– Алечка, вы в курсе, что в этой гостинице любили останавливаться великие Пикассо и Матисс, а генерал Шарль де Голль провел здесь свой медовый месяц? – поинтересовался Варламов.
– Потрясающе! – восторженно воскликнула Алевтина. Отель был выполнен в стиле арт-деко и декорирован в традициях той «безумной» эпохи – роскошь и утонченность. Аля была очарована с первой минуты. – Вы поэтому решили организовать здесь вечеринку? – спросила она, восхищенно оглядываясь по сторонам.
– Нет, просто я тоже почти всегда останавливаюсь в этой гостинице, когда приезжаю в Париж, – хихикнул Иван Аркадьевич и увлек ее за собой.
Они прошли мимо массивной стойки администратора по черно-белому полу-домино изысканного холла, передали верхнюю одежду швейцару и вошли в элегантный пиано-бар. В уютном зале все уже было готово, столы для банкета были накрыты, на сцене трио музыкантов играло джаз. Они прибыли немного пораньше, чтобы встретить гостей, которые отправились по домам, переодеваться в вечерние туалеты. Почему-то Варламов не предупредил, что следует приготовить два разных наряда – для премьеры и банкета, возможно, предвидел, что времени вернуться в отель и переодеться у нее не будет. Впрочем, она так устала, что ей было уже все равно. Да и в кинотеатре почти никто не снимал верхней одежды, она тоже не была исключением, поэтому ее вечернего платья никто не видел – это немного успокаивало.
К ним подошел официант с напитками и предложил аперитив. Варламов подхватил с подноса два бокала мартини, один передал Алечке и, указывая на статую, украшавшую зал, объяснил:
– Это работа Верье. По-моему, очень гармонично вписывается в интерьер и придает ему неповторимый шарм. Вы не находите, Алечка?
– Нахожу, – улыбнулась Алевтина, сделав глоток мартини и усиленно пытаясь вспомнить, что ей известно о знаменитом скульпторе. Вспомнить ничего не удалось, поэтому Алечка, дабы не опозориться, сделала вид, что очень сильно увлечена игрой джазменов и поглощением аперитива. К несчастью, вкус сухого мартини ей не нравился категорически, хотелось ананасов в шампанском, восторгов и комплиментов, но как-то неудобно было поставить на поднос полный бокал и взять другой. – Чудесная музыка! – восторженно заявила Алевтина, сделала очередной глоток и непроизвольно скривилась.
– Это лучшая джазовая группа, которую можно было найти в Париже, – похвалился Варламов и с удивлением посмотрел на перекошенную Алечкину физиономию. – Но я вижу, эти ребятки вам не по душе, Алевтина. Очень жаль.
– Что вы, Иван Аркадьевич! Они играют исключительно хорошо, – с жаром возразила Аля, одним глотком допила мартини до дна и снова непроизвольно скривилась. В голове приятно зашумело, Алечка сладко улыбнулась Ивану Аркадьевичу, потом подоспевшему официанту, поставила на поднос пустой бокал и ухватила новый, на этот раз с шампанским.
– Ольсен передал вам от меня маленький сувенир? – спросил Иван Аркадьевич, и Алевтина закашлялась. – Я просил его отнести в ваш номер бутылочку «Вдовы Клико», чтобы вы немного расслабились перед премьерой, – уточнил Варламов, и Алевтина, покраснев, как вареный рак, судорожно замотала головой, пытаясь удержать истерический хохот. – Так я и думал, что зажмет, паразит, – разочарованно вздохнул Иван Аркадьевич и, заметив первого гостя, хмурого критика в мятом вечернем костюме, который мучил их вопросами на пресс-конференции больше всего, с распростертыми объятиями направился ему навстречу.
