И сейчас на очередную провокацию не поддался. На похотливый Киркин взгляд не ответил, со страстными объятиями на нее не набросился. Просто терпеливо пережидал, пока той надоест дурачиться.
Кира, так и не втянув коллегу в игру, отшвырнула текст и уже без всякого придыхания произнесла:
– Да прав ты, конечно. Полный бред. Кому сказать: весь мир на халяву дают – а я в какую-то сраную Турцию поеду. Вот я лучше куда. На Багамы. Тоже пять звезд! – Она триумфально потрясла следующей бумажкой. – Ничего себе, расщедрилась турфирма! Туда один билет, между прочим, две штуки баксов стоит!
– Езжай, – кивнул Дима. – На Багамах, говорят, дайвинг мощный.
– А мужики, интересно, там мощные? – Кирочка лукаво взглянула ему в глаза. И, упорная, возобновила атаку: – Может, сюда вместе поедем? Ты не подумай чего, просто моим личным переводчиком будешь. А то, сам знаешь, у меня с английским проблема. Как и со всеми прочими иностранными языками.
– Не боись, не пропадешь. Багамы давно новые русские облюбовали. Там теперь в любом отеле обязательно нашенский администратор есть, – утешил Дима. – Он тебе переведет.
– Опять отмазался, – прищурилась Кирочка. – Брезгуешь, получается, коллегой. Хотя нет, – ее лицо просветлело, – я поняла… Ты, наверно, со своей толстушкой в отпуск ехать собрался?!
– Кира… – посуровел Полуянов.
Но та не сдавалась:
– Все ясно. Решил, значит, за казенный счет свою Надю куда-нибудь на Мальдивы вывезти?! А что, ты у нас звезда-а-а, тебе все позволено. Даже девиц посторонних на халяву по курортам таскать.
И ведь угадала, проницательная! Действительно была мысль: подхватить верную Надюху, которая прежде и в жалкой Турции не бывала, и отбуксировать ее в роскошное местечко. И чтоб все, как она хочет: утром валяться на пляже, а пока жара – в прохладном номере с книжками, а вечерами – бродить, взявшись за ручки, по острову, и он ей даже пару милых ее сердцу стихов прочтет, из тех, что еще со школы в памяти остались. И никакого, так и быть, дайвинга с кайтингом. За казенный счет, правда, не получится – Кирка здесь не права. Он в «Молвестях», конечно, звезда, но не до такой же степени. За подругу придется из своего кармана платить. Но на бедную Надьку и двух штук личных баксов не жаль. Была бы ей достойная награда за все борщи, и за безответность, и за то, что танец живота специально для него разучила…
…Впрочем, Кирке быстро надоело корчить из себя обиженную любовницу. Она насмешливо изрекла:
– Ну и хрен с тобой, Полуянов. Живи как знаешь. Чую, скоро в семейных трусах ходить начнешь. И двойню родишь. А я пока что покачу на Багамы.
Подхватила буклет с багамскими картинками и царственно выплыла из Диминого кабинетика. А тот машинально проводил взглядом ее обтянутую узкой юбочкой попку и взялся досматривать рекламу. Найти предложение по Мальдивам, какой-нибудь тихий, без особых дискотек островок. Забронировать бунгало на двоих – и баста. Вот Надюха обрадуется!
А тут ему на глаза и попалось: «Только для настоящих мужчин! Неделя приключений в Кении! Сплошной адреналин! Сафари! Восхождения! Гонки на джипах по пустыне! Прыжки с парашютом! »
И уже придуманный рай со спокойным отдыхом на Мальдивах сразу показался тошнотворным и пресным, как советский санаторий… Да он же в таком отпуске, вместо того чтобы сил на грядущий год набраться, с тоски помрет! Эх, если б Надька согласилась поехать с ним в Кению! Пусть без всякого адреналина, он же не заставляет ее прыгать с парашютом или охотиться на слонов. Просто компанию ему составить.
Но, Дима знал, об этом подруге даже заикаться не стоит. В Кении ведь явно придется в палатках жить. Топать по пустыне в тяжеленных говноступах. А уж о юбках – Надькина любимая форма одежды – и подумать смешно. Сто процентов: не поедет. Да еще и обидится. И снова начнет зудеть, что пора взрослеть и остепеняться…
Права, конечно. Но до чего же сложно с этими бабами…
Дима
Хотя и посмеивается он над Надькой с ее вечными борщами, а возвращаться домой, когда там тебя ждет горячий ужин, всегда приятно. Да и всякие женские штучки вроде салфеточек и апельсинового сока со льдом в хрустальном бокале тоже душу грели – хотя вслух Полуянов над ними посмеивался.
