Просто она простудилась, вот и все. Простудилась в разгар лета, в самую жару – да такого нарочно нельзя придумать! Обыкновенный летний дождь в ночь выпускного бала, Аля всегда любила бродить под теплым летним дождем, и ведь как-никак праздник…
За три дня до творческого конкурса в ГИТИС она лежала с температурой сорок, с совершенно севшим голосом и распухшим от насморка носом.
И с мыслями настолько мрачными, что с ними не могли сравниться ни температура, ни сопли…
«Вот и все, – думала Аля сквозь воспаленный, температурный полубред. – Не зря я сомневалась… Значит, не судьба!»
И плакала в подушку не из-за того, что невыносимо болело горло, а из-за этой неожиданной подсказки судьбы, которая казалась ей безнадежной.
Мама успокаивала ее, совершенно не понимая, что привело Алю в такое уныние.
– Алька, ничего страшного! – бодро говорила она, принося вечером с работы очередное лекарство. – Обычный бронхит, отчего ты так расстроилась? Ну, похрипишь немножко на экзаменах, расслышит тебя как-нибудь комиссия! Еще ведь не скоро, тем более первая алгебра письменная. У тебя будет вполне достаточно времени, чтобы подготовиться.
Речь шла, конечно, об экзаменах в МАДИ, и мамин оптимизм был понятен. Отец сам отнес в институт Алины документы вместе со справкой о ее болезни и тоже был полон уверенности в успехе.
– Конкурса практически нет, – объяснил он. – Зато одни мальчики поступают, из-за военной кафедры. Так что будешь учиться в интересной компании! – подмигивал он своей несчастной, больной дочери.
Краем уха она слышала, как отец говорил маме на кухне, что еще и подстраховал Алю на всякий случай, переговорив со знакомыми преподавателями из приемной комиссии…
Как все это было глупо, как никчемно и бестолково!
Температура все никак не спадала, совершенно измучив Алю. Даже читать было трудно, хотя больше делать было абсолютно нечего: лежать наедине со своими невеселыми мыслями да смотреть в окно…
Эта не спадающая температура тревожила маму, хотя она и выглядела профессионально невозмутимой.
– Не волнуйся, Аленька, – говорила она. – Есть нормальное медицинское понятие: кризис – значит, перелом к выздоровлению. Он бы давно уже наступил, если бы ты так не нервничала неизвестно из-за чего. У тебя ведь не воспаление легких! Я просто не понимаю…
В мамином голосе сквозила растерянность.
Вечером, когда все наконец улеглись и в квартире наступила полная тишина, Аля включила лампочку-прищепку над своей кроватью. На полу у кровати лежала книга, незадолго до болезни подаренная дядей Витей, маминым братом. Это были мемуары Алисы Коонен, которые Але давно хотелось почитать, потому что она слышала об этой актрисе мало и мельком. И потому, что имена у них были похожи…
Аля открыла книгу наугад. Она и раньше любила вот так, беспорядочно читать, а теперь, при температуре, глаза ее сами собою рассеянно скользили по страницам.
И вдруг что-то задержало ее внимание… Аля даже не сразу поняла, почему, преодолевая головокружение, вчитывается в тот эпизод, когда режиссер Таиров объясняет Алисе Коонен сцену из «Покрывала Пьеретты».
«Вот это состояние – жажду жизни и ужас смерти – мы и должны почувствовать в вашей неподвижно застывшей фигуре, в вашем лице, в ваших глазах», – читала Аля.
Но ведь это и было то самое! То самое, что происходило с нею, когда она пыталась представить себя актрисой! Ей ведь именно и хотелось, чтобы любое ее чувство можно было понять даже без слов, в неподвижно застывшей фигуре!
«Чувство, которое владеет вами в эту минуту, может раскрыть только ваша рука. В вашей кисти, в ваших пальцах, которые сжимают яд, мы должны ощутить холод смерти…»
Але показалось, что температура у нее поднимается еще выше, и одновременно – что лоб у нее холодный, и рука холодная, и это она сама сжимает пальцами яд…
Она открыла первую страницу и принялась читать не отрываясь. Она читала, пока летняя синева не проступила в окне и пока не потускнел в первых солнечных лучах свет лампочки над кроватью.
