Дарья воспряла духом и до конца дня работала с хорошим настроением, не отвлекаясь на Кешу больше, чем требовали обстоятельства.
Однако Яковенко-старший не забыл «принять адекватные меры», и девушку ждало самое тяжёлое испытание в жизни, которое она даже представить не могла.
Несмотря на то что семья Дарьи не бедствовала, машины у них не было, и домой она в большинстве случаев шла пешком; дорога от детсада до дома занимала всего полчаса. Так она поступила и в этот вечер.
Быстро стемнело. На улицах зажглись фонари. С неба посыпалась снежная пороша, затягивая всё вокруг тающей волшебной пеленой. Фонари оделись в красивые сферические ореолы, то сужавшиеся, то увеличивающиеся в размерах в зависимости от густоты снегопада.
Дарья невольно замедлила шаги, заворожённая до мистического состояния восхитительной картиной.
Она уже свернула с Васильевской на улицу Калинина, в конце которой, на берегу Каменки, стоял новый двенадцатиэтажный дом, где она жила. Слева стал виден Васильевский монастырь, справа, за домами, прятались знаменитые земляные валы, с которых зимой открывался вид на пойму Каменки, заречные слободки и ансамбли монастырей. Дарья не раз гуляла летом с подругами в старинной части города, проникаясь «сакральными ароматами веков», и ей очень нравились эти места.
Она остановилась, заглядевшись на танцующие в лучах ближайшего фонаря струи снежинок.
Внезапно рядом, так близко, что девушка испуганно вскрикнула и отшатнулась, остановился большой чёрный джип. Открылась левая задняя дверца, на тротуаре выросла мужская фигура, Дарья почувствовала рывок и едва удержалась на ногах.
– Садись!
– Что вы делаете?! – слабо запротестовала изумлённая девушка.
– Садись, тебе говорят!
Дарья узнала Сильвестра Яковенко, отца Кеши. Попыталась освободиться.
– Отпустите!
– Отпустим, конечно, – ухмыльнулся Яковенко. – Только сначала проучим немножко, поучим нужных детей любить. В машину!
Дарья отчаянно рванулась из его рук, помчалась прочь.
Яковенко бросился за ней, матерясь, но отстал.
– Садись, догоним, – высунулся из джипа водитель.
Яковенко с ходу нырнул в машину, джип с урчанием прыгнул вперёд.
Дарья оглянулась, прибавила, однако далеко убежать не смогла. Джип настиг её. Яковенко снова выпрыгнул из машины, но девушка увернулась, перебежала улицу, увидела свой дом.
– Сука! – взревел озверевший бизнесмен. Он был далёк от своих прежних спортивных кондиций и явно отставал. Остановился, тяжело дыша, вскочил в подъехавший джип.
– Гони!
Джип снова устремился в погоню.
– Давай вдвоём, – предложил бритоголовый водитель, – а то убежит.
– На …! – выругался Яковенко. – Дави эту стерву!
Водитель без колебаний въехал на тротуар, направил машину на Дарью.
Страшный удар подбросил её в воздух. Она почувствовала, что летит… и проснулась в кровати в холодном поту.
Сердце колотилось о рёбра, во рту пересохло, голова болела, словно она и в самом деле ударилась обо что-то твёрдое, перед глазами всё плыло и качалось.
Девушка посидела в темноте, держась за грудь, потом прилегла. Прошептала онемевшими губами:
– С ума сойти!
В комнату, освещённую ночником, осторожно заглянула мама. Увидела дочь.
– Не спишь, доченька? Мне показалось, что ты вскрикнула.
– Плохой сон увидела, – слабо улыбнулась девушка. – Просто плохой сон. Ничего, всё нормально. Который час?
– Шесть скоро.
– Поваляюсь ещё часок.
– Поспи, я разбужу.
Дарья легла, закрыла глаза, вспоминая сон. Ей ещё ни разу не снилось, что она работает воспитателем в детсаду, в Суздале (жила она в Москве), да и сон был на удивление реален и подробен, поэтому его стоило запомнить. Жаль только, что он так плохо кончился.
Дарья поёжилась, чувствуя странное дуновение холодного ветра, потом приказала себе успокоиться и задремала.
