Иезекииль Троуг окинул женщину своего сына взглядом, не предвещавшим ничего хорошего. Он прекрасно знал, какое впечатление производит на людей одно его присутствие: они до смерти боялись своего главаря и трепетали перед ним, и вот эту-то способность внушать страх Иезекииль Троуг ценил превыше всего на свете. Власть над людьми… Что может быть слаще?
Вот и сейчас он в очередной раз наслаждался своей властью, в то время как эта женщина трепетала от страха. А впрочем, какая там женщина – девчонка, однако аппетитная штучка: даже под этим тряпьем видны ее округлые формы, – а уж если ее отмыть, приодеть и вообще привести в порядок, мужики за ней так и ходили бы табунами.
Жаль, правда, что он тогда отдал ее сыну, однако, когда состоялся разговор на эту тему, он был занят более важными делами, а потом, когда заметил, что девчонка прехорошенькая и неплохо бы самому ею заняться, оказалось слишком поздно – уже обещал ее Джуду.
Если бы речь шла о ком-нибудь другом, Троуг отнял бы ее безо всяких там колебаний, но сын – это сын, единственный человек в этой жизни, которого Иезекииль по-настоящему любил, хотя мальчишка и не оправдал его надежд: не унаследовал ни большого ума, ни способности вести за собой людей, ни честолюбия в конце концов. Но так или иначе, Джуд его сын, единственная ниточка, связывающая Иезекииля Троуга с миром.
Мысли Троуга вернулись к стоявшей перед ним девчонке. Ее маленькое личико казалось не таким, как всегда. Интересно почему? Да оно просто чистое, догадался он. А глаза лихорадочно блестят. Неужели так его боится? Троуг вгляделся повнимательней. Нет, тут не страх, тут что-то другое. Похоже, она что-то скрывает. Очень уж невинные у нее глазки.
Троуг пожал плечами. Впрочем, какое это имеет значение. Вряд ли эта девчонка может скрывать что-то важное. Иезекииль Троуг перевел задумчивый взгляд на ее мягкие, слегка приоткрытые губы и представил себе, как вонзается в них поцелуем. Он и не подумал скрывать свои мысли и тут же заметил, как девчонка вспыхнула от смущения. Как ее легко, оказывается, укротить!
Троуг позволил себе слабую улыбку, подумав, как, должно быть, приятно укрощать ее в постели, и с удовольствием заметил, как девочка задрожала. Должно быть, вся извелась от страха, никак не может понять, что ему от нее нужно: может, собирается наказать ее за какую-то провинность, а может, хочет дать какое-то поручение. Вот этот-то страх и нужен был Троугу ото всех подчиненных. Пока они его боятся, слушаются беспрекословно. Все очень просто. Да власть в общем-то не такая уж и сложная штука.
– Пошевеливайся, – наконец холодно бросил он. – На море поднимается шторм, а я хочу, чтобы до его начала выловили весь груз.
– Слушаюсь, господин Троуг, – торопливо ответила Марианна. – Уже иду.
И она помчалась к берегу, а Троуг все стоял и смотрел ей вслед, и на губах его играла холодная улыбка. Да, жаль, что Джуд первым заприметил эту девчонку.
Ну да ладно, ничего не поделаешь: придется выбросить ее из головы. Сейчас есть более важные дела, о которых нужно побеспокоиться. Последнее кораблекрушение было на редкость удачным. Груза добыли немало, так что братья из Саутгемптона будут довольны. Да, дело поставить он умеет. В этом ему нет равных.
Долго еще смотрел Троуг в ту сторону, куда исчезла девчонка.
Только поздно вечером Марианне наконец удалось пробраться в хижину, где она спрятала незнакомца. Изнывая от нетерпения, она тем не менее заставила себя работать на берегу наравне с остальными, а потом вернулась с ними домой. По-другому поступить она не посмела: Троуг весь день не спускал с нее глаз. Неужели что-то заподозрил? Но почему? С какой стати? Впрочем, очень может быть, ведь Иезекииль Троуг – человек необыкновенный. Такое впечатление, что он знает все и про всех. Поневоле поверишь, что он общается со злыми духами.
