Татьяна остановилась у окна, но не осталась торчать столбом, а наклонилась, опершись локтями о подоконник. Короткая юбочка задралась, обнажив тугие ягодицы. Не знаю, как она этого добивается и в какую сумму влетает, но ни следа целлюлита, кожа чистая, гладкая, словно два гигантских очищенных от кожуры яйца.
Мужчины заинтересованно начали присматриваться, но Татьяна выпрямилась, спина прямая, крикнула в дальнюю комнату:
– Василиса, а где те фото с пикника, что ты показывала?
– Диск наверху, – донесся голос хозяйки. – В спальне… Нужен?
– Да, там интересные моменты…
– Могу принести.
Татьяна сказала живо:
– Нет-нет, ты такой чудесный салат готовишь! Я сама принесу.
– Я схожу принесу, – предложила Ольга.
– Досмотри альбом, – предложила Татьяна весело. – А я мигом!
Ольга фыркнула, незнакомая женщина поморщилась, только мужчины разом приободрились. Константин взял было пульт, но забыл щелкать кнопками, а смотрел на Татьяну очень заинтересованно. Лариска взглянула на меня, но, боюсь, на моем лице такое же выражение, что и у других мужчин, Лариска только мягко улыбнулась, она из мира шоу-бизнеса, где в порядке вещей то, что в быту пока что считается ух как круто.
У Люши квартира двухэтажная: такие то бросают строить, то начинают снова. Спальни, туалет и ванная на втором этаже, а здесь гостиная, кабинет и, конечно, туалет и ванная комната для гостей.
Глава 3
Татьяна начала восхождение на второй этаж. Перила ажурные, уже на пятой ступеньке мы увидели ее пышные ягодицы и, главное, вздутые половые губы. Татьяна чуть замедлила шаг, задницу чуть подала назад и ноги начала ставить на ступеньки не так уж близко одна к другой, чтобы между ними приоткрылось, и высунулся красный дразнящий язычок, распухший и влажный.
Люшины однокашники шумно вздохнули, а Константин ухватился обеими руками за свою промежность, простонал, закатывая глаза. Валентина спросила язвительно:
– Тряпочку дать?.. А то испачкаешь трусы.
– Ох, – сказал Константин жалобно, – что женщины с нами делают!
– Ладно, перестань, а то поверят, что ты еще можешь…
– Я? – удивился Константин.
– Ну да. И попадешь, как кур в ощип.
Татьяна наконец исчезла наверху, разговор возобновился, местами более раскованный, местами, напротив, сдержанный. Мужчины то и дело посматривали на лестницу, и, как только Татьяна показалась на самом верху, все взгляды прикипели к низу ее подбритого живота, который ну никак не закрывает ультракороткая юбочка.
Сдержанно улыбаясь и делая вид, что не замечает наших взглядов, Татьяна медленно и царственно спускалась, ставя ноги таким образом, чтобы нам и с этой позиции рассмотреть накачанные гелем половые губы. В последний год, как я читал в новостях, эта операция обогнала по количеству подсадку грудных имплантатов и даже подтяжку лица.
Ольга приняла из рук Татьяны диск, ящик компа с ее стороны дивана, выдвинулась стойка дисковода, через минуту на экране появились бегающие с палками в пастях собаки, мельтешащие люди. Все начали хохотать и указывать пальцами, узнавая себя.
У Лариски лицо несчастное и донельзя встревоженное, я решил, что переживает, раз уж другая женщина сумела перехватить внимание, но Лариска наклонилась ко мне и жарко шепнула в ухо:
– Заметил?
– Трудно было не заметить, – ответил я дипломатично. – Да и нельзя, обидится.
– Понял, как надо торопиться? Если уже в быту такое начинают, то мы на сцене можем опоздать.
Я сказал осторожно:
– В быту всегда допускается намного больше. Тут и групповушку можно, а это пока еще не совсем легитимно.
Она покачала головой, горячий шепот жег мне ухо:
– Нет, искусство всегда шло впереди! Мы не должны отдавать инициативу. Иначе люди искусства потеряют влияние на массы.
– Гм, – сказал я. – Вообще-то да, люди искусства в таких делах всегда шли впереди.
– И вели массы, – дошептала она.
– Да, – согласился я. – Это да. В этом деле вели массы именно вы, творческие люди.
