли бы, если можно, в двух словах рассказать…
Браток рассказал. Опуская подробности, но четко выделяя основные моменты.
Полковник слушал молча, стараясь сохранять на лице спокойное выражение. Только один раз он не выдержал и хохотнул.
– Он вам что, анекдоты рассказывает? – желчно осведомился Владимир Родионыч. – Пусть придет сюда и расскажет мне.
– Зайдите, пожалуйста, в кабинет к Владимиру Родионычу, – сказал Полковник.
– И что же вызвало ваш смех? – спросил Владимир Родионыч, когда Полковник спрятал телефон.
– Он им посоветовал завести ребенка.
В кабинет вошла Инга с подносом. Поставила чай перед Владимиром Родионычем и Полковником.
– Там сейчас должен прийти прапорщик Бортнев, – сказал Владимир Родионыч. – Впустите его сразу. И постарайтесь с ним сейчас не разговаривать. А то он и вам посоветует завести ребенка.
– От кого? – спросила Инга и вышла из кабинета, не дожидаясь ответа.
– Вы обратили внимание, Полковник, как знакомство с Юрием Ивановичем Гринчуком всех нас изменило? Даже Инга, которая раньше никогда не позволяла себе таких вот вольностей, теперь… – Владимир Родионыч пошевелил в воздухе пальцами.
– Позволяет себе такие вольности, – подсказал Полковник.
– Вот именно, – подтвердил Владимир Родионыч.
* * *
– Вольности свои будешь демонстрировать в другом месте, – сказал генерал-майор Гринчуку. – А здесь ты будешь отвечать на вопросы.
– Есть! – бодро ответил Гринчук.
– И говорить будешь только по существу.
– Так точно!
– Ты еще раз внятно изложишь все, что произошло.
– Разрешите выполнять?
Генерал-майор понимал, что Гринчук откровенно развлекается, но ничего поделать не мог. Нельзя же требовать от человека перестать действовать по уставу. И нельзя требовать, чтобы этот самый человек перестал излагать информацию, обильно используя протокольные фразы. Особенно впечатляюще выглядело описание убийства Атамана с упоминанием смерти, наступившей в результате многократного проникания пуль из автоматического оружия в грудную клетку потерпевшего и в другие жизненно важные органы.
Самым трудным в диалоге было то, что генерал-майору было понятно – Гринчук тут чист, аки ангел небесный, но над генерал-майором был генерал-лейтенант, и этот генерал-лейтенант отчего-то решил, что Гринчук может на себя наговорить. Или случайно проболтаться. Нужно только заставить его раз двадцать повторить всю историю.
Но у Гринчука была отличная память. И все одиннадцать вариантов его рассказа были похожи друг на друга как патроны к пистолету Макарова.
– Повреждения, несовместимые с жизнью, – закончил Гринчук двенадцатый рассказ.
Генерал-майор задумчиво постучал пальцами по столу. Ему надоело корчить из себя идиота. И надоело позволять Гринчуку издеваться над старшим по званию. Хотя, честно признавался себе генерал-майор, делал это Гринчук мастерски, не давая старшему по званию повода обидеться вслух.
Генерал-майор тяжело вздохнул и потянулся за телефонной трубкой. Нужно было докладывать начальнику, что дальнейшие разговоры ни к чему больше не приведут.
Телефон зазвонил. И когда генерал-майор взял трубку, ему было велено отпустить Гринчука на все четыре стороны.
– Свободен, – сказал генерал-майор.
– Есть! – ответил Гринчук и встал со стула. – Разрешите идти?
– Иди.
Вот славно, подумал Гринчук, выходя из кабинета. Кажется, сработал Владимир Родионыч. Но как-то не слишком оперативно. Печально все это.
Спохватившись, Гринчук включил свой мобильник. Ровно через пять секунд он зазвонил.
– Слушаю, Мила, – сказал Гринчук.
– Юрий Иванович? – обрадовано затараторила Мила. – А я вас вызваниваю и вызваниваю. Мне с вами нужно посоветоваться.
– Опять мальчик? – спросил Гринчук, заранее зная ответ.
– Да. Понимаете, я бы очень хотела, чтобы вы…
– Мила, я старый больной человек, к тому же – гетеросексуальный, – Гринчук покосился на дежурного прапорщика на выходе из областного управления.
Тот тактично отвернулся.
– Ну, что я могу понимать в шестнадцатилетних мальчиках?
Дежурный прапор засопел, явно сдерживая смех.
– Тем более – в семнадцатилетних, – сказал Гринчук и показал кулак прапору.
– Ну, Юрий Иванович… – протянула Мила просительно.
– Ладно, – сказал Гринчук, – в последний раз.
И добавил про себя – в седьмой последний.
«Джип» Гринчук оставил не возле областного управления, а чуть в стороне, чтобы не шокировать коллег. Там же Гринчук обнаружил «опель» Михаила и, что особенно радовало, самого Михаила за его рулем.
– Привет, Миша, – сказал Гринчук, подойдя к машине. – Отпустили?
– Вас ждут, – ответил Михаил.