К утру у нее была нормальная температура и чувствовала она себя необыкновенно бодрой, несмотря на то что ночная рубашка стала мокрой от пота.
Недопитый кофе остыл в чашке. Допивать его не хотелось, да и сидеть в кафе «Зодиак» тоже было незачем.
Аля встала и окинула полутемный зал благодарным взглядом. Она всегда чувствовала благодарность к тем местам, с которыми были связаны важные для нее события. Хотя само по себе кафе «Зодиак» было совершенно ни при чем – так же, как и песня про желтую подводную лодку.
Глава 3
Нелькин день рождения был пятнадцатого ноября: она была Скорпион по гороскопу, а Аля родилась на самое Крещение, девятнадцатого января – Козерог. Но отмечать Алина подружка решила двадцать пятого: что-то там не складывалось в парикмахерской, надо было кого-то подменить, потом был день рождения у одного парня, к которому Нелька не могла не пойти, хотя парень так себе, но все-таки…
Зато празднование намечалось не где-нибудь, а в «Титанике», ночном клубе на Ленинградке.
– Макса позовешь? – поинтересовалась Аля.
– Да ну его! – скорчила гримаску Нелька. – Он же сам говорит, что дискотеки терпеть не может. Конечно, если ты хочешь…
– Нисколько я не хочу, – пожала плечами Аля. – Просто так спросила.
– Он в тебя, наверно, с первого взгляда влюбился, – заметила Нелька.
– Ну-у… Почти! – не стала спорить Аля.
Нелька рассмеялась.
– А ты небось сразу и принялась его мурыжить на всю катушку! Ох, Алька, одного я не понимаю: как это ты с таким характером до сих пор невинность блюдешь? И зачем, главное?
– Ладно-ладно, – не стала вдаваться в подробности Аля. – Ничего я специально не блюду! Но что же мне, с первым встречным?..
– Почему бы и нет? – хмыкнула Нелька. – Хотя бы из любопытства. И для здоровья полезно, между прочим, если, конечно, предохраняться как следует.
Нелька была довольно цинична во всем, что касалось интимной жизни. От нее Аля знала множество таких подробностей, которых ей не рассказывала даже мама – хотя Инна Геннадьевна считала, что половое воспитание девочка должна получить в семье, а не в подворотне.
Но у Нельки даже цинизм был какой-то веселый и легкий, как и весь ее характер. И в конце концов, почему надо считать, что она не права? Але и самой казалось странным, что к девятнадцати годам ее собственные отношения с мужчинами ограничивались поцелуйчиками и объяснениями. Но что делать, если лечь с кем-нибудь в постель «из любопытства» – не по ней…
– Слушай, а почему ты его Кляксичем зовешь? – вспомнила Нелька.
– Да из-за фамилии, – ответила Аля. – У него же фамилия – Кляксин. Я тебе разве не говорила?
Максову фамилию Аля узнала в первый же день их знакомства: подсмотрела в листочке посещаемости, когда неизвестный молодой человек сел рядом с нею в аудитории МАДИ, где проходили консультации по алгебре.
И не сдержала смешок, когда записывала свою фамилию вслед за Максовой.
– Ты чего смеешься? – удивился он. – Фамилия у меня смешная?
– Да нет, – слегка смутилась Аля. – Просто меня Александрой зовут. Но называют Алей…
– Ну и что? А меня Максим.
Он смотрел на нее внимательно и серьезно, и его пушистые ресницы слегка вздрагивали.
– А есть такая книжка – про Алю и Кляксича. Я ее в пять лет могла по сто раз слушать.
– Да? – заинтересовался Максим. – А кто ее написал?
– Не помню, – в свою очередь удивилась Аля. – Мне же пять лет было, как я могла запомнить, кто написал?
– А я всех авторов помню, – спокойно заметил Максим. – Даже учебника по математике для пятого класса. По-моему, это неуважительно: не помнить, кто написал книгу, которая тебе понравилась.
– Какой ты положительный, Кляксич! – засмеялась Аля.
Так и приклеилось прозвище, которое Максим считал собачьей кличкой, но на которое не мог обижаться.
