Гуров вынул блокнот и перенес в него заинтересовавшую его запись из ежедневника Завладской. В этот момент на столе зазвонил телефон. Полковник машинально потянулся к трубке, но в последний момент передумал. Телефон продолжал звонить. Его непрекращающиеся настойчивые трели свидетельствовали о том, что звонивший был уверен в наличии заведующей на своем рабочем месте. А что, если это звонила сама Завладская, которой медсестры доложили, что представитель уголовного розыска забрал ключ от ее личного кабинета. Гуров снял трубку.
– Да?
– Кто это? – Взволнованный и в то же время немного рассеянный мужской голос звучал низко и хрипло. – Куда я попал?
– Кабинет Юлии Завладской. А кто вы такой?
Звонивший безо всяких объяснений бросил трубку.
* * *
Вторник. 10 часов 33 минуты
– Мишку, что ли? Как же? Отлично помню. – Крячко за обе щеки уминал приготовленную Завладской запеченную картошку с грибами, не забывая при этом постанывать от наслаждения. Вилка носилась между тарелкой и ртом с катастрофической скоростью. – Он учился с нами в параллельном классе. Так он теперь в Германии? Ты уверена?
– Да, я встретила Шиновского в магазине на Стрелковской. Он рассказал мне.
Завладская сидела слева от Станислава за барной стойкой с чашкой кофе в одной руке и прикуренной сигаретой в другой. Ее марафон по приготовлению различных блюд наконец завершился, и с чувством выполненного долга она могла теперь позволить себе немного отдыха. Крячко не стал отказываться от предложенных яств, в то время как сама Завладская ограничилась лишь тремя поджаристыми сырниками на завтрак.
Крячко отломил кусок хлеба и сунул его в рот. Откусил добрую половину огурца, которые, как он уже знал, Завладская мариновала лично.
– А кто такой Шиновский? – спросил он, едва прожевав.
– Ты не помнишь Толю Шиновского? – удивилась Завладская.
– Первый раз слышу.
– Да ты что, Стасик? Он же тоже учился с нами в параллельном классе. Только не в «А», как Миша Протасов, а в «Г». – Юля сняла со среднего пальца тоненькое платиновое кольцо с крупным черным бриллиантом и аккуратно положила на краешек блюдца. – Ну, вспомни! Высокий такой весельчак. Вечно ходил в коже. Тогда это было жутко модно. Впрочем, Шиновский до сих пор так и остался пижоном. А еще у него был мотоцикл. Черный «Урал». На уроки он на нем, правда, не ездил, но зато все время рассекал по вечерам. В него Галка Илинбаева по уши была влюблена, как сейчас помню.
– Илинбаеву знаю. – Крячко покончил с трапезой, отодвинул от себя тарелку и старательно протер руки бумажной салфеткой. – А вот с Шиновским по-прежнему мимо. Спасибо огромное, Юляш. Все было просто безумно вкусно. Никогда еще не пробовал ничего более потрясающего.
– Не за что. Оставь пока на столе. Я потом уберу. – Завладская затушила сигарету в пепельнице, положила рядом с ней мундштук и проворно соскочила с высокого плетеного табурета. Глазки ее озорно заблестели. Казалось, ей сейчас все равно, о чем говорить, лишь бы не возвращаться мысленно к тому обстоятельству, что кто-то угрожал ей убийством сегодняшним вечером. Все попытки Крячко заговорить с ней на эту тему и попытаться хоть как-то прояснить ситуацию разбивались о неприступную стену. – Ну, как же ты не помнишь Шиновского, Стасик? Этого не может быть. Иди сюда.
Она взяла его за руку и почти насильно потащила к оранжевому дивану с округлыми подлокотниками, располагавшемуся напротив камина. Усадила его. С висевшей на стене полки сняла сразу два альбома и удобно разместилась рядом с Крячко, по-турецки подобрав под себя ноги. Станислав уловил исходящий от Завладской аромат «MAX MARA», а когда она случайно коснулась коленом его бедра, по телу Крячко словно пропустили короткий электрический разряд. Неужели Гуров прав? Неужели он, Крячко, так и не смог за долгие годы избавиться от своего чувства к Юле? Или все дело в том постыдном для него инциденте, произошедшем после выпускного вечера? Интересно, помнит ли о нем сама Завладская?