Критик поздоровался за руку с Варламовым, отвесил поклон Алевтине, перекинулся с Иваном Аркадьевичем парой слов, по-свойски огляделся и бодрым шагом направился к столу. Вслед за критиком потянулись другие гости, и очень скоро у Алечки зарябило в глазах от обилия дорогих туалетов и незнакомых лиц. Варламов вдруг куда-то испарился все с тем же недовольным мятым критиком, и Алевтина осталась одна. Хуже было другое: почему-то никто не спешил заваливать ее комплиментами и восторженными похвалами. «И где же мои поклонники?» – разочарованно думала она, рассеянно поглядывая по сторонам. Журналисты «пафосных» журналов и газет, кинокритики, прибывшие в основном из России, и парижский бомонд, состоявший, к удивлению Алевтины, исключительно из русскоговорящих (с характерным грассирующим «эр») титулованных персон, активно принимали «на грудь», обсуждали фильм и прочие новости, но никто не обращал на нее совершенно никакого внимания. Нет, конечно, ей улыбались, если она встречалась с кем-то взглядом. Даже пару раз сказали «браво» и подняли в ее сторону бокал, но подходить к ней не торопились. Казалось, даже официант не видел ее в упор. Несколько раз он просвистел мимо с подносом, не обратив внимания на ее опустевший бокал. Раздобыть себе «напиток богов» удалось только с четвертой попытки. Алечка глубоко вздохнула, снова выпила шампанское залпом до дна и стала выискивать глазами Рутгера Ольсена или еще кого-нибудь из съемочной группы – напиваться в одиночестве было как-то тоскливо и неинтересно. Еще Алечка планировала извиниться перед Рутом. Бедняга, вероятно, потерял дар речи, когда она попросила его удалиться, всучила «подарок» и захлопнула перед его носом дверь. Теперь было понятно, что подарок и розу презентовал не Рут. Выходит, она отдала Руту то, что совсем ему не предназначалось. Стало почему-то обидно. Гад, мало того, что завладел чужой бутылкой дорогущего шампанского от Ивана Аркадьевича, так еще и ее презент от Клима уволок – в том, что подарок был от жениха, Алечка не сомневалась. Наверное, уже открыл, тяжко вздохнула Алечка. Интересно, что же все-таки лежало в той проклятой коробке?!
Ольсена нигде не было видно, что показалось Алечке очень странным. Оператор Сергей Грушевский вовсю ворковал с Марией Леви и был настолько «погружен» в ее глубокое декольте, что у Алечки духа не хватило его отвлечь. Сергей был давно и страстно влюблен в актрису, следовал за ней тенью, но Мария не видела его в упор. Алечка симпатизировала оператору и сочувствовала ему. Пожалуй, он был единственным из съемочной группы, с кем она поддерживала теплые, дружеские отношения. С Сергеем было приятно пропустить по бокалу вина или просто поговорить «за жизнь». Грушевский был профессионалом своего дела, открытым и далеко не глупым человеком, но ему дико не везло в личной жизни. И дело было даже не в том, что Сергей влюблялся не в тех женщин, и даже не в его внешности: светлоглазый, светловолосый, не худой, не толстый, среднего роста, приятный, вполне симпатичный парень, ему не хватало главного – внутреннего огонька, мужского обаяния, изюминки, способной подстегнуть у противоположного пола интерес к своей персоне. Однако сегодня был явно его день. Звезда спустилась с небес, одарила его своим благосклонным вниманием, и даже издалека было видно, как оператор счастлив.
У одного из столов с закусками Алечка застукала актрису Анастасию Звягинцеву, впрочем, где можно отыскать Звягинцеву, Алечка и без того знала. Анастасия сыграла в фильме тетку ее героини, роль была эпизодической, но, чтобы получить ее, Звягинцевой пришлось выполнить жесткое условие Варламова: сесть на строгую диету и сбросить пятнадцать килограммов. Анастасия мужественно сбросила их и роль в итоге получила. Держалась она и во время съемок, ограничивая себя во всем и с завистью косясь на шоколадки, которые Алечка уплетала постоянно и в больших количествах, как наркоманка. Это было единственным средством, которое приносило Алевтине радость и помогало бороться с депрессией во время тяжелых съемок. Но сразу же после завершения работы над картиной Анастасия стала активно возвращать себе былую форму. Пять килограммов она уже набрала и сейчас пыталась вернуть оставшиеся десять, сосредоточенно уплетая тарталетки и канапе одну за другой. Со стороны это выглядело не очень прилично, и пить со Звягинцевой Алечке категорически расхотелось.