Что там Надежда на сегодняшний вечер анонсировала? Кажется, некое яство под пряными травами. Хорошо бы, конечно, мясо, но можно и рыбкой удовлетвориться.
Дима наконец выбрался из неизбежной пробки, одолевшей Ярославское шоссе. Повернул в сторону Медведкова, Надькиной обители. Тоже полно машин, но здесь хотя бы они плетутся, а не стоят, как на злосчастной Ярославке, в мертвом потоке.
«Расчетное время прибытия – плюс десять минут», – оценил Полуянов. И потянулся за мобильником уведомить Надьку, что он на подходе, пусть свою рыбу, или что там у нее, на стол подает.
Однако ни домашний, ни мобильный у подруги не ответил. Диму сей факт не рассердил и не удивил. Обычное дело – в преддверии его прихода Митрофанова лихорадочно мечется по кухне, дорезая салатик или украшая готовое блюдо всякими глупостями вроде ягодок клюквы или веточек петрушки, ей в такой момент не до телефона.
Он выбрался на совсем уж свободную Широкую улицу и поддал неукротимой «Мазде» газку. Машина весело взревела всеми своими ста шестью лошадями, а Димино лицо расплылось в улыбке.
В каком-то психологическом журнале он недавно вычитал, насколько важно жить не прошлым, не будущим, не угрызениями, не предвкушениями – но текущим моментом. Наслаждаться каждой длящейся именно сейчас секундой. Способ ему понравился, и теперь он постоянно искал поводы для восторга. А иногда их и искать не надо было, сами находились, как, например, нынче: лето, мощь мотора, вечерняя прохлада, вырвался из пробки, впереди отпуск, а дома – милая Надюха с ее старательными ужинами.
Дима размяк до такой степени, что даже у цветочной палатки тормознул. Выбрал для подруги аж пятнадцать ослепительно белых тюльпанов. Представил, как та поставит их посреди обеденного стола в хрустальную вазу и, пока он ест, весь вечер будет поглядывать на букет и счастливо улыбаться…
Полуянов лихо, безбашенным подростком влетел в Надькин двор. Его «ракушку», к счастью, не заставили – «Мазду» он припарковал без проблем. Вбежал в подъезд, улыбнулся злому консьержу. И еще от лифта начал втягивать ноздрями воздух. Пытался угадать, что за ароматы витают вокруг. Рыба или все-таки мясо?
Однако, как ни внюхивался, пахло лишь пылью да сигаретными «бычками».
«Обоняние ни к черту, неужели придется курить бросать?» – слегка расстроился Дима. Своим ключом отомкнул дверь в Надюхину квартиру. И с удивлением понял, что ничего вкусненького не предвидится. Да еще и свет погашен, а обычно Надя все кругом иллюминацией расцвечивает. Что за ерунда? Сбежала, что ли, куда-то? Но он звонил ведь ей в обед и сказал, что приедет как обычно, то есть около половины десятого. Сейчас, допустим, дело к одиннадцати, но Надька вроде не из таковских, чтоб минутными опозданиями его укорять, к тому же сама не без глаз, видит, какие в Москве безумные пробки.
Сердце слегка екнуло. А если чего случилось? К тому же и телефоны у подруги не отвечали…
Дима швырнул тюльпаны на тумбочку в коридоре и вполголоса позвал:
– Надька! Ты дома?
С удивлением услышал, что голос – его собственный, всегда бесстрастный, чем он гордился, – предательски дрогнул.
Тишина.
– Надька! – заорал Полуянов в полную силу.
И услышал со стороны темной кухни ее жалобный всхлип:
– Ди-и-ма! Я тут!..
Он пулей метнулся туда. Уже стемнело, Надькин силуэт на фоне закрытых занавесок вырисовывался неярким пятном.
Дима первым делом врубил свет и с облегчением увидел, что Надька, по крайней мере, не ранена и не больна. Просто очень грустная, и глаза, кажется, заплаканы. Ну, девчонки, как известно, плачут по поводу и без.
