– К Никите Савельевичу?
– Ну, наверное... – растерялась Наташа. Она не обратила внимания на то, было написано отчество в блокноте или нет.
– Он предупрежден о вашем визите?
– Нет. Он рюкзак потерял на той неделе, и я хочу ему вернуть...
– Никита Савельевич потерял рюкзак? – еще больше оскорбилась консьержка.
– Ну да... вот он, я ему несу как раз! – Наташа подняла рюкзак за лямку.
– Минутку... – схватилась женщина за телефон. – Алло, Машенька? Тут какая-то девушка, говорит, что к Никите Савельевичу... Как вас представить? – обернулась консьержка к Наташе.
– На... Наталья. Наталья Зимина.
– ...Натальей Зиминой ее зовут. Говорит, что якобы Никита Савельевич что-то потерял... У него спросите? Да, жду.
Повисла долгая, напряженная пауза. Наташе стало не по себе. Что за странные расспросы, что за Машенька... А вдруг эта Машенька – жена Никиты?
– Хорошо, – оживилась консьержка. Видимо, незнакомая Наташе Машенька на другом конце провода дала «добро». – Я пущу ее... – Женщина положила трубку. – Будьте любезны, покажите мне свои документы – у нас журнал посещений, мы там всех фиксируем... Время-то нынче неспокойное, сами понимаете.
– Да-да, конечно, – торопливо согласилась Наташа и протянула консьержке свой паспорт.
Через пять минут после того, как все данные из ее паспорта были переписаны, она поднималась на лифте. «Надо же, какие строгости... Наверное, в этом доме живут одни знаменитые люди». Лифт тоже был особенный – старинный, с деревянными дверцами, с полированной скамьей у задней стены. Наташа такие видела только в кино.
На четвертом этаже она вышла. Уютный коридор, фикус в кадке у круглого окна, ковровая дорожка без единой пылинки...
Вот и квартира с золочеными цифрами – 25. Сдерживая сердцебиение, Наташа надавила на кнопку звонка. Сейчас она увидит Никиту, сейчас он заговорит с ней...
Дверь ей открыла женщина лет сорока пяти, в комбинезоне и с косынкой на голове. «Наверное, та самая Машенька...» – с облегчением подумала она. Машенька была больше похожа на домработницу, чем на жену жильца необычного дома.
– Это вы к Никите Савельевичу? Проходите...
Наташа зашла внутрь и оробела еще больше. Блестящий паркет, огромное зеркало в золоченой раме, сияние электрических канделябров...
– Кто там, Маша? – раздался холодный низкий голос из глубины квартиры.
– К вам гостья, Никита Савельевич!
«Это не он! – мелькнула в голове Наташи мысль. – Это точно не он!»
– Туда, туда идите... – махнула рукой Маша. – Там он сидит.
Понимая, что ошиблась и что не найдет здесь своегоНикиту, Наташа тем не менее зашла в гостиную.
В кресле у окна, на фоне тяжелых гардин, сидел старик. Странно знакомый. Ну да, точно, Наташа видела его – эти седые усы, этот пристальный холодный взгляд... Видела еще в детстве – в каких-то телевизионных передачах, в журналах о кино. «Так это и есть Никита Рощин! Знаменитый кинорежиссер, снявший те самые фильмы... А я-то думала, что он давным-давно умер. Выходит, Мирка была права... Только ему лет сто должно быть, не меньше!»
– Слушаю вас, – сказал старик.
– Никита Савельевич, произошла ошибка... – вздохнула Наташа. – Я вовсе не к вам шла... То есть я думала, что к вам, но на самом деле я шла к другому Никите... Просто я в блокноте нашла адрес и решила...
– В каком блокноте? – спросил старик.
– Который был в этом рюкзаке. И ноутбук еще тут – компьютер такой портативный...
– Все ясно, – усмехнулся старик. – Вы действительно обратились не по адресу, милое дитя. Вам нужен мой внук, тоже Никита, а вовсе не я. Вчера говорил с этим раздолбаем по телефону – он действительно что-то потерял... Положите рюкзак вон туда, у стены. Послезавтра он обещал зайти ко мне – как раз и заберет свою потерю...
«Никита – его внук! Внук знаменитого кинорежиссера... Ох, я должна была сразу догадаться, – ругала себя Наташа. – Ну, если не сразу, то, по крайней мере, когда входила в дом!»
Наташа стояла посреди комнаты, растерянная и убитая. Она так хотела увидеть Никиту, так хотела поговорить с ним, но вместо этого нарвалась на его знаменитого деда, на призрак времен соцреализма...