Варламов снова мелькнул в толпе, кинокритик наконец-то от него отстал, и теперь Иван Аркадьевич любезно общался с элегантной пожилой дамой с короткими белыми волосами. Несколько раз дама оглядывалась и искала кого-то глазами в толпе. Потом случайно столкнулась с Алевтиной взглядом, долго и заинтересованно ее разглядывала. Алечке стало неловко, но она поняла, что дама сильно близорука. Варламов тоже посмотрел в ее сторону, склонился к уху дамы и что-то зашептал, дама закивала. Некоторое время Алечка размышляла – подойти к Варламову или нет. Вроде бы ничего в этом не было особенного, но, с другой стороны, если бы Иван Аркадьевич захотел, то сам бы подошел и представил ее своей собеседнице. Алечка вдруг разозлилась. Строить из себя светскую даму и оставаться на этой «свинской» вечеринке у нее не было больше никакого желания. Она остановила официанта, взяла очередной бокал шампанского, снова опустошила его, поставила пустой бокал на поднос и решительно направилась к выходу. В дверях она остановилась, обернулась и хмуро оглядела пеструю толпу. Слабая надежда, что хотя бы один человек с сожалением посмотрит ей вслед и попытается удержать, растаяла как дым. На душе стало горько, как во рту после первого глотка сухого мартини. Вот тебе и море поклонников! Вот тебе и вселенская слава! Нате, получите! Похоже, слишком рано она стала праздновать победу и возомнила себя кинозвездой. Наглый Ольсен – вот это кинозвезда. Если бы он был здесь, вокруг него сразу бы стали виться дамочки всех возрастов, а журналисты вновь засыпали бы его вопросами. Почему же он не пришел? Он, страстный любитель вечеринок и банкетов? Не было ни одной вечеринки, от которой Ольсен бы отказался, а тут – премьера! Что же случилось? «Ну и фиг с ним», – еще больше разозлилась Алевтина, мысленно плюнула на весь парижский бомонд и ринулась к выходу, на полном ходу налетев на что-то стремительное и яркое. Стремительное и яркое изящно выругалось на французском.
Аля смутилась и залепетала слова извинения, разглядывая предмет столкновения. Пред ней стояла хрупкая брюнетка с короткой стрижкой, во взрывоопасном пурпурном платье. В тон платью были и туфельки, и сумочка.
– Ничего страшного, – смилостивилась брюнетка, поправила соскользнувшую с плеча бретельку платья и дружелюбно улыбнулась. – Решили сбежать с вечеринки, пока никто не видит? – иронично спросила девушка по-русски. У нее был низкий голос и приятный легкий акцент, который ей невероятно подходил. Совсем не красавица, но было в ней что-то удивительно притягательное, необъяснимый шарм и мощная энергетика. Она была восхитительна, эта девушка, и Алевтина на мгновение залюбовалась ею. Брюнетка тоже с интересом разглядывала Алю, и в ее темных глазах прыгали озорные чертики.
– Мне нужно идти, простите, – робко сказала Аля и попыталась обойти девушку.
– Умоляю, останьтесь! Я пришла на эту скучную вечеринку только ради вас! – воскликнула брюнетка.
– Ради меня? – опешила Алевтина и от неожиданности отступила на пару шагов назад.
– Можете смело записать меня в список почитателей вашего таланта, милая моя Алевтина. Я в совершеннейшем восторге от вашей игры! Скажите же мне, как вам удалось так исключительно вжиться в образ героини? Вы изучали систему Станиславского? Простите, я не представилась, – спохватилась брюнетка и протянула ладонь для рукопожатия. – Мишель Ланж, можно просто Мишель.
Они пожали друг другу руки. Ее ладонь, тонкая и изящная, оказалась прохладной. Это было странно, потому что сама Мишель напоминала живой пожар. Все ее движения, осанка, выражения лица, одежда говорили о том, что эта девушка обладает сумасшедшим темпераментом.
– Очень приятно, а меня зовут… Ах да, вы знаете, как меня зовут… – Алевтина засмеялась. Мишель тоже засмеялась, и, в отличие от голоса, смех у нее оказался звонким и каким-то беззащитным.