На сердце сразу отлегло.
– Че это с тобой? – буркнул Полуянов.
Действительно странно: сидит на стуле у окна да еще и ноги в украденной у него манере на подоконник закинула. Больше того: в руках бокал (бесцветная жидкость, пузырьки газа плюс лимон – явно джин с тоником). А плита – холодная, стол не накрыт, и никаких аппетитных запахов в кухне не витает. Непонятный демарш…
Надька жалобно взглянула на него. Махнула рукой на соседний стул, пригласила:
– Садись.
Виновато пробормотала:
– А ужина нет.
– Ладно, обойдусь, – пожал Дима плечами. И повторил: – Что-то случилось?
– Да, – прошептала она.
Шмыгнула носом и снова прошептала:
– Я, наверно, этого не переживу…
Глава 2
Пятью часами ранее. Надя
Дима никак не тянул на примерного клерка, и потому Надя была далека от того, чтобы ждать его в обычные для офисных служащих семь часов вечера. Но все равно, едва вернулась из своей библиотеки (сегодня она работала в первую смену и потому освободилась уже в четыре), немедленно кинулась в кухню. На сегодняшний ужин Надя планировала рыбу под маринадом из помидорчиков черри и, пока ехала домой, вспоминала, все ли продукты есть в наличии. Филе в морозилке точно имелось, и масло тоже (а жарить рыбу лучше на смеси подсолнечного и сливочного), и все необходимые приправы. Единственное сомнение – остались ли в холодильнике пресловутые черри? Вчера – точно были, полная пластиковая упаковка. Но вчера же после полуночи, когда Надя засыпала, по спортивному каналу сражались очередные футбольные гладиаторы, асы кожаного мяча. И Дима, она сквозь сон слышала, принимал в матче самое деятельное участие: скрипел креслом, звенел пивными бутылками, хрустел чипсами. Вполне мог и бедными помидорчиками закусить. Сама когда-то любимого научила, как вкусно под пиво смешать черри, тертый пармезан и чесночок. А чесноком от любимого ночью точно попахивало…
Едва вошла в квартиру, тут же ринулась в кухню – проверять холодильник на наличие помидоров. Нашла. Обрадовалась. И над собой же усмехнулась. Какие-то мелковатые у нее стали радости. То ли дело раньше, десять лет назад… Может, Полуянов и прав, когда называет ее последней клушей.
Надя быстро переоделась. На собственный перекус тратить время не стала – немедленно приступила к готовке. Но едва извлекла из холодильника рыбу, как в дверь позвонили. Она метнула взгляд на часы – всего-то без двадцати шесть, совсем не Димино время. Но сердце все равно екнуло. Неужели ее расчеты не оправдались? Мужчина , любимый, голодный, после работы пришел, а у нее ужин до сих пор не спроворен! Бабский, позорный, домостроевский менталитет. Можно подумать, Дима когда-нибудь ее упрекал, что в доме поесть нечего. А если изредка подобное и случалось – ведь даже у скромных библиотекарей на работе бывают авралы, – Полуянов покорно перебивался бутербродами или, что еще приятнее, в ресторан вечером ее вел.
Но все равно, пока она спешила в прихожую, на ходу придумала: если вдруг нежданно-негаданно это Дима, она его сухомяткой пытать не станет. Можно будет минут за пять пышный омлет пожарить – с болгарским перцем и теми же помидорами черри. Или еще проще: горячие бутерброды с сыром.
Однако забивала Надя голову зря: конечно, то был не Полуянов. Пришельцы, что топтались на пороге, оказались совсем иного рода, у нее аж сердце екнуло – двое мужиков. И оба – в милицейской форме.
– Ой… – еле слышно охнула Надя.
Хотя она не нарушала в последние годы никаких законов, а все равно неприятно. Да и мысли опять на пресловутого Димку переметнулись: вдруг с ним, шебутным, что-то страшное случилось? Он ведь постоянно рискует – по делу или чаще без дела. А кого первым извещают о катастрофе? Конечно, жену – пусть и не официальную, а гражданскую.
Хотела распахнуть дверь сразу, но здравомыслие взяло верх. Спросила, не отпирая:
– Вам кого?
– Надежда Митрофанова? – раздался приглушенный дверью мужской голос.