Юля стала листать один из альбомов с многочисленными фотографиями. Она листала его так быстро, что Стас при всем желании не успел бы разглядеть ни одного снимка. Она так и не нашла того, кого искала, и бросила альбом Крячко на колени. Тут же взялась за второй. Полковник лениво раскрыл первый, чтобы хоть чем-то занять себя. Меньше всего ему хотелось сейчас копаться в старых и ненужных фото, копаться в своей памяти, пытаясь вспомнить какого-то пижона Шиновского, в которого была влюблена Илинбаева. Какое все это имело значение лично для него?
– Нашла! – воскликнула Завладская. Она еще ближе придвинулась к Крячко, и Стас почувствовал, как ее белокурые пушистые волосы коснулись его щеки. – Вот он, Шиновский. С краю. Как сейчас помню, он и стоял-то в тот день рядом со своим излюбленным «Уралом». Только мотоцикла на фотографии не видно.
Крячко перевел взгляд. Снимок был сделан в темное время суток во дворе дома, где когда-то жила Юля. Вид этого двора породил у Крячко новую волну болезненных воспоминаний. По центру фотографии была сама Завладская лет на семнадцать моложе себя нынешней, но именно такой, какой ее прекрасно помнил Станислав. Она стояла в обнимку с молодым человеком в пестрой рубашке навыпуск. Они оба улыбались, глядя в объектив. На щеках и подбородке парня был обозначен легкий намек на мужскую растительность. Рядом еще одна обнимающаяся пара, а с краю парень в короткой кожаной куртке с зализанными назад русыми волосами. Именно в него и уткнулся палец Завладской с острым красным ноготком. Никто, кроме самой Юли, Крячко не был знаком, но его оценивающий взгляд сфокусировался на том, кто обнимал Завладскую.
– Ну? Вспомнил?
– Вспомнил, – соврал Крячко. – Теперь вспомнил. Толя Шиновский. Ну, конечно!
Он повернул голову, и теперь его нос коснулся волос Завладской. Крячко осторожно втянул воздух, смешанный с ароматом духов. Юля захлопнула альбом и отложила его на диван. Потянулась к тому, что все еще в раскрытом виде лежал у Станислава на коленях. Кровь ударила в голову полковника. Он почувствовал, что еще секунда, и его губы коснутся ее губ.
– Ой! – воскликнула Завладская. – А это наше отделение. Я и забыла об этой фотографии. Мы отмечали День защиты детей. Вроде бы и не планировали ничего серьезного, а получилась такая грандиозная пьянка. Смотри, Стасик! Я тут совсем никакая. – Она засмеялась.
Крячко скрипнул зубами и посмотрел на тот снимок, который привлек такое бурное внимание со стороны Завладской. За накрытым столом сидело несколько человек с раскрасневшимися от выпитого лицами. И на этот раз Юлю тоже обнимал за плечи широкоскулый темноволосый мужчина в стильном коричневом пиджаке. Он раздвинул тонкие губы в улыбке, и даже на фотографии было видно, как у него во рту поблескивает золотая коронка. Крячко моментально забыл о своем намерении целовать Завладскую.
– Кто это? – быстро спросил он, указывая на темноволосого.
– Ты что, ревнуешь, Стасик? – Завладская кокетливо повела плечиком. – Перестань! Мы просто в одной компании…
– Кто это? – упрямо повторил свой вопрос Крячко.
Юля смутилась.
– Да я и не знаю его толком. Даже имени не помню. Он вроде с Ромашовым пришел, с главой районной администрации. Сам Ромашов не в кадре. А этот… Ну, я ему понравилась, наверное. И он мне… Слегка…
Крячко вынул фотографию из альбома. В отличие от Завладской, он-то прекрасно знал, кто был этот человек. Известный рецидивист Борис Щетинин по прозвищу Валет, дважды судимый за убийство. Во второй раз Крячко лично принимал участие в задержании Валета и лишь чудом избежал предназначавшейся ему пули в живот. Гуров тогда первым ранил Щетинина в бедро и тем самым спас жизнь напарнику.