– Что же вы стоите? – нетерпеливо произнес Никита Савельевич. – Садитесь же. Маша! – крикнул старик, заерзав в кресле. – Маша, будьте любезны, принесите нам чаю!
– Я не хочу чаю... – сказала Наташа. Она чувствовала себя обманутой и несчастной. Никита снова ускользнул от нее!
– А что – кофе? Или чего покрепче?
Наташа поняла, что настырный старик от нее не отстанет.
– Нет, тогда уж чаю... – вздохнула она и села в другое кресло – напротив Никиты Савельевича.
Маша вкатила сервированный столик, поставила между ними.
– Мерси, Машенька... Так как же вас зовут, милое дитя? – старик пристально посмотрел на свою гостью. Глаза у него были холодные и светлые – точно выцветшие от времени.
– Наталья.
– Чудесное имя. Вы давно знаете моего внука?
– Нет, я совсем его не знаю, – честно призналась она.
Чашки, стоявшие на столике, были из тонкого белого фарфора, почти прозрачного, чай в них казался золотым. На отдельном блюдце лежали идеально нарезанные ломтики лимона. Это был удивительный дом, с удивительным хозяином – все здесь было красиво и благородно. И только она, маленькая продавщица цветов, оказалась тут лишней...
– Как же так? – удивился старик.
– А вот так... – печально вздохнула она. – Я просто решила вернуть то, что случайно попало мне в руки.
– Неправда, – строго сказал Никита Савельевич. – И врать вы, девушка, совершенно не умеете! Вы же с самого начала заявили, что искали совсем другого Никиту.
– Да... то есть нет... Но я видела Никиту только мельком, я даже не говорила с ним... – пробормотала Наташа. Ей не в чем было оправдываться, но тем не менее она вдруг почувствовала себя чуть ли не преступницей.
– Вы не актриса? Никак не связаны с миром кино?
– Нет, что вы...
Старик сделал какое-то умозаключение, щелкнул пальцами.
– Значит, вы не из тех сумасшедших девиц, которые ищут любой повод попасть на экран? Впрочем, это очевидно, я мог бы и не спрашивать... Вы просто влюбились в него.
– В кого? – испугалась Наташа.
– В этого раздолбая, конечно. В моего внука.
– Почему вы о нем так говорите? – с трудом произнесла она.
– Потому что он раздолбай, – с удовольствием повторил старик. – Тоже мне, решил продолжить семейную традицию... Но мозги по наследству не передаются!
– Я не понимаю...
– Да чего тут понимать! Вы влюбились в него, потому что любить обычного человека – слесаря или инженера там – вам, девушкам, неинтересно. Подавай что-нибудь эдакое, особенное... А ничего особенного тут нет. Режиссера из него не вышло, так он в качестве сценариста решил подвизаться. Недавно сообщил мне, что мыльные оперы будет сочинять. Очень денежная работа нынче...
– Какие мыльные оперы? – растерянно спросила Наташа.
– Да те самые мыльные оперы, от которых меня уже тошнит, – скривился старик. – Вон, видите, – я даже телевизор попросил убрать из этой комнаты. Все равно ничего интересного не показывают. Одна жвачка... Все из пальца высосано.
– Я тоже не смотрю сериалы, – вздохнула Наташа.
Но Никита Савельевич пропустил ее слова мимо ушей.
– Это же абсолютно и предельно стереотипная продукция! – с отвращением воскликнул он. – Хотя, надо сказать, она требует железной отлаженности, пригнанности всех компонентов... Но это так скучно! Авторство в ней практически отсутствует – как со стороны режиссера, так и со стороны сценариста. Я вам вот что скажу... – Никита Савельевич заерзал, едва не опрокинув столик. – Сериалы эти держатся на определенных клише, в которых интегрированы массовые ожидания и чаяния. А индивидуальная авторская работа и режиссера, и сценариста носит по преимуществу дизайнерско-оформительский характер... Ужасно! Ведь тогда сценарий, в котором буквально все учтено и на основании которого просчитана смета, становится диктаторской инструкцией. Это не сценарий даже, а именно что смета...
Никита Савельевич замолчал, переводя дыхание, а потом торжествующе взглянул на Наташу.
– А вы, милочка, думали, что влюбились в творца... – заключил он.
– Я вовсе не влюбилась! – нахмурилась Наташа, покраснев против воли.