В обязанности Марианны входило готовить еду для Джуда и его отца. Вот и сегодня она приготовила им на ужин солонину и испекла хлеб, который они тут же съели, намазывая на огромные ломти вкуснейший джем, добытый днем. Сама Марианна, хотя вообще-то любила сладкое, сейчас не чувствовала никакого вкуса: словно опилки жуешь. Все ее мысли были поглощены юношей. Как, должно быть, его мучают голод и жажда! Если ей не удастся прийти к нему сегодня, он умрет.
Как обычно, после ужина Джуд потащил ее в их комнату и, как обычно, грубо изнасиловал.
Марианна глубоко страдала, от ощущения, что ее чистое тело опять становится грязным от прикосновения его гадких, ненавистных рук. Потом она лежала и терпеливо ждала, пока он захрапит, и ей казалось, что этого никогда не произойдет.
Джуд всегда спал как убитый и никогда не просыпался ночью, разве что раздавался звон колокола, извещавший об очередном кораблекрушении. И даже тогда его, как правило, приходилось поднимать чуть ли не пинками, так что Марианна могла быть уверена, что уж если он заснул, то ни за что ее не хватится.
Выждав достаточно долго – Джуд уже храпел вовсю, – Марианна осторожно выбралась из кровати, оделась и, взяв другое пальто (свое она оставила спасенному незнакомцу), вышла из дома.
Темнота стояла кромешная, к тому же на землю спустился густой туман, однако она прекрасно знала дорогу к хижине старого Джека и неслась со всех ног.
Подбежав, она почувствовала, как сердце у нее замирает от страха: хижина была такой темной и мрачной, оттуда не доносилось ни единого звука. Марианна замерла на пороге. А что, если юноша умер? Ведь у него не было ни воды, ни пищи, а он так ослаб. Неужели она опоздала?
Дрожащей рукой Марианна откинула щеколду и вошла, напряженно вглядываясь в темноту.
– Эй, ты здесь? – И затаила дыхание, ожидая ответа.
– Это ты, моя спасительница? Я даже не знаю, как тебя зовут…
Марианна чуть не расплакалась от счастья. Голос у юноши был слабый, но он, слава богу, жив, а это самое главное.
– Где ты? Тут такая темень, хоть глаз коли.
– Здесь, – тихо отозвался юноша. – Там, где ты оставила меня. На кровати.
Марианна на ощупь добралась до кровати и, опустившись перед ней на колени, протянула руку, коснулась головы юноши, но внезапно, словно чего-то устыдившись, отстранилась.
– Я принесла тебе еды и сухую одежду.
– А свечку, случайно, не захватила?
Марианна покачала головой, но тут же сообразила, что в темноте все равно ничего не видно, и сказала:
– Нет, побоялась. Свет могут увидеть в деревне. Вот… – Марианна развернула узелок и вытащила кусок хлеба и солонину. – Ешь. Ты, должно быть, умираешь от голода.
Юноша жадно схватил еду.
– Спасибо. Но сначала дай мне, пожалуйста, воды, я умираю от жажды.
Марианна дала ему в руки кувшин.
– Тут есть вино, а еще я принесла тебе немного джема.
– Ты просто прелесть, – проговорил юноша, сделав несколько жадных глотков. – Ничего не забыла.
Марианна зарделась от смущения, и в то же время ей приятна была его похвала. Ее в жизни так мало хвалили!
Она покормила юношу, протягивая по очереди то хлеб с солониной, то бутылку вина, пока он наконец не насытился. Тогда Марианна завернула остатки еды и убрала узелок в верхний ящик комода, деловито пояснив:
– Здесь его крысы не достанут.
Юноша вздохнул:
– Ну вот, наконец-то я сыт. Совсем по-другому себя чувствую… А теперь могу ли я узнать, как тебя зовут? «Моя спасительница» звучит уж слишком напыщенно.
Она улыбнулась и села на краешек кровати рядом с ним.
– Меня зовут Марианна. Марианна Харпер, – представилась она с улыбкой, хотя юноша в темноте этого и не видел. – А знаешь, как я тебя называла про себя?
– И как же? – В голосе его тоже прозвучали веселые нотки.
– Я называла тебя «моя добыча», – сказала Марианна, несколько покривив душой.