Она гордо вскинула голову, но лицо оставалось озабоченным.
– Надо спешить, – продолжила она вполголоса жутко деловитым тоном, – скоро вообще начнут ходить голыми. Правда-правда, я читала у одного! Уже скоро.
– Сумасшедший какой-то?
– Нет, его прогнозы всегда сбываются. За что его и не любят. Не то баймер, не то когист…
– Гад он, а не баймер.
– Так это ж не он придумывает! Он только предсказывает.
К ее жаркому шепоту начали прислушиваться, Константин возразил с неудовольствием:
– Это только кажется, что предсказывают! На самом деле потому и катится в ту сторону, что такие вот когисты-баймеры… или как ты его обозвал, напредсказывали!
Но Валентина взяла его за уши и повернула лицом к экрану. Константин умолк и стал смотреть, как люди отдыхают.
Я, поддерживая шутливый настрой, спросил у Лариски деловито:
– Как скоро это будет?
– Не знаю, – ответила она тихонько. – Но ты ж видишь, как к тому идет? Летит, а не идет. Я читала давно, еще маленькая была, не верила, а теперь вижу, все ускоряется, будто с горы летит. Как только у Кэрри Минетс вроде бы нечаянно сползла бретелька и зрители на концерте увидели ее грудь, на следующий концерт было не достать билетов! И на ее сайт ломились так, что сервер рухнул. И уже через месяц другая певица, ее соперница, Кэйт Солсу, тоже освоила трюк с бретелькой. С тех пор пошло добавляться каждую неделю по одной, а потом по две, три, пять…
Она умолкла, поджав губы.
– Все ты помнишь, – сказал я уважительно.
– Не только я, – огрызнулась она, – это такой волчий мир… Надо следить друг за другом!
Ее тонкие красиво вычерченные брови озабоченно сдвинулись над переносицей, голубые глаза потемнели, в них появился синеватый блеск легированной стали.
– Да, – согласился я очень серьезно, – надо что-то придумывать круче!
– Что?
– Не знаю, – признался я. – Выйти на сцену в парандже?
Она сказала сердито:
– Сам знаешь, это дорога с односторонним движением.
– Представляю, что на финише, – сказал я дипломатично.
Ее кулачок больно ткнул меня в бок.
– Не распускай фантазию, не распускай!
В дверном проеме появилась Василиса, роскошная и раскрасневшаяся, двести кило нежной розовой плоти, что колышется от малейшего движения, весело постучала ложкой по косяку. Гости встрепенулись, женщины деловито начали перегонять мужчин из этой комнаты в ту, где стол. Нас с Лариской рассадили по разные стороны стола, неча тут разбиваться на пары. Возле нее с двух сторон поспешили занять места однокашники Люши, никак не запомню их имена, у меня с этим туго, зато рядом со мной села Татьяна и сразу начала хихикать, задевать то локтем, то грудью, поглядывать обещающе: среди собравшихся я единственный неженатик.
– Славик, – обратилась ко мне сияющая Василиса, – передай мне, пожалуйста, оливье. Спасибо! А ты почему так мало себе положил?.. Танечка, милая, положи Славику побольше грибочков. Он еще не знает, что ты сама их готовила!
Я с вымученной улыбкой смотрел, как полные холеные руки перегружают в мою тарелку треть грибов из общего блюда. Если от магазинного еще как-то можно увильнуть, то отказаться от «приготовленного своими руками» чуть ли не оскорбление. Надо жрать, улыбаться и благодарить, одновременно прикрывая руками тарелку от желающих «положить еще».
– Довольно, – вырвалось у меня наконец, – а то Люше не останется! А он настоящий ценитель.
– Ты тоже оценишь!
– Я не такой эстет, – пробормотал я. – Я человек простой… за столом.
Василиса засмеялась, призывно колыхая грудью, щеками и складками на боках.
– За столом мы все без выпендренов!
– Я особенно…
– Мы все такие, Славик. Навались!
– Подожду, – ответил я осторожно, – когда начнется… ну, общее…
Она удивилась:
– Да ты что? Замори червячка! Это навроде аперитива. Легкая закуска, так сказать, перед решающим боем!