Встала в полвосьмого, уже с другим настроением. Рассказала маме сон, упустив подробности жуткого финала, и побежала на работу: она работала оператором в банке «Москредит», на Хорошевке.
Зима в этом году выдалась снежной и холодной. Вот и с утра задул пронзительный северный ветер, принёс хмурые тучи, и, пока Дарья ехала в метро, пошёл снег.
Впрочем, её радовала любая погода, и к холоду она относилась философски, веря, что скоро наступит весна, а за ней зелёное чудесное лето.
В девять часов утра Дарья села на своё рабочее место в кассовом зале и включила компьютер. Её соседка Мила протараторила свои впечатления от встречи с молодым человеком по имени Сильвестр, который уже дважды приглашал её в ресторан, и Дарья живо припомнила свой сон. Там тоже существовал Сильвестр, отец мальчика Кеши. Она подивилась такому совпадению. Но банк открылся, пошли клиенты, и думать о посторонних вещах стало недосуг.
К обеду Дарья успела оформить документы на автокредит двум мужчинам, сделать отчёт за прошедшую неделю о движении средств через её терминал и пообщаться с Милой. Подруга была в восторге от своего нового знакомого и предложила Дарье сходить вместе с ней в ресторан в компании Сильвестра и его друга.
– Я подумаю, – пообещала девушка.
Её приятель Станислав Панов почему-то давно не заходил, не звонил, и хотя она понимала, что он может быть в командировке, – служил он в каком-то особом подразделении внутренних войск, – хотелось быть «как все», отдыхать с друзьями и хотя бы изредка посещать танцевальные клубы.
Рабочий день закончился без особых волнений и сует. В начале седьмого из банка вышли последние посетители. Охранник закрыл входную дверь. И тотчас же в неё постучали. Это были молодые люди приятной наружности, одетые в модные лакриновые куртки с искрой. Один из них прилип к стеклу двери, второй прокричал охраннику:
– Извините, мы к Миле.
– Банк закрыт, – заученно проговорил охранник дядя Боря.
Его напарник Марат проворчал:
– Раньше надо было приходить. Подождите, она освободится через полчаса.
– Мы спешим. Позовите Милу. Ну, пожалуйста!
– Ой, это ко мне! – услышала их голоса девушка, засуетилась, оглядываясь на Дарью. – Сильвестр пришёл. Пойдёшь с нами?
Дарья, прихорашивающаяся перед зеркалом в своей кабинке, заколебалась.
– Не знаю… неудобно…
– Чего тут неудобного? Я тебя познакомлю с Гошей, другом Сильвестра, он тебе понравится. Правда, он иногда бывает грубоват, зато юморист.
– Хорошо, посмотрим, – согласилась Дарья.
– Дядь Борь, открой.
Охранник, ворча, открыл входную дверь.
Молодые люди вошли в банк, и началось то, чего Дарья не могла представить даже в страшном сне.
Спутник кудрявого Сильвестра (до чего же он похож на «бизнесмена» Яковенко из сна!) вдруг извлёк из-под полы куртки пистолет и выстрелил в охранника дядю Борю. Второй выстрел достался охраннику Марату. Оба упали.
– Руки на голову! – заорал Сильвестр, стреляя в потолок из второго пистолета. – Это ограбление! Я не шучу!
Мила ахнула, округляя глаза.
– Сильвестр, что ты задум…
– Молчать! Выгребайте деньги из касс! Быстро! Перестреляю всех!
Молодой человек выстрелил в потолок ещё раз.
Из двери в служебные помещения банка выбежал ещё один охранник, наблюдавший за операционным залом по монитору.
Спутник Сильвестра выстрелил в него, оскалясь, попал в руку, затем послал пулю точно в голову.
Мила вскрикнула, меняясь в лице, начала торопливо опустошать сейф своей секции.
Дарья, выйдя из ступора, потянулась к тревожной кнопке.
Сильвестр заметил её движение.
– Руки, падла! Пристрелю!
Дарья замерла.
– Отойди от стола! Деньги доставай!
Девушка повернулась к сейфу, находясь в странном эйфорическом состоянии: начало казаться, что это тоже сон, несмотря на все реалии и чувственную достоверность происходящего.
– Живей, зараза!