В ночной клуб «Титаник» Аля шла впервые.
– Вот посмотришь, тебе понравится, – авторитетно заметила Нелька. – Лучше нет на весь город, это точно. Да хоть в люди выйдешь! А то живешь, как не в Москве.
В таком деле, как выбор дискотеки, Нельке можно было доверять на все сто. Всего за какой-нибудь год она обошла все злачные места ночной Москвы, даже в гей-клубе побывала.
– Вот где прикольно! – со смехом рассказывала она подружке. – Сидишь просто как в кино! Мужики за столиками губки красят, глазки друг другу строят, на танец приглашают. Конечно, слегка блевотно, зато смешно. А надоест – так ведь и просто потанцевать можно, там у них знаешь какой ди-джей суперовый!
Аля действительно жила «как не в Москве» – в смысле посещения дискотек. Но что было делать? Если хочешь до бесконечности строить ухажерам глазки и крутить динамо – надо понимать, что такие кавалеры не поведут в ночной клуб, куда один вход черт знает сколько стоит… А дешевые дискотеки, на которые Аля пару раз сходила, совершенно ее не привлекали: напоминали заводской Дом культуры.
Так что приходилось довольствоваться студией бальных танцев.
У Нельки была совсем другая ситуация. Аля считала, что и в ПТУ – которое, впрочем, теперь называлось колледжем – ее подружка пошла после восьмого класса только ради того, чтобы не ограничивать себя в веселом времяпрепровождении.
– А что ты думаешь? – соглашалась Нелька. – Конечно, ради денег. Мамаша вон всю жизнь имела сколько хотела в своей парикмахерской – живой пример! А то бы я, может, с тобой в артистки подалась – за компанию, – подмигивала она Але. – И фамилия подходящая…
Фамилия у нее действительно была вполне артистическая. Просто эстрадный псевдоним, а не фамилия: Нелли Стайдл!
– А у нас это в крови! – смеялась Нелька. – Ну, в смысле погулять с выдающимся человеком. Вот чтоб упасть: наверняка какая-нибудь прабабка-парикмахерша заезжего англичанина закадрила!
Как бы там ни было, а теперь Нелька работала в салоне красоты на Ленинском проспекте и даже имела какую-то собственную клиентуру пополам с мамой. Да еще освоила маникюр и ездила его делать на дом – в общем, могла себе позволить отметить день рождения в недешевом «Титанике».
В Нелькином гардеробе имелось все, что необходимо для хорошей танцевальной тусовки: во всяком случае, коллекция «Дизеля» была представлена подробно. Но, как она объяснила Але, можно было просто прикупить кое-что прямо в самом «Титанике» – всякие наклеечки, блестиночки-переливалочки – и выглядеть совсем неплохо «малой кровью».
Чтобы попасть внутрь «Титаника», надо было пройти по каким-то бесчисленным лесенкам и переходам. Внутреннее же убранство напоминало подводную лодку или тот самый вечно тонущий корабль, в честь которого клуб и был назван.
– Правда – роскошь? – спросила Нелька, когда они с Алей уселись наконец за небольшой столик неподалеку от бара.
Глаза у Нельки горели, даже сиреневая челочка, казалось, топорщилась с боевой готовностью.
Роскошь или не роскошь, но особенная энергетика здесь действительно ощущалась. Невозможно было объяснить, с чем она связана: просто исходили какие-то импульсы и от стен, и от людей.
– Во-он те – фрики, – объяснила Неля, показывая на компанию молодых людей, выглядящих так, как будто они только что снимались в клипе Мадонны.
– Что значит – фрики? – поинтересовалась Аля, слегка стесняясь своей необразованности.
– Значит – пришли побезумствовать. Видишь, и одеты как полные идиоты!
Была уже половина десятого, и клубная жизнь кипела вовсю. Гремела музыка, не заглушая веселого гула голосов, народ толпился у бара, общался, танцевал, небольшими толпами переливаясь по всему пространству клуба.
Нелька с удовольствием продолжала экскурсию.
– А вот тот, угрюмый – директор, его Олег зовут. Он тут почти каждый вечер тусуется.