Но не могла же она признаться, что мысленно называла его «мой молодой человек».
Юноша тихонько рассмеялся.
– Да, так оно и есть! Еще один груз, выброшенный на берег морем. А вообще-то меня зовут Филипп. Филипп Котрайт.
Последние слова он произнес неожиданно грустным тоном, и Марианна догадалась, что он вспомнил о своих товарищах, погибших во время кораблекрушения.
– И что же мы теперь будем делать? – спросил он, и голос его был все таким же невеселым.
Марианна не очень поняла, о чем он говорит, и, поколебавшись несколько секунд, наконец спросила:
– Ты имеешь в виду прямо сейчас?
– Нет. Я имею в виду несколько более отдаленное будущее. Ведь не можешь же ты прятать меня здесь вечно! Мы с тобой должны придумать, как мне выбраться отсюда. У меня осталось очень важное дело.
Марианну словно ударили. Ей и в голову не приходило задумываться о каком-то отдаленном будущем, а уж о том, что ее молодой человек, ради которого она так рискует, может уйти, она и вовсе помыслить не могла.
– Ну, знаешь! Мне было не до того, чтобы ломать над этим голову, – бросила она в сердцах. – Даже на то, чтобы не дать тебе умереть от голода и холода, ушло столько сил и труда, что ты и представить себе не можешь! Только чтобы сохранить тебе жизнь, пришлось изрядно постараться. А ты уже требуешь, чтобы я придумала, как вытащить тебя отсюда.
– Ох! – Даже по голосу было ясно, как он смутился. – Прости меня, Марианна, я совсем об этом не подумал. Я очень тебе признателен за все. Бог мой! Ведь если бы не ты, не представляю, что сейчас со мной бы стало!
И он порывисто прижал ее к себе. Она и не думала сопротивляться. Его проникновенный голос, ласковые слова совершенно обезоружили ее. Если бы он накричал на нее или стал ей угрожать, тогда бы она, конечно, не позволила ему это сделать. Но он оказался таким хорошим и добрым, что она сразу же уступила ему. Какое это оказалось наслаждение – прижаться к его груди, почувствовать на своих волосах его трепетные пальцы, ощутить на своих губах ласковое прикосновение его губ, такое нежное, любящее, а через несколько минут такое же страстное. Казалось, губы его о чем-то умоляют ее.
Марианна пока не догадывалась, о чем, однако про себя уже решила, что с радостью даст Филиппу все, что он у нее ни попросит.
Она уже ни о чем не думала. Разум уступил место чувствам. Она помогла юноше раздеть себя, снимая одну вещь за другой, пока наконец не осталась такой же обнаженной, как и он. Ласковые прикосновения Филиппа стали для Марианны настоящим потрясением. Она и не подозревала, что прикосновения мужских рук могут быть настолько осторожными и нежными: до сих пор они причиняли лишь боль. Она и не догадывалась, что от простого прикосновения можно получить такое наслаждение. А его пальцы, уже добравшись до ее груди, ласкали соски. Марианна замерла от блаженства. Страстное, не испытанное доселе желание пронзило все ее существо. Филипп вел себя так, словно она для него бесценное сокровище, а не какая-то ненужная вещь, которой можно попользоваться, а потом выбросить за ненадобностью. И потому не только тело ее трепетало от блаженства под ласковыми руками юноши, но и душа ее пела и ликовала: она желанна, она любима!
– Марианна! – В голосе Филиппа послышалась такая мольба, что девушка даже вздрогнула от неожиданности.
Никто еще никогда с ней так не разговаривал.
– Марианна, можно я займусь с тобой любовью? Ну пожалуйста, не отказывай мне, скажи «да»! Я больше не могу, я так хочу тебя!
Марианна тихонько рассмеялась.
– Какой ты смешной, Филипп. Да ведь ты уже это делаешь.
Горячее дыхание юноши обожгло ей ухо.
– Значит, можно?
– Да, Филипп, да! – задыхаясь, прошептала Марианна.
Ей не терпелось узнать, будет ли и все остальное так же непохоже на то омерзительное чувство, которое она испытывала до сих пор с Джудом.