Однокашники Люши уже ели, и я, глядя на них, кое-как жевал эти скользкие и отвратительные грибы, как их только и едят, щупальца какие-то, но сейчас любую гадость едят, мир совсем сдвинулся. Я старался не думать, что ем, смотрел на колыхающиеся телеса Люши, на покачивающуюся плоть Василисы, на толстые валы и валики на боках Татьяны, в этой квартире только Лариска и держит форму, хотя и она далека от стандартов тощих манекенщиц.
Люша время от времени поднимался и говорил тост, все дружно вздымали бокалы и рюмки, у кого что, чокались над серединой стола, пили и снова ели, ели, ели. Хотя если вправду, то и у меня разгорелся аппетит: готовит Василиса классно, умеет раздразнить так, что уже не возражаешь, когда заботливые женские руки наполняют тебе тарелку, если, конечно, еда без выпендренов.
Когда подали сладкое, я поспешно съел огромный клин торта, – кусочек, всего лишь крохотный кусочек, – запил чем-то сладким в бокале, пищевод попробовал не пропустить, но, слава богу, сдался и принял. Я поднялся, Лариска спросила одними губами:
– Пописать?
– Постою на балконе, – пояснил я. – Жарко уж очень.
Оба дружка с облегчением вздохнули, а тот, который и без того жмется к Лариске, задышал чаще. Я вышел на балкон, прохладный воздух как сухой тряпочкой провел по раскаленному лицу, капли пота тут же исчезли. Закат полыхает на полнеба, торжественно и ярко, как подсвеченный мощными прожекторами красный занавес из плюша. Плечи передернулись, почему-то подумалось про конец спектакля, но как же так, мы еще живы…
Я поспешно отвернулся, посмотрел в комнату. Люшин однокашник прижался к Лариске, его толстые губы шлепают по ее уху, втолковывает что-то, а рука уже не на талии, а ниже, много ниже. Под столом не видно, но, похоже, убедился, что Лариска трусики не носит, вон как весь воспылал, морда красная, сопит, а Лариска, к моему удивлению, принимает эти знаки внимания с поощряющей улыбкой, словно он режиссер или продюсер.
Ей в самом деле надо спешить, подумал я с сочувствием. Если женщины выйдут на улицы голыми, исчезнет последнее сладкое чувство нарушения запретности. Сейчас, когда все хоть как-то да прикрыты, преимущество у тех, кто умеет показать вроде бы нечаянно сиськи или тщательно подготовленные к просмотру половые губы.
На Тверском бульваре, между Литинститутом и Некрасовской, открылась фирма, где быстро организовали курсы, как женщине умело подать себя в быстро меняющихся современных условиях. Энергичные преподаватели объясняют, что внимание мужчин нужно приковывать не только, когда поднимаетесь без трусиков по лестнице или наклоняетесь, чтобы завязать кроссовки. В современной жизни для успешного продвижения по службе просто необходимо освоить двадцать четыре способа сидения в кресле… Кстати, при возможности выбора нужно садиться в самое низкое, тогда не придется даже изощряться, чтобы показывать сидящему напротив интимную прическу или красиво приподнятый лобок. А если сочтете нужным, то, меняя положение ног, можно умело демонстрировать не только губы, но и клитор – это в зависимости от значительности собеседника, степени расположенности к нему и массы других факторов, ну вы понимаете… В этом квартале, учтите, дамы, к пластической коррекции клитора прибегли на триста семьдесят процентов больше клиенток, чем в прошлом, учтите это со всей серьезностью!.. Если такие деньги вложены в пластические операции половых органов, то, как вы понимаете, эти женщины горят понятным желаниям демонстрировать результаты… Спешите, спешите! Мир жесток, конкуренция усиливается.
Люша поднялся с полным фужером, я поспешно отвернулся, чтобы он не встретился со мной взглядом и не позвал за стол. Закат чуть померк, но в небе, пока еще темно-синем, ярко сверкает начищенный медяк луны. Если хорошо присмотреться, можно различить все те знаки, что и на монете. Облака уже не облака, а горы из красноватого снега, их неспешно передвигает небесный Гольфстрим, и те медленно истаивают, гордые вершины размываются и проваливаются в красновато-фиолетовые недра.
Луна наливается светом все ярче, и, когда незаметно наступила настоящая ночь, сверху полился призрачный и недобрый свет. Я сразу подумал о вурдалаках, упырях, выкапывающихся из могил покойниках, которых принято называть по-западному зомбями, а те подцепили это словечко у дикарей мамбо-юмбо, что вообще-то тоже зомби.