– Нет, влюбились, – упрямо заявил Никита Савельевич. – Мне, слава богу, уже девяносто два, и я научился в людях разбираться.
«Девяносто два! – мысленно ахнула Наташа. – Нет, я до таких лет вряд ли доживу...»
– Я не подозревала, что Никита сочиняет сериалы, – призналась она. – Я думала – обычные фильмы, не знаю, как их называют...
– Полнометражные, – отрывисто произнес старик и вдруг отвел глаза. – Впрочем, я не в курсе, чем там еще занимается мой внук. Какая разница – над сериалом он работает или над полнометражным фильмом... Или над тем и другим сразу. Все равно, вряд ли у него получится что-то стоящее.
Больше всего Наташе хотелось удрать отсюда, но она не выдержала:
– Послушайте, Никита вовсе не такой бесталанный, как вы утверждаете... Так получилось, что я кое-что из его работ прочитала. Это... это очень интересно!
– А говорили, что совсем с ним незнакомы... – фыркнул старик. – Нет, все-таки вы абсолютно не умеете врать. И потом, как вы можете судить – интересно или нет? Вы же совершенно ничего в этом не понимаете!
Наташа поднялась. Щеки ее горели.
– Извините, но мне пора...
– Что, обиделись? – изумился старик, и холодный огонь в его глазах неожиданно погас. – Ну, это вы зря... Я не хотел вас обидеть, милая девушка.
– Я не обиделась, нет, – замотала головой Наташа, потихоньку отступая к двери. – Просто... просто мне пора. Да, в самом деле – мне пора!
Никита Савельевич пошевелил своими седыми усами.
– Ну вот, и вам пора... – горестно вздохнул он. – А до меня никому нет дела. Конечно, я уже всем надоел... Если честно, обо мне вспоминают только, если какой-нибудь юбилей на носу. Да и то страшно удивляются: «Как, неужели этот Рощин до сих пор жив?» – Никита Савельевич очень забавно передразнил кого-то. Забавно и в то же время мстительно. И тут же воскликнул: – Да, представьте, я еще жив!
Наташе вдруг стало жаль старика – ведь она сама была уверена, что кинорежиссер Никита Рощин давным-давно умер.
– А что, разве ваш внук не навещает вас? – спросила она, уже почти готовая возненавидеть своего героя.
Никита Савельевич снова пошевелил усами.
– Навещает, – нехотя признался он. – Хотя не так часто, как мне хотелось бы. Да и вообще – он мог бы жить со мной! Чудесная квартира, за всем следит Маша, домработница... Все условия! Нет, представьте себе – снимает где-то какую-то конуру...
– Где? – невольно вырвалось у Наташи.
Никита Савельевич покосился на нее, и опять в его выцветших глазах блеснул стальной огонек.
– Так вы, милая, и адреса его не знаете?
– Нет.
– Вон, на столе бумажка лежит... – махнул Никита Савельевич старческой костлявой рукой в сторону стола. – Возле лампы. Возьмите. Там его координаты. Он вам будет очень благодарен.
– Я не ради благодарности... – начала Наташа, но старый режиссер ее перебил:
– Да это понятно... Только, милая моя, учтите на будущее: не стоит питать иллюзий. Вряд ли вы будете счастливы с моим внуком.
– Что? – обернулась Наташа, аккуратно складывая пополам листок, лежавший на столе.
– Они, нынешние мужчины, не способны любить – вот что. Лет пятьдесят назад – да, люди умели любить. Вы смотрели мои фильмы?
– Да, – ответила Наташа. – И «Веселые девчата», и «Неунывающие», и «Апрель на Фабричной улице», и «Июльский дождь»...
– «Июльский дождь» снял не я, а Марлен Хуциев, – раздраженно перебил ее Рощин. – Господи, ну о чем я говорю! Совсем забыл, что нынешние девушки тоже разучились любить – гоняются за мужчинами точно одержимые, хотя все должно быть наоборот...
Наташа выскочила из квартиры знаменитого режиссера Рощина будто ошпаренная.
«Он просто старик. Он просто старик! Он наговорил это все потому, что он один. Ему скучно. Он живет только прошлым, и оттого настоящее кажется ему безобразным... Он вовсе не хотел никого обидеть – ни меня, ни своего внука, ни нынешнее искусство – никого!» – лихорадочно думала она.
Наташа шла по улице и снова и снова прокручивала в уме разговор с Никитой Савельевичем, пытаясь понять, что же больше всего ее задело. «Ах, да – он сомневался в том, что Никита способен любить! Но так не бывает... Любой человек может любить, вопрос в другом – сможет ли Никита полюбить именно меня?»