– С главой районной администрации, говоришь?.. – Станислав поднялся с дивана. – Мне нужно позвонить.
– А что случилось, Стасик?
– Перестань уже называть меня этим тараканьим прозвищем, – недовольно буркнул он.
* * *
Вторник. 10 часов 43 минуты
– Полковник Гуров?
Когда Аникеева вошла в кабинет заведующей, Гуров поднялся из-за стола и сделал несколько шагов ей навстречу. Несколько секунд он просто молча разглядывал старшую акушерку, стараясь по внешним критериям определить ее психологический типаж. Около тридцати лет, неухоженные длинные волосы, небрежно забранные в «конский хвост», лишенное какой-либо косметики лицо. Одна из тех женщин, кто относится к своей внешности без должного внимания и уважения. Проще говоря, просто не следит за ней.
– Да, это я. – Для пущей убедительности полковник продемонстрировал ей удостоверение. – Присаживайтесь, Татьяна.
Она покорно опустилась на диван. Нелепо сидящий на сутулых плечах халатик сполз набок, обнажив белый вязаный свитер с грязным воротником. Аникеева свела ноги, а ладони, как примерная первоклассница, положила на колени. Чтобы не возвышаться над ней, как утес, и тем самым преднамеренно не давить на нее, Гуров сел рядом. Не спрашивая разрешения, достал из кармана пачку сигарет, выудил одну, а затем протянул пачку в раскрытом виде акушерке. Та отрицательно помотала головой. Гуров закурил.
– Вы уже в курсе, по какому вопросу я здесь?
– Да. Юлия Владимировна позвонила мне и предупредила о вашем визите. Могу представить ее состояние. Бедняжка. Как она?
– Ничего. Довольно сносно.
Гуров представил себе Завладскую и Крячко, мирно попивающих в столовой кофе, в то время как он вынужден мотаться по городу в двадцатипятиградусный мороз и выяснять обстоятельства того, как и от кого к Юлии Владимировне попало письмо с угрозой. Нечего сказать, подкинул ему Стас задачку. Стасик! Полковник усмехнулся. И, главное, как ловко он втянул его во все это, сам вроде как оставшись в стороне. В очередной раз Гуров пообещал себе при случае отыграться за эту подлость напарника.
– Держится, значит? – уточнила Аникеева.
– Держится. Скажите, Татьяна, что вы сами думаете по поводу того письма?
– А что тут думать? – Она отвела взгляд и стала нервно грызть некрасивый бесформенный ноготь на большом пальце правой руки. – То, что его написал псих, – это дело ясное. Нормальному человеку просто не придет в голову никого убивать.
– Это письмо не может быть чьей-то глупой шуткой?
– Шуткой? Хороша шуточка – ничего не скажешь, – хмыкнула Аникеева. – Только я в этом сомневаюсь. Тот, кто захотел бы пошутить над Юлией Владимировной, не стал бы вырезать буквы из газеты. Написал бы послание от руки, и всего делов. А так получается, что он заметал следы, что ли. Не хотел, чтобы его сразу вычислили. Мне так кажется.
В словах Аникеевой, безусловно, была определенная логика, не признать наличие которой Гуров просто не мог. Однако довод был не таким уж сильным. При желании он мог бы привести женщине сотню контраргументов и аналогичных случаев из собственной практики.
– А врагов у Юлии Владимировны хватало, – продолжала развивать свою мысль Аникеева. – Это уж вы можете поверить мне на слово. Вы ведь уже знаете, что она очень рьяно боролась в нашей больнице со взяточничеством? По ее совету даже был создан специальный комитет, который Юлия Владимировна сама и возглавила. Я тоже состою в этом комитете, – не без гордости добавила старшая акушерка. – Столько голов полетело, вы себе не представляете. Ну как после этого уволенный человек не затаит на нас зла. Особенно если он не слишком нормальный. А я скажу вам по большому секрету, полковник, что медики все немного ненормальные. Кто-то в большей, кто-то в меньшей степени. К Юлии Владимировне это, конечно, не относится. – Аникеева заискивающе улыбнулась, словно заведующая могла слышать ее слова. – Она исключение из правил. Она, кстати, во многом исключение из правил…
Гуров внимательно наблюдал за лицом женщины, пока та говорила, и монотонно попыхивал зажатой в зубах сигаретой. Благоговейное отношение Аникеевой к Завладской было налицо. Она буквально боготворила заведующую. Полковника нисколько не удивил бы тот факт, если бы старшая акушерка носила при себе фотографию Завладской. В паспорте или в кошельке. По опыту Гуров знал, что такие личности нередко и оказываются убийцами сотворенных себе кумиров.
