«Странный этот инспектор, очень странный. И вообще все сегодня складывается как-то не так, как-то слишком удачно и мирно, будто бы там, внизу, на планете, не горят танки и не гибнут люди. Будто бы у любого из толпящихся на „Альфе“ новобранцев и ветеранов впереди еще долгая, счастливая жизнь и строить планы на будущее – правильно и своевременно. А ведь каждый второй из тех, кто сегодня спустится на планету, вряд ли доживет даже до завтра. Ну и пусть! – Преображенский оглянулся немного растерянно. Он вдруг понял, что в ближайшие четыре часа ему абсолютно нечего делать. – Ну и пусть война. Пока живы – надеемся».
Он протолкнулся к дорожке, бегущей в сектор «Б», встал на ее рифленую поверхность и вытянул шею.
«Если она где-то здесь, значит, Ли был прав – это судьба».
Преображенский знал, что лукавит. Яна не могла уйти далеко. Даже не видя ее в толпе, к дорожке транспортера Павел шел с точно рассчитанной скоростью, чтобы встать на движущуюся ленту в двух-трех шагах позади смешливых сержантов-медиков с «Бурденко».
Они действительно стояли в трех метрах впереди, в окружении десятка таких же непуганых и не опаленных войной десантников-новобранцев. Парни шутили, девушки смеялись. Павел вдруг подумал, что если сейчас подойдет, то на фоне свежих, румяных и жизнерадостных парней рискует выглядеть и вовсе непривлекательно, но не подойти он просто не мог. Его тянуло к Яне со страшной силой.
«Наваждение, да и только! – Преображенский покачал головой и оправил униформу. – Десять минут назад я и не подозревал, что эта барышня существует, а сейчас теряю голову, как прыщавый кадет. Вот и не верь после этого в судьбу».
Он шагнул к веселой компании и похлопал по плечу рядового, наиболее активно заигрывавшего с Яной. Солдат недовольно обернулся, но увидев целого подполковника космодесанта, вытянулся по стойке смирно и промямлил нечто вроде «здравияжелаю». Яна, вопреки опасениям Преображенского, вздохнула с облегчением. Видимо, шуточки юнцов ее уже достали.
– Надоедают? – пробасил Преображенский и чуть иронично взглянул на замерших солдат. Стоять «смирно» на движущейся ленте было не так-то просто, но они стояли. Павел взглянул на ребят повнимательнее и пришел к выводу, что они либо его земляки, либо европейцы. Ну, или с других спутников Юпитера, а может, Сатурна. Но точно не земляне и не колонисты.
– Вы решили показать мне дорогу? – она улыбнулась Павлу, чем окончательно разрушила все матримониальные надежды несостоявшихся кавалеров.
– Да, нам по пути.
– Яна, ты помнишь, мы хотели заскочить... – шепнула одна из девушек-сержантов, – в одно местечко.
– Я помню, – отмахнулась Яна. – Успеем. До семи еще три часа. Бросим вещи и заскочим.
– Предлагаю поступить так. – Преображенский перевел взгляд на ближайшего солдата. – Вы...
– Рядовой Стольников, господин подполковник!
– Предписание имеется?
– Так точно! – Он гордо выпятил грудь и не преминул покоситься на девушек. – Пятая космодесантная бригада, первый батальон!
– Остальные туда же? – Преображенский усмехнулся и еще раз обвел взглядом солдат.
– Так точно! – Новобранцы ответили нестройным хором.
– Отлично, значит, и вам по пути. Донесете вещмешки сержантов до госпитального корабля.
– Есть!
– Стольников, вот этот вещмешок донесешь лично. Ясно?
– Так точно!
Подполковник указал рядовому на поклажу Яны, а затем взглянул на ее подругу. Та кивком дала понять, что сообразила и проследит, чтобы вещи сержанта медслужбы Яны ...ко были доставлены рядовым космодесанта Стольниковым к месту службы сержанта в целости и сохранности. Ну то есть она-то просто кивнула, а перевод с языка жестов на военно-русский Преображенский сделал сам.
– Прошу. – Преображенский указал Яне на проплывающий мимо бортик и сошел с дорожки.
Девушка выразительно взглянула на подруг и сошла тоже. Подруги только проводили ее завистливыми взглядами.
«Зря напрягался. – Павел приосанился. – Чистенькие мальчики интересны скучающим домохозяйкам „под полтинник“. А девушки „около двадцати“ любят молодых небритых подполковников. За силу и натиск».