Она остановилась напротив витрины какого-то магазина, снова впилась испытующим пронзительным взглядом в свое отражение. Невысокая худенькая девушка в джинсах и свитере, с рожками из волос на голове. Румяные щеки, блестящие глаза... В ней только обаяние юности – но не больше. Единственный, кто смог влюбиться в нее с первого взгляда, – это Макс.
«Старик Рощин, безусловно, прав в одном – я не должна бегать за Никитой, точно собачка, ожидая, когда же он наконец обратит на меня внимание. Конечно, сейчас другие времена, сейчас все можно, но... Но с Никитой так нельзя. Пусть он сам... Пусть он сам подойдет ко мне!»
Дома она первым делом бросилась к телефону.
– Привет, Мирка, это я... Как ты?
– Ничего... Слушай, у вас нет комаров?
– Каких комаров? – удивилась Наташа.
– Самых обыкновенных, кровососущих! – с ненавистью пояснила Мириэль Подкопаева. – Осень уже, а у нас в квартире комары. Один укусил меня прямо в глаз, и я теперь, как эта... как сватья баба Бабариха! Даже на работу сегодня не пошла.
– Сочувствую тебе... Послушай, Мирка, я была у него.
– Ну?! – сразу оживилась подруга. – У своего Никиты? И как?
– Никак! Это был не его адрес. Там живет его дед. А дед его – тот самый режиссер Никита Рощин, о котором ты упоминала. Я рюкзак с ноутбуком у него оставила.
– Старик жив еще? – искренне удивилась Мириэль. – Так ему лет сто должно быть, не меньше! Он, по-моему, еще до войны начал снимать...
– Никите Савельевичу Рощину – девяносто два. Кстати, очень хорошо выглядит. И прекрасно соображает, – сообщила Наташа.
– А что же твой Никита?
– Добрый дедушка дал мне его адрес. Кстати, и телефоны тут записаны – домашний и мобильный... – развернула листок Наташа.
– Так позвони же! – нетерпеливо сказала Мириэль.
– По поводу?
– Ну должен же он тебя поблагодарить! У него в компьютере столько текстов, в конце концов... Наверняка он из-за них жутко переживал...
– Может быть, у него есть копии... – неуверенно возразила Наташа. – И вообще, Мирка, по-моему, это бред – я сама звоню ему, чтобы он сказал мне спасибо...
– А что такого? Ты же не мать Тереза. Может, ты вознаграждения какого-то ждешь... Предложи ему сводить тебя в кафе.
– Нет, невозможно! – с отчаянием закричала Наташа. – Это все неправильно! Никита сам должен обратить на меня внимание. Ты понимаешь – сам!
– Да как он на тебя обратит внимание, если он там, а ты – тут? – искренне удивилась Мириэль. – И вообще, сейчас же не девятнадцатый век, и ты далеко не тургеневская девушка.
– Ладно... – сказала Наташа, почувствовав усталость. – Потом что-нибудь придумаем.
– Когда – потом? Потом он про тебя забудет...
– Да он о моем существовании вообще не подозревает, – вздохнула Наташа. – А сейчас мне все равно некогда.
– А что?
– Надо к сестре заглянуть. Она с утра звонила, просила зайти...
– Уже приехала, что ли?
– Да, уже...
* * *
– Наташа, помоги мне, я совершенно выбилась из сил! – Анна, смеясь, упала на диван. На полу рядом валялись раскрытые чемоданы. – Уже целый день прошел, а я все никак не могу навести порядок.
– Что-то не очень заметно, чтобы ты убиралась, – скептически сказала Наташа. – Я сложу твои вещи?
– Да-да, пожалуйста! – Анна уютно устроилась на диване и раскрыла альбом с фотографиями. – Ты представляешь, Наташка, Розин муж младше ее на целых восемь лет.
– Неужели? – удивилась Наташа. – Ну-ка, покажи...
– Вот он, слева, – протянула альбом Анна. – А это Роза. Посмотри, она в блондинку перекрасилась.
– Ей идет.
– Фу, что за ерунда!.. Совершенно не ее стиль.
Наташа складывала вещи сестры в шифоньер и время от времени заглядывала в альбом через плечо сестры. Анна оживленно рассказывала о своей поездке, о том, какой была свадьба ее подруги Розы, сколько было гостей и как они веселились...
Наташа повесила последнее платье на плечики и забросила пустой чемодан за диван.