– Неужели ему еще не надоело? – удивилась Аля.
– Да ты что! Тут же всем интересно. И заметь, бандитов почти нет, в этом ихнем Версаче дурацком. Я тут как-то видела двоих – так они ежились, бедные, так им неуютно было!
– Почему же он тогда угрюмый, раз интересно? – заинтересовалась Аля.
– Потому что это стильно, – объяснила Нелька. – Стильно быть угрюмым, понимаешь?
Аля не очень поняла, почему стильно быть угрюмым. А остальные, выходит, не стильные, раз смеются и танцуют?
Но расспрашивать она не стала. Незаметно для себя Аля тоже развеселилась – почувствовала, как легкие иголочки покалывают изнутри и ноги сами собою начинают притопывать в такт гремящей музыке.
К столику подтянулись остальные Нелькины гости: пара девчонок в «кислотных» платьицах, долговязый парень в майке с гринписовской картинкой и в пудовых «гриндерсах».
Стихия танца подхватывала Алю мгновенно, заставляя забыть обо всем – даже если это был незамысловатый дискотечный танец. Впрочем, ведь танцевать можно было как угодно, и она с удовольствием исполняла для себя самой что-то невообразимое – какую-то испано-американо-греческую смесь. Выпитый у стойки коктейль веселил душу и тело, двигаться было легко – и Аля наслаждалась и весельем, и легкостью.
«В самом деле – кайф!» – подумала она, падая в объятия какого-то парня, оказавшегося в этот момент как раз напротив нее на танцевальной площадке.
Парень не растерялся от того, что на него так неожиданно свалилась девица, а тут же подхватил Алю и, когда танцевальное па было закончено, отпустил, надо сказать, с неохотой. Аля засмеялась, подмигнула своему минутному кавалеру – и, продолжая танцевать, тут же забыла, как он выглядит. И это было прекрасно!
Она ненадолго присела за столик, чтобы отдышаться.
– Пенная парти – это улет, – рассказывала Нелькина гостья. – Поставили прямо у входа такие штуки, вроде водометов, и они, прикиньте, плевались настоящей пеной! И ни пятен от нее, ничего!
Аля не привыкла к спиртному, бокал коктейля, выпитый в самом начале вечера, до сих пор не выветрился у нее из головы, хотя потом она пила только колу. Что-то сдвинулось у нее в сознании, веселье нарастало, ей уже казалось, что пенные водометы – это действительно улет, и как хорошо каждый вечер проводить именно так, в таком вот сияющем, мигающем и гремящем музыкой местечке, чувствовать себя туго скрученной пружиной, чувствовать упругость каждого своего движения…
Она уже не различала, кто же был приглашен на день рождения, а кто подошел просто так. Публика за столиком менялась, поздравляла Нельку, потом перемещалась то к стойке бара, то на танцплощадку.
Истории из клубной жизни тоже сменяли друг друга под грохот музыки.
– А я тут однажды у бара пятьдесят баксов нашла, представляете? – Это рассказывала уже Нелька. – В «Пилоте» каком-нибудь больше десятки в жизни не найдешь, хоть весь вечер на карачках ползай!
– И что ты с ними сделала? – поинтересовался парень в таких же, как у Али, только светло-голубых, джинсах «Наф-Наф».
– Да ничего! В казино тут же проиграла, – рассмеялась Нелька. – Думаешь, акции побежала покупать?
Вечер удался, это было ясно. Возле Али завертелся какой-то парень – кажется, тот самый, которому она упала на руки в танце. Во время следующего танца они успели поцеловаться, но знакомиться все-таки не стали, а, приветливо помахав друг другу, разбежались по разным углам этого чудесного безумного корабля.
И это было так же хорошо, как будоражащий гул пестрой, веселой толпы, блеск какой-то разноцветной пыли на Нелькиных волосах и сумасшедшие выходки фриков, чуть не на ушах ходивших по танцполу!
Домой ехали на частнике, пойманном на Ленинградском проспекте: Нелька специально заначила для этого деньги.
– Устала? – спросила она у Али, падая на заднее сиденье «Жигулей». – У-уй, просто ног не чую! Хорошо, что на завтра во вторую смену заменилась.