…возвращаюсь в марсианский городок после прогулки по окрестностям, а там на столе у руководителя лежит сообщение с Земли. Мол, руководством полетов решено признать нецелесообразность туристического бизнеса на Марсе. С сего дня и следует отменить полеты всех, кто не работает научным сотрудником.
Директор научного городка, академик Иванов, посмотрел на меня с нескрываемым злорадством.
– Ну вот и закончились ваши прогулки… Больше бездельники не ступят на Марс!
Я развел руками.
– Дело ваше. Жаль только, что сокровища Тускуба останутся не поднятыми на поверхность.
Он фыркнул, потом насторожился.
– Что за Тускуб?
– Отец Аэлиты, – сообщил я любезно.
– Какой такой Аэлиты?
– Которую драл наш бравый инженер Лосев, – пояснил я злорадно. – Он хоть никакой не академик, а только инженер, но наделал шороху побольше всяких академиков Ивановых, Петровых и даже Сидоровых.
Он наконец что-то вспомнил, судя по кислой роже, презрительно фыркнул.
– А-а, вы про эту ерунду. Никаких аэлит и тускубов не было.
– Жаль, – сказал я. – Правда, сокровища есть.
Я вытащил из кармана и бросил на стол брошку. Иванов уставился на нее с недоверием, но Петров и Сидоров, более непосредственные, наклонились, Петров вообще взял в руки, начал рассматривать.
– Это металл, – сказал он, – но ничего не весит. Или не металл вовсе… Но какая дивная роспись… гм… скифская? Атланты? Гондвана?.. Или из руин Лемурии?
Иванов фыркнул:
– Ерунда, сляпано на Земле в Люберцах. Руками китайцев.
– Сделайте анализ, – подсказал я. – Если окажется, что этой штучке пара миллионов лет…
Петров сказал бодро:
– Это мигом! У нас все готово.
Пока я снимал скафандр, он колдовал у приборов, возле него толпились молодые ученые. Наконец раздался общий вопль изумления, послышались крики, что надо проверить еще раз, это же невозможно, снова вопли, еще раз, а когда я сидел и отогревался чаем, ко мне на полусогнутых подошел сам Иванов, глаза квадратные.
– Что, – прохрипел он блеющим голосом, – что это… за…
Я мягко улыбнулся.
– Каков возраст?
– Двести миллионов лет! – прохрипел он. – Но это невозможно!
– Тогда, – предположил я мудро, – творения природы? Ну, там ветры выдули, воды источили… когда-то была вода?
Он помотал головой:
– Нет! Это не дело рук природы.
За его спиной выстроились все ученые научного городка и смотрели на меня умоляюще преданными глазами. Я неспешно допивал чай, а они терпеливо ждали. Наконец я отставил чашку и сказал утомленным голосом:
– Ну, вообще-то там этих вещей много…
Кто-то из-за спины вскрикнул жадно:
– Каких?
– Разных, – ответил я отечески. – Я ж говорю, Тускуба захоронили, а он был повелителем всего Марса. Ну, пусть имя Толстой придумал, но это явно захоронение величайшего правителя Марса или отдельной его области… настолько оно обширно. Я когда попал в эту пещеру, думал, что подземный город. А оказалось – нет, не подземный город. А целая подземная страна.
– Подземная страна? Ну да, вода на поверхности стала иссякать давно, а в пещерах сохранялась.
Другой из ученых возразил:
– Не иссякать, а уходить в пещеры! Там должны были накопиться подземные моря!
– Я о том и говорю, – сказал первый сварливо. – Это где находится?
Я зевнул.
– Да уже и не вспомню. У меня память… зрительная. А в картах я не разбираюсь.
Иванов заговорил торопливо, совсем другим голосом:
– Туда нужно организовать немедленно экспедицию! Я затребую с Земли втрое больше сотрудников и всю необходимую аппаратуру!
Я зевнул шире, потер глаза.
– Что-то в сон клонит. Набегался. Чай, скоро семьдесят стукнет. Эх, жаль, сами ни в жисть не найдете… Там так хитро замаскировано… Ладно, я пошел.
Иванов спросил в спину непонимающе, тоже мне академик:
– Куда?
Я удивился:
– Как куда? Спать. А потом отправляться на Землю. Я ж последний турист на Марсе?