– А вы молодец. – Яна подняла на него насмешливый взгляд. – Прямо-таки не десантник, а кавалерист – с места в карьер. Сколько мы с вами знакомы, минут пятнадцать?
– Дольше, – Павел улыбнулся и попытался заглянуть ей в глаза, как это умел делать Бубликов – подполковник однажды наблюдал за этим шоу. Видимо, получилось скверно, поскольку Яна прыснула от смеха.
– Вам кажется, что вы знали меня всегда или видели в каждом сне? – Она покачала головой. – Обычно выбирают между этими вариантами.
– Кто выбирает?
– Все, кто ко мне подкатывает.
– И много таких?
– Вы же видели. – Она вдруг взяла Павла за руку. – Но вы же не собираетесь ревновать? Военные чином ниже подполковников меня не интересуют.
– И много подкатывало подполковников?
– Вы первый. – Она рассмеялась. – А вы просто так ссадили меня с ленточного транспорта или у вас есть план?
– План? – Преображенский на секунду растерялся. – Ну, я... могу показать вам базу или можно посидеть в офицерском клубе. Там неплохо кормят.
– Я ведь сержант.
– Вы со мной.
– А кофе там подают?
– Натуральный, бразильский.
– Это решает все! – Яна снова рассмеялась. – Хорошо. Идем в клуб. Но в семь часов я должна явиться к начальнику госпиталя.
– Прибыть, – невольно исправил ее Преображенский. – У нас уйма времени. Нам вон туда, к эскалатору на уровень «Б-2».
* * *
Пленные бесправны. Это главное условие плена. Все эти наблюдатели от Совета Объединенных Наций и независимые борцы за права человека не в силах изменить существующее положение дел. Охранникам в военной тюрьме, особенно роботам, на вопли правозащитников откровенно плевать. У них есть правила внутреннего распорядка, масса неписаных законов и программ, по которым они живут и функционируют. Главный из этих законов – возмездие. Зарядил винтовку – получи сдачи. Не смог побить врага – он будет бить тебя. Сколько ему вздумается. Все просто. Зуб за зуб.
После десятого удара резиновой дубинкой по спине, рядовой Депп потерял чувство реальности. Ему казалось, что он попал не в трюм корабля-тюрьмы, а в гигантскую бетономешалку. С каждым оборотом бездушный строительный механизм низко ухал и бросал пленного от одной железной стенки к другой, больно припечатывая ноющей спиной к заклепкам и ребрам жесткости.
На самом деле стенки камеры были гладкими, без ребер, и корабль не болтало. Это охранники играли в хоккей резиновыми дубинками, а вместо шайбы у них был Депп. После корректного пленения и относительно приличного обращения на пересыльном пункте космобазы «Альфа», порядки на борту тюрьмы казались просто ночным кошмаром наяву.
– Встать, урод! – потребовал один из охранников, тот, что постоянно норовил попасть дубинкой в пах. – Смирно!
Депп кое-как поднялся на ноги, но выпрямиться не сумел: в животе все сжалось в комок, и любая попытка принять строевую стойку оборачивалась жуткой болью. Отбили, наверное, что-то.
– Чего согнулся, козел?! Встать прямо, нах!
Еще один удар, теперь в живот. Сковывающая боль разлилась выше, и Депп с ужасом понял, что не может дышать. Он рухнул на колени, раскрыл рот, выпучил глаза и захрипел.
– Чмо марсианское, – с презрением бросил охранник и плюнул Деппу в лицо. – Болт, Рыжий, оттащите это говно в сто тридцатую, к пидорам. Там ему только и место, нах. Робот, следующего!
Путь до сто тридцатой камеры был долгим и полным страданий. Охранники не очень заботились об ощущениях пленного, держали его небрежно, трясли и периодически грубо швыряли на перегораживающие коридор решетки, ожидая, пока корабельная система безопасности идентифицирует конвоиров по лоснящимся физиономиям. Наконец все закончилось. Депп получил последнюю на сегодня оплеуху и растянулся на полу камеры.
Минут десять он лежал, мучаясь от сковывающей боли в животе и ломоты в превратившейся в сплошной синяк спине, но потом ему немного полегчало, и он поднял голову. Камера была не тесной, судя по количеству нар – десятиместной. Правда, сидело в ней человек сорок. Депп вспомнил, что говорил охранник, и попытался присмотреться к сокамерникам повнимательнее. Перед глазами долго плавали радужные круги, но в конце концов зрение вернулось. На обещанных надзирателем геев эти люди не походили. Впрочем, Депп слабо представлял себе, как должен выглядеть этот контингент в тюремном варианте. На воле это чаще всего были ухоженные, деликатные и неагрессивные люди.