Она вздрогнула, выронила пачку денег, нагнулась за ней и вдруг поняла, что никакой это не сон, что всё это с ней происходит наяву и что подчиняться грабителю ей не хочется.
Дарья выпрямилась, глядя на оскалившегося Сильвестра с отчаянной смелостью, и одним движением вдавила кнопку тревожной сигнализации справа на тумбе стола.
Взвыла сирена.
Сильвестр, вытаращив глаза, выстрелил.
Мир перед глазами девушки взорвался, собрался в точку и погас…
«О чём ты мечтаешь, девонька?»
«О счастье, бабушка».
«Так будь счастлива, поелику судьбе угодно…»
Глава 2
РЕГУЛЮМ
Он стоял на краю ажурной серебристой платформы, языком нависавшей над огненным морем лавы, и смотрел на гигантскую округлую гору жидкого огня за горизонтом, которая представляла собой край Солнца. Над горой величественно расплывались алые фонтаны – протуберанцы, часто вспыхивали лучистые факелы, вспухали и лопались зёрна глобул. Солнце пульсировало, кипело, изливало мощные потоки света и радиации, дышало, и смотреть на этот процесс хотелось долго.
Комба повернулся, изменил диапазон зрения, чтобы лучше видеть пейзаж планеты – это был Меркурий – и созданное разумниками Марса сооружение.
Ажурное чешуйчато-ребристое здание с длинными, раскинутыми в стороны «лепестками», выросшее над горной страной недалеко от сумеречного пояса, было исключительно гармоничным и красивым. Строили его не люди, а псевдолемуры, обитатели Марса, для сугубо утилитарных целей – аккумулирования энергии Солнца и организации сети мгновенного транспорта. Но даже с точки зрения человека сооружение казалось эстетически выверенным и вполне могло оцениваться как произведение искусства. Во всяком случае, оторваться от его созерцания было трудно даже комиссару баланса, давно не включавшему свою эмоциональную сферу.
Он сожалеюще качнул головой. По сути, эту красоту ему предстояло уничтожить. Не взорвать, не сжечь, не разрушить каким-нибудь хитроумным способом, но сделать так, чтобы данный узел пространства перестал служить одному из Равновесий «тензором» Регулюма, его опорой. А для этого достаточно было спуститься в прошлое Регулюма и повернуть милиссу главного конструктора «тензора» таким образом, чтобы он увлёкся другой идеей. Либо не родился вовсе.
Комба Ста-Пан, в прошлом – абсолютник Станислав Панов, родившийся и выросший на Земле, вздохнул. Ему было жаль «стирать» из памяти Регулюма такие великолепные со всех точек зрения произведения творческого гения разумников, будь это уранийцы, фаэтонцы, марсиане или люди. На памяти Ста-Пана это был уже третий случай коррекции реальности, требующий полного стирания «виртуальной памяти» Регулюма. Вообще же за всё время работы СТАБСа, насколько знал комиссар баланса, изменение реальности, влекущее за собой уничтожение изумительно гармоничных и красивых архитектурных и технических достижений, отточенных технологий, происходило более ста тысяч раз.
Однако задания, выдаваемые руководителем СТАБСа своим комиссарам, не подлежали обсуждению. Все они являлись следствием анализа обстановки в Регулюме и были направлены на поддержание глобального равновесия в узле реальности, ради его же стабилизации и жизнеобеспечения.
Вселенная, или Матрица Мира, представляла собой сложнейший голографический фрактал всех возможных состояний материи. Но хаосом этот сверхтекучий континуум назвать было нельзя. Его жизнь контролировалась на разных уровнях, и там, где контроль был достаточно гибок, возникал временно стабилизированный узел формообразования – регулюм, отделённый от других подобных узлов потенциальным барьером – пространством. Земля, где родился Ста-Пан, являлась одним из бесчисленного множества регулюмов, поддерживаемых воздействием нескольких управляющих структур, в зависимости от условий, порождаемых их геномами. В земном Регулюме системами низшего порядка были Равновесие-А и Равновесие-К, а контролирующую их систему представлял СТАБС. Структурой высшего порядка для связанных регулюмов Галактики был Метакон. Сотрудникам СТАБСа доступ к этой структуре был запрещён. Хотя Ста-Пан знал о её существовании и даже когда-то контактировал с эмиссаром Метакона.