– Не возражаете? – спросила она, выудив из сумочки пачку сигарет и изящную позолоченную зажигалку. Алевтина отрицательно мотнула головой. Мишель прикурила тонкую сигаретку с позолоченным ободком вокруг фильтра, выдула дым к потолку и огляделась, выискивая кого-то глазами.
Алечка напряглась, ей почему-то не хотелось, чтобы эта удивительная раскованная девушка растворилась в толпе.
– Вы прекрасно говорите по-русски, – торопливо сказала Алечка, пытаясь поддержать разговор.
– Что вы, помилуйте! Вы мне льстите. Хотя не скрою, изучению русского я посвятила довольно много времени. У меня русские корни, – объяснила Мишель, широко улыбнулась и помахала кому-то рукой с сигареткой. Алевтина обернулась и совсем не удивилась, когда заметила несколько восхищенных мужских и заинтересованных женских взглядов, обращенных в их сторону. Несомненно, в этой светской тусовке мадемуазель Ланж пользовалась большой популярностью. – Моя мама была русской, а отец – французом, – вернулась к разговору Мишель. – Они трагически погибли, когда я была совсем маленькой.
– Мне очень жаль, – посочувствовала Алевтина.
– Я их совсем не помню, – спокойно отреагировала Мишель. – В целом мое владение русским – это заслуга моей тетушки. После смерти родителей она стала моим опекуном. Так вот, она так упорствовала в желании научить меня языку, что испортила мне детство. Не понимаю, почему я вам все это рассказываю, Алевтина? – удивленно приподняла бровки Мишель, сделала глубокую затяжку, поискала глазами пепельницу и, не обнаружив ее в пределах досягаемости, стряхнула пепел прямо на пол.
– Я тоже рано лишилась родителей, меня воспитала тетушка, только кошмаром моего детства стали уроки вокала, которыми она мучила меня с ранних лет, – игнорируя последний вопрос, сказала Алевтина.
– Вы не находите, что мы с вами очень похожи, Алевтина? – задумчиво спросила Мишель, пристально глядя Алечке в глаза. Аля неопределенно пожала плечами, кивнула и глупо улыбнулась. – Вы правы, мой вопрос звучит неуместно, – виновато сказала Мишель. – Простите и не берите в голову. Вы впервые в Париже?
– Да, и очень жаль, что у меня было мало времени, чтобы осмотреть все. Удивительный город! – с восторгом отозвалась Алевтина. – А вы когда-нибудь бывали в России?
– К своему стыду, ни разу, но довольно скоро я собираюсь в Москву на выставку одного художника, – сообщила Мишель, и глаза ее просияли. Она вдруг стала похожей на ребенка, которому пообещали вкусную конфету. Что-то тут не так, решила Алечка.
– Если хотите, я дам вам на всякий случай свой телефон. Будет желание, позвоните. Могу показать вам Москву, если вы… – Алевтина осеклась: кажется, она погорячилась. Вряд ли этой девушке пригодится ее номер телефона. Но Мишель тут же оживилась, полезла в сумочку, достала мобильный, чтобы внести номер в записную книжку. Алевтина продиктовала номер своего сотового и вздохнула с облегчением.
– Я непременно позвоню вам, с вашего позволения. Огромное спасибо! Вы мне очень симпатичны, Алевтина, – широко улыбнулась Мишель, оглядела зал и тут же трагически вздохнула: – Боже мой, какая скука! Какие постные лица вокруг. Вижу, вы тоже изнываете от тоски. Идемте же скорее!
– Куда? – удивилась Аля.
– Во-первых, моя тетушка уже давно активно подает мне тайные знаки, чтобы я никуда вас не отпускала и подвела к ней. Во-вторых, я хотела бы выразить свое восхищение еще одному гениальному человеку – Ивану Аркадьевичу Варламову. Пора его спасать! Вижу, тяжко ему приходится, потому что моя тетушка энергично пытается его очаровать. В-третьих, я страстно хочу шампанского, а бестолковый халдей не считает нужным подойти к нам и предложить напитки. Нужно непременно его отчитать… Куда это годится?.. Да, Алевтина, не будете ли вы так любезны посвятить меня в значение слова – лохануться? – невзначай спросила Мишель, увлекая Алю за собой.