Заметив, что новичок приходит в себя, трое ближайших к нему сокамерников переглянулись и придвинулись еще ближе.
– Лидиец? – спросил один.
– Да. – Депп на всякий случай отодвинулся к решетчатой двери.
– Чего шарахаешься? Тут все свои. Тебя Гитлер так обработал?
– Кто?
– Сержант-надзиратель Гиле, – пояснил сокамерник. – Мы его Гитлером называем. Скотина редкостная.
– Он же с Титана, – фыркнул второй из троицы. – Там все чокнутые. Накурятся своей «шванки» и звереют просто. Тебя, лидиец, как зовут?
– Депп. Гарри Депп.
– Я Олаф. – Сокамерник протянул руку. – А это Себастьян. Мы с Натали. А вот он – Джин, марсианин.
– Рад познакомиться, – Депп пожал им руки и невольно поморщился от боли. Гитлер и его помощники отбили, казалось, все, что можно.
– В следующий раз, когда бить будут, пальцы береги, – посоветовал Олаф. – Под мышки руки прячь. Группируйся.
Депп представил себе следующий раз и содрогнулся.
– Часто это у вас?
– Бьют? Каждый день. Кого-нибудь обязательно списывают.
– В смысле – убивают?
– Здесь это называется «списывать». Они же на каждого из нас по шестнадцать евро в день получают – ну, на питание, воду, мыло и прочее. А «списанных» ведь можно не сразу из ведомостей вычеркивать. Обычно через неделю это делают. Вот и считай – шестнадцать на семь – по сто двенадцать монет с каждого трупа капитану, старпому и Гитлеру в карманы ложится.
– А как потом они это... объясняют?
– Кому? – Олаф горько усмехнулся. – Правозащитники сюда не прилетают – военный объект, «соновцев» тем более не дождешься, а инспекторы из штаба взятки берут. Я здесь уже полгода – ни одного разбирательства не было. Даже когда полковника с Данаи забили. Обычно офицеров сильно не рихтуют, а тогда перестарались, умер данаец. Но и тут все им с рук сошло. Гитлер про попытку мятежа и план побега историю сочинил, капитан упоил комиссию хреновухой, а старпом кому-то из проверяющих пацана привел. Так и договорились, замяли дельце.
Депп опустил голову. Он совершал в своей жизни немало ошибок, но ни одна из них не была столь непростительной. Надо было поднять тревогу и спокойно погибнуть от руки того подполковника. Умер бы в бою с космодесантом, как герой. И не пришлось бы долго и мучительно подыхать под дубинкой какого-то Гитлера. Или того хуже – не умереть, но превратиться в опущенную, забитую тварь и мучиться потом всю жизнь.
– Ты не вешай нос, Гарри, – посоветовал молчавший до сих пор марсианин. – Скоро все изменится.
Депп поднял на него отсутствующий взгляд.
– Все марсиане так говорят. Только не делают ничего. У нас в форте майор Джемисон есть, так он тоже обещает контрудар со дня на день.
– Вот именно. – Джин многозначительно выгнул бровь. – Майор-то, наверное, знает, что говорит.
– Мясник Джемисон? – Депп покачал головой. – Все, что он знает, как содрать с солдата три шкуры. Тоже вроде Гитлера. Только этот Гиле над врагами издевается, а тот над своими. Ты прости, Джин, но не верю я твоим сопланетникам. Ни на цент не верю.
– Потому и пятимся, – с горечью произнес марсианин, – что не верим друг другу.
– Не пятимся, а ползем на четвереньках, – вздохнул Себастьян. – А земляне нас то и дело догоняют и имеют. Любыми подручными средствами.
– И все-таки скоро вы убедитесь, что я прав, – упрямо заявил Джин. – Контрудар будет. Да такой, что Федерация рухнет, как подкошенная.
– Ты что, видел планы марсианского Генштаба? – Олаф махнул рукой. – Надеяться в тюрьме не запрещено, только на что-нибудь попроще, на что-нибудь не такое фантастическое. Что бить будут через день или что пайку увеличат. Ближе к реальности надо быть, Джин, ближе к реальности.
– Что там за юноша? – послышалось из дальнего угла камеры. – Индеец проснулся, – поморщился Олаф.
– Настоящий? – искренне удивился Депп.
– Почти. Ты с ним не спорь и вообще веди себя так, будто он тут хозяин. Но сильно не гнись, а то затюкает.