– Конкретные подозрения есть, Татьяна? – строго спросил он. Гуров и сам не мог объяснить, почему, но Аникеева ему нравилась все меньше. Складывалось какое-то субъективное отношение, и он постарался отогнать его.
– Конкретные? – Похоже, что привычка переспрашивать была у нее в крови. Пару секунд Аникеева сосредоточенно думала. – Недавно Юлия Владимировна поймала за руку нашего анестезиолога. Он взял деньги с мужа одной поступившей к нам пациентки. Тот, правда, был его хорошим знакомым, как они оба утверждают. Но что это меняет? Верно? Взятка есть взятка. Савельева уволили…
– Я уже слышал эту историю от Завладской, – спокойно произнес Гуров.
– Может, и слышали. – Аникеева вдруг ни с того ни с сего лукаво улыбнулась, демонстрируя полковнику мелкие мышиные зубки. – Только я знаю кое-что, чего и сама Юлия Владимировна не знает. Про Савельева.
– И что же это? – У Гурова вспыхнул профессиональный интерес.
Он поднялся с дивана, вернулся к столу Завладской и затушил сигарету в стоящей слева от органайзера хрустальной пепельнице. Аникеева как привязанная последовала за ним, и, когда полковник обернулся, она уже стояла рядом, снизу вверх заглядывая ему в глаза. Гуров невольно отстранился.
– Эта история произошла на той неделе. – Женщина перешла на заговорщицкий шепот. – То ли в понедельник, то ли во вторник, точно не помню, но в пятницу Савельев заявился в больницу в пьяном угаре. Я сама его видела. Он еле на ногах держался. И в разговоре со своими коллегами-анестезиологами, как они сами потом сказали, грозился непременно пришить эту сучку, Завладскую… Это я его цитирую, как вы, наверное, уже догадались. Он говорил, что у него, дескать, есть какие-то связи в криминальных кругах, и он их поднимет, чтобы расправиться с Юлией Владимировной. И настрой у него, как я слышала, был очень серьезным. Когда я увидела сегодня ночью это письмо, я сразу на него подумала. Савельев псих.
Аникеева замолчала. Гуров тоже не торопился с выводами. С одной стороны, прилюдное заявление уволенного Савельева, что он собирается убить Завладскую, – это, конечно, серьезно, но, с другой стороны, Аникеева сама сказала, что бывший анестезиолог был в стельку пьян. А в таком состоянии чего только не брякнешь. Тем не менее полковник решил, что большой беды не будет, если он лично пообщается с Пашей Савельевым.
– Как мне его найти? – коротко поинтересовался он, извлекая из-под пальто заветный блокнот.
– Кого? Савельева? – Аникеева отошла на пару шагов назад. – Дома, наверное. Только я его адреса не знаю. Это надо в кадрах поинтересоваться. Или у тех же анестезиологов…
В кармане медицинского халата старшей акушерки зазвонил телефон. Она быстро достала большой серый аппарат и ответила на вызов, взглядом извинившись перед Гуровым за вынужденно прерванный разговор.
– Алло! Да, я… А, здравствуйте. – Полковнику показалось, что женщина как-то затравленно взглянула в его сторону, переложила телефон в другую руку и поспешно переместилась к двери кабинета. – У нас тут кое-что произошло… Нет, я не думаю, что это серьезно, просто… будет лучше обрисовать ситуацию при личной встрече. Что?.. Хорошо, да, я спущусь. Минут через пять… Ладно. Я запомнила. До свидания.
Телефонный аппарат вновь скрылся в боковом кармане халата, а Аникеева глупо улыбнулась, адресуя эту улыбку уже Гурову.