Мысли и вовсе понеслись вскачь. Раз по имени называет – значит, точно что-то ужасное. Но Дима ведь ей звонил! Всего два часа назад! Уверял, что мирно сидит в редакции и пускает слюнки в ожидании ужина!
…А мужчина за запертой дверью тем временем сунул под «глазок» свое удостоверение:
– Я Андрей Салов, ваш участковый. Мы с вами знакомы…
Наде тут же полегчало – вспомнила. Действительно, они однажды общались. Сейчас ведь у ментов новая мода: начальство обвешивает город дурацкими плакатами «Участковый – от слова «участие», а рядовой состав иногда обходит квартиры. Знакомятся с жильцами, и если застают в жилом секторе гостей с Востока, тут же и денежку с незаконно проживающих взимают – себе в карман. Вот и участковый Салов как-то к ней на огонек заглянул, вечером, когда Надя с Димой на диване перед телевизором валялись. Проверил паспорта, согласился на кофе, охотно смел четыре домашних пирожка с капустой, выспросил, где они оба работают, а когда Полуянов попытался его на очерк о буднях участковых развести, важно сказал, что подумает и в течение пяти рабочих дней сообщит. С тех пор уже, наверно, год прошел, и, хотя Салов грозился навещать их минимум раз в три месяца и выслушивать, как он выразился, «жалобы и пожелания», больше они не общались. А сейчас он вдруг явился. Да еще и в компании с каким-то вторым ментом. Ну, если опять обход жильцов, поить кофием она их не станет. И времени нет, и без Диминой защиты боязно. Мало ли что менты в форме – на вид все равно здоровенные бугаи, неизвестно, что им в голову взбредет.
Надя распахнула дверь и, не приглашая гостей в квартиру, строго спросила:
– Что вам угодно?
– Сделай, Наденька, лицо попроще! – попросил Салов.
Митрофанова вспыхнула. Во-первых, она не терпела, когда ее, как Ленин Крупскую, «Наденькой» величали. А во-вторых, разве они с участковым настолько накоротке?..
Только не зря Полуянов ее – в шутку, конечно, – «тормозочком» называет. Пока она подбирала слова для отповеди, момент был упущен. Салов деловито спросил:
– Паспорт при тебе?
Ей снова захотелось возмутиться – с какой, интересно, стати он тыкает? И опять не успела, потому что второй милицейский, рангом явно повыше Салова – похож на следователя, как их в сериалах показывают, – быстро сгладил неловкость:
– Вы, гражданочка, не волнуйтесь. Никаких лично к вам претензий. Мы просто обыск должны провести в квартирке напротив…
– Короче, понятой пойдешь, – вновь влез Салов со своим разбитным тоном.
– Но… – пискнула Надя.
Ей совсем не хотелось присутствовать при обыске. Тем более у соседей. И тем паче – в компании развязного Салова. Но только… в квартире напротив живет Ленка. Ее бывшая одноклассница.
…С Ленкой они не то что закадычные подружки. И в школе на жизнь по-разному смотрели, а уж сейчас-то особенно. Но когда десять лет кряду учишься в одном классе, живешь через стенку и почти каждый день вместе едешь на уроки в лифте, это ведь что-нибудь значит?
– Что случилось? – выдохнула Надя.
– Да хорошего мало, – хмыкнул Салов.
А второй милицейский, тот, что следователь, спокойно объяснил:
– Беда с вашей соседкой. С Еленой Коренковой.
Надя машинально закрыла ладошкой рот. Теперь, когда имя прозвучало, ей стало совсем уж страшно. Ленка. Коренкова. Ей ведь – как и самой Надежде – всего-то двадцать семь лет! Или нет, двадцать восемь. Митрофанова вдруг вспомнила, как одноклассница жаловалась, что у нее день рождения неудачно выпадает. Раньше, чем у остальных в классе, – на летних каникулах. Что за уши не треплют, конечно, неплохо, а вот что «поздравляем» всей толпой не кричат и подарков не дарят – очень обидно…
– Не может быть, – прошептала Митрофанова. И еще тише спросила: – Она умерла?..
Следователь коротко кивнул. Надя перехватила его взгляд.
Тяжелый у него глаз. Потухший. Видно, как человек устал от того, что люди погибают. А еще пуще – от бесконечного общения с понятыми, родственниками, зеваками. И от постоянных объяснений, что убивают и молодых, и женщин, и совсем рядом…