– Ходить сюда, – с явным колониальным акцентом лениво приказал Индеец.
Депп с трудом встал и подошел, опираясь о нары.
– Привет, – он пошарил взглядом среди сопящих вповалку тел и наконец вычислил «смотрящего». На его нарах было почти просторно: только сам Индеец и какой-то худосочный парнишка. На реального индейца «камер-босс» не тянул. Жирные, несмотря на скудный тюремный паек, телеса, сальные черные патлы почти до плеч, приплюснутый нос и чуть раскосые масленые глазки. Обросший эскимос, а не индеец. Впрочем, помнится, в школе говорили, что эти расы довольно близки, особенно если брать североамериканские племена. Не хватало кожаных штанов, жилетки с бахромой и мокасин. Вместо них на Индейце были форменные марсианские бриджи, грязная тюремная майка и один замызганный тапок. Вместо томагавка тип держал ложку, хотя ничего в данную минуту не ел.
– Лидия, да? – Индеец попыхтел немного и как бы невзначай добавил: – Тапок упал, не видишь там?
Депп, ни о чем не подозревая, наклонился и почти уже заглянул под нары, но вовремя сообразил, что это провокация.
– Там он, под нарами, если надо, лезь сам.
Индеец беззвучно рассмеялся и кивнул.
– Потом достану. Гитлер бил?
– Как всех.
– Не всех, – толстяк погладил себя по пузу. – Держись меня, будешь сыт и цел.
– Только не на жопу, – пробурчал кто-то на верхних нарах.
– Спать, скво! – не оборачиваясь, бросил Индеец. – Как тебя зовут, лидиец?
– Гарри.
– Хорошо. – Индеец благосклонно указал на пол. – Сесть, друг Гарри. Хочу говорить. Что там на Лидии?
– Держимся. – Сесть хотелось до головокружения, но Депп остался на ногах. – Скоро третий месяц пойдет.
– Силовые купола, да? – Толстяк понимающе кивнул. – Хорошая защита. Трудно взять.
– Из сотни фортов только два сдали, да и то сами. Коменданты землянам продались.
– А ты, из какого форта?
– Гатлинг.
– Мясника Джемисона выкормыш, – снова прилетел комментарий, теперь с других нар. – Да, этот майор не сдастся. Всех положит, а не сдастся...
– Герой, – сказал еще кто-то.
– Идиот, – возразил первый комментатор. – Только среди русских встречаются вменяемые люди с такой упрямой задницей.
– Он ирландец.
– Вот я и говорю, раз не русский, значит, идиот.
– А ты почему здесь, Гарри? – Индеец с подозрением прищурился. – Если форт не взят, почему федералы тебя сюда привезти?
– Я в дозоре был. – Депп замялся. – Ночью. Земляне как раз на штурм собрались. Всех часовых перерезали, а мне повезло.
– Успел клешни в небо воткнуть, – презрительно бросил кто-то из расположившихся ближе к дверям. – Вояки, мать вашу!
Депп сжал кулаки и хотел ответить, но Индеец его опередил.
– Гарри мой друг, Смит, не обижай. Или напомнить, как ты сюда попал?
– Обыкновенно попал. Контузило.
– На бабе муж застукал и сковородкой контузил, – проблеял кто-то из команды Индейца. – Потом связал, трахнул и землянам сдал.
– А ты свечку держал?! – завелся Смит.
– А чего ж ты связанный и без штанов в плен попал?
– А ты это видел?
– Гитлер рассказывал! Я сам слышал!
– Когда сосал у него?!
– Заткнуться, – оборвал перепалку Индеец. – Ты, Гарри, отдохни. Вижу, устал с дороги. Завтра говорить. Только у двери не ложись. Там чужие, видишь? Здесь место выбери.
Депп оглянулся. Места на нарах не было, только если спать полусидя, навалившись кому-нибудь на плечо. Когда на тебе нет живого места, спать так просто нереально. Но идти к «чужим» было боязно. Индейских прихвостней в камере было больше. Он встретился взглядом с Олафом. Тот сидел у стенки примерно посередине между нарами «смотрящего» и тем местом, откуда доносился голос явно неуважаемого в сто тридцатой Смита. Наталиец указал на место рядом с собой, и Гарри побрел к нему. Матраса или хотя бы подстилки там не было, но сейчас ноющей спине Деппа был милее всего именно ровный холодный металл палубы. Под аккомпанемент напряженного сопения Индейца и невнятных комментариев еще нескольких пока не спящих арестантов, он доплелся до места и растянулся между Олафом и Себастьяном.