Комба бросил последний взгляд на жидкий с виду купол Солнца и мысленно-волевым усилием перенёс себя на Марс, одновременно опускаясь в прошлое на сто миллионов лет. Абсолютники его уровня могли достигать практически любой эпохи прошлого, вплоть до рождения Вселенной, и лишь прыжки в будущее были для них ограничены полусотней лет. По этому поводу существовало множество мнений, однако самым адекватным Ста-Пан считал своё собственное, основанное на встречах с Дервишем, сотрудником «ангельской службы» Творца, создавшего систему регулюмов. Мнение это звучало так: в середине двадцать первого века человечество ожидало столь резкое бифуркационное изменение реальности, что Равновесия, первое и второе, поддерживающие функционирование Регулюма, не справились со своей задачей, и Регулюм – весь, целиком! – был «стёрт»! Не помог и Метакон. Либо сам был причастен к «стиранию» «взбунтовавшегося разумного конгломерата».
Впрочем, комбу Ста-Пана сей вариант развития Солнечной системы, которая и представляла собой Регулюм, не сильно волновал. Он не подчинялся стохастическим изменениям реальности и временным «обрезаниям». Такие, как он, могли жить в любых временах и организовывать вокруг себя зоны волевых корреляций или мини-виртуалы – стабильные хронокарманы, в которых можно было переждать любые вселенские бури. Но и его озадачивала невозможность попасть в будущее Регулюма, ставящая под сомнение возможности самого СТАБСа как контролирующей и корректирующей силы Равновесия. Если уж фундатор СТАБСа марсианин Имнихь не в состоянии был преодолеть хронобарьер середины двадцать первого века, то что говорить о его подчинённых: инспекторах баланса – инбах, чисбах – чистильщиках, набах – наблюдателях, рабах – расчётчиках баланса и даже о комбах – комиссарах, способных самостоятельно «запаковывать» варианты реальности в хроники или виртуалы – «коконы вечного настоящего», называемые сотрудниками СТАБСа «хрономогилами».
При этом должность – комиссар баланса – не была карательной (должностью). Просто комиссарам доверялось исполнение функций контроля всех структур Регулюма. Поэтому комиссаром мог стать только предельно информированный и сдержанный разумник (необязательно человек), обладающий твёрдым характером и отсутствием колебаний.
Ста-Пан к его пятидесяти пяти годам стал именно таким разумником, получившим вдобавок ко всему ещё и доступ к Знаниям Бездн, то есть к базе данных Метакона. И всё же в глубине чувственной сферы, в глубине души – как говорили люди, он оставался человеком.
Выйдя в прошлое Марса, в разгар креативного развития марсианской цивилизации, комба развернул свой «походный терминал», то есть включился в исследование параметров среды, изучил обстановку и пробежался беглым взглядом по компьютерным сетям базового марсианского города Талцетл (хотя марсианские компьютеры очень сильно отличались от созданных людьми, представляя собой специально выращенные живые организмы). Засечь его никто не мог, даже с помощью существующих новейших систем защиты сетей. К тому же комба мог волевым усилием перемещаться в пространстве – этот приём назывался тхабсом, реже волхварём, – поэтому ничего не боялся и делал своё дело спокойно, не торопясь. Он знал, что всё равно успевает.
Несмотря на то что фундатор – глава СТАБСа – был потомком марсиан и местом обитания выбрал Марс за двести миллионов лет (земных, разумеется; комба пользовался своими мерами летоисчисления) до появления человека, в деятельность марсианской цивилизации он не вмешивался. Но за ходом процесса коррекции жизни Регулюма следил. Средством же контроля служил стратегал, своеобразный «геном» Регулюма, играющий роль генного программатора. Стратегал вместе с его «сердцем» – хроногенератором был создан миллиарды лет назад первыми разумниками – плутонианами и приспосабливался каждый раз к новому носителю разума Солнечной системы, в данном случае – к марсианам. Во времена раскрытия человеческой цивилизации им управляли люди, хотя из них практически никто не догадывался, что стратегал является ещё и антенной, принимающей сигналы от внешнего формообразователя – Метакона. Ста-Пан это знал.