Желание Филиппа оказалось и в самом деле велико. Марианна поняла это по тому, как трепетало его тело. Но вошел он в нее нежно и осторожно, словно боялся причинить боль. Марианна поразилась самообладанию юноши. Сама она сгорала от нетерпения. Скорей, скорей!
И вот наконец свершилось – он в ней! И оказалось, что более прекрасного чувства ей еще не доводилось испытывать никогда. Впервые страстное слияние тел принесло ей необычайное острое наслаждение, о котором она и не подозревала.
Так вот, значит, почему женщины обожают спать с мужчинами, догадалась она, и впервые в жизни порадовалась, что родилась женщиной.
Вскоре волна невыразимого блаженства охватила все ее существо и, подхватив, унесла далеко-далеко, в небесные выси, где ей еще никогда не доводилось бывать.
Когда пришла в себя, она поняла, что уснула, и спала глубоко и долго. В теле была потрясающая легкость, и Марианна ощутила настоящее счастье.
Филипп лежал рядом с ней, слышалось его ровное дыхание.
Так вот, оказывается, какими могут быть отношения между мужчиной и женщиной! И все способны испытывать такие чувства? Может быть, и рыжая Дженни чувствовала нечто подобное, когда занималась любовью с Джудом? Быть может, поэтому она так его ревновала и пришла в такую ярость, когда потеряла? Да, но почему тогда сама она ощущала с Джудом лишь боль и отвращение? Над этим стоит поразмыслить, решила Марианна.
Внезапно ей припомнились слова Филиппа: «Я должен выбраться отсюда». После того, что только что произошло, она не может позволить ему уйти. Она должна во что бы то ни стало удержать его здесь. Горячие слезы хлынули у нее из глаз. Нет, это невозможно! Если Филипп останется здесь, и ему, и ей будет угрожать страшная опасность. Несколько дней еще куда ни шло, можно будет водить всех за нос, но не дольше. Вскоре кто-нибудь непременно что-то заподозрит.
Интересно, когда наступит рассвет? Нужно поскорее уходить, а то, не дай бог, Джуд проснется и обнаружит, что ее нет рядом.
Марианна осторожно спустила ноги с кровати, но в этот момент Филипп проснулся и обнял ее за талию.
– Нет! Не уходи, Марианна! Моя милая, любимая Марианна, останься со мной!
– Я должна идти, – прошептала девушка. – Если Джуд меня хватится, мне несдобровать. А ты оставайся здесь и никуда не выходи. Завтра я постараюсь принести тебе еще еды.
– Спасибо, обожаемая моя Марианна. – Филипп притянул ее к себе и нежно поцеловал в губы. – Хлеб насущный – это, конечно, хорошо, но мне нужна ты! Неужели не понимаешь, какая ты милая, красивая, желанная?
Марианна вспыхнула от смущения. Что он такое говорит? И как воспринимать его слова?
– Марианна, ангел мой небесный!
Он притянул ее к себе еще крепче, и не успела она оглянуться, как волна желания накатила на нее и увлекла за собой в волшебный мир, где только он и она и их юная страсть, чудеснее которой нет ничего на свете.
Когда Марианна наконец встала с кровати, ноги у нее подкашивались и все тело было наполнено блаженной легкостью. Она не помнила, как дошла до поселка. Счастье переполняло ее, било через край, и даже воспоминание об отвратительном вонючем теле Джуда, рядом с которым ей предстояло лечь, не смогло испортить ей настроения. Вскоре она задремала и вновь пережила во сне те чудесные мгновения любви.
Следующие два дня Марианна бродила словно во сне, машинально выполняла свои ежедневные обязанности, однако мыслями постоянно уносилась к Филиппу, к тому украденному времени, которое они проводили вместе. Она была настолько счастлива, так поглощена охватившей ее любовью, что не замечала пристальных взглядов Иезекииля Троуга, как не замечала и бешеной злобы, которая охватывала Джуда всякий раз, когда она всеми правдами и неправдами пыталась избежать ночью его домогательств.
Спать с Джудом теперь было не просто гадко. И раньше-то, до того как она познала восхитительное чувство любви, его грубая физическая близость вызывала в ней отвращение, но теперь, когда Марианна поняла, как это чудесно – отдаваться любимому человеку, отвращение к Джуду выросло во сто крат.