Профессор подождал минутку, но вопросов не было. Все таращились на мигающую белую линию, соединяющую Солнце и Проксиму Центавра.
– Очень хорошо. Давайте тогда рассмотрим собственно технику проделанного путешествия. Должен признать, этот овоид не так уж сильно обогатил нашу копилку знаний. Сплав, из которого он состоит, нам неизвестен, и мы непременно его расшифруем… но, боюсь, больше ничего полезного мы не получили. Их криогенные камеры совершеннее наших, но технической революции они не произведут. А вот само путешествие… да, перед нами не обычный корабль вроде того, что мы в прошлом месяце отправили к Юпитеру. Здесь применен совершенно иной метод. Если кто-то из вас увлекается классической фантастикой, то вы, возможно, помните такие произведения, как «Из пушки на Луну» Жюль Верна или «Война миров» Уэллса. Фантасты девятнадцатого века предполагали, что космические путешествия будут совершаться через посредство исполинских пушек. Со временем в умах произошел перелом, чему немало способствовали труды нашего с вами соотечественника Циолковского, и данная идея сошла на обочину. Ученые даже не пытались работать в этом направлении. Однако в данном случае мы имеем дело именно с чем-то подобным. В системе Проксимы Центавра находится некая «пушка»… конечно, с настоящей пушкой она имеет не больше общего, чем космический корабль – с парусным. Пока мы не можем предложить сколько-нибудь достоверную гипотезу, насчет того, что из себя представляет это устройство и по какому принципу действует. Мы даже не знаем, в космосе ли оно находится или на поверхности планеты. Но совершенно очевидно, что именно оно выстрелило в нас этим «ядром» с живыми космонавтами внутри.
Гадюкин подвигал иконки в своей эль-планшетке, и перед зрителями предстала увеличенная модель Солнечной Системы, а рядом – Земля, вид из космоса. Красная стрелочка указывает на северо-восток Евразии, в самое сердце Республики Саха.
– Безусловно, выстрел был произведен не вслепую, – продолжил профессор. – Центавриане отправили своих представителей не куда бог пошлет, а вполне целенаправленно, с совершенно точным расчетом. Неизвестное устройство, остатки которого мы можем наблюдать с торцевой части нашего овоида – несомненно, устройство страховочного торможения. Своего рода «парашют». Одноразовый – он выполнил свою задачу, позволив космонавтам приземлиться целыми и невредимыми, но сам при этом разрушился. К сожалению, из-за этого мы опять-таки не можем строить предположения о принципе его действия – схема для нас кардинально новая, а для полноценной гипотезы осталось слишком мало кусочков… Это понятно? Тогда будем рассуждать дальше. Нетрудно сообразить, что центавриане целились именно в нашу планету – иначе остается предположить, что они рассылают подобные «ядра» во все стороны, что крайне неразумно экономически и социально. Ведь большинство космонавтов при такой тактике будет погибать. Конечно, мы ничего не знаем о менталитете и культурных особенностях центавриан, но, тем не менее, лично мне подобное кажется маловероятным.
Изображение снова сменилось. Загорелся свет, звездное небо погасло, но вместо него в воздухе повисли голографические изображения центавриан – с закрытыми глазами, скорченными в позе эмбриона. Именно так они лежали в своих криогенных саркофагах.
– Изучение самих космонавтов окончательно убеждает нас, что центавриане обладают кое-какой информацией о нашей планете. Как видите, они гуманоиды, позвоночные, млекопитающие, а данная деталь анатомии явственно указывает на мужской пол… Танечка, а что это вы так покраснели?.. Ай-яй-яй, а еще биолог… Судя по строению тел пришельцев, их родная планета во многом сходна с нашей Землей. Гравитация, давление, температурный баланс – все это у них должно быть почти таким же, как у нас. На это же указывает состав воздуха, заполнявшего их капсулу. Смесь кое в чем отличается от привычной нам – азота немного меньше, водяных паров немного больше, присутствует крохотный процент неизвестного газа… но для человека этот состав вполне пригоден. Соответственно, и наша атмосфера центаврианам повредить не может. Бесспорно, им это должно быть известно. Более того, им также должно быть известно и о нашем с вами существовании. Заметьте, что инопланетяне не могли самостоятельно покинуть ни свои саркофаги, ни свою капсулу – для того и другого им требовалась помощь извне. Будь Земля необитаемой, они были бы обречены неограниченно долго оставаться в своих темницах. Значит, они рассчитывали, что им сумеют оказать помощь… Ну и что мы имеем в общем итоге? А имеем мы послов Проксимы Центавра, прибывших к нам для установления первого в истории человечества контакта с внеземной цивилизацией!
Собравшиеся дружно зааплодировали, восхищенно глядя на лукаво щурящегося Гадюкина. Профессор раскланялся налево и направо и закончил:
– А сейчас, товарищи, я попрошу всех пройти в лабораторию криогеники, где наконец-то состоится самое главное – пробуждение наших дорогих гостей!
Саркофаги с центаврианами возлежали на возвышениях, полностью подготовленные к историческому событию. У дверей застыли рослые охранники, держащие замороженных пришельцев на прицеле – послы послами, контакт контактом, а нормы безопасности никто не отменял. Помещение простреливается из конца в конец, а каждый саркофаг единым нажатием кнопки может провалиться сквозь пол – в специальную камеру, обитую мягким войлоком.
– У нас все готово? – спросил Гадюкин.
– У нас все готово, – кивнул профессор Хрюкин, стоящий за центральным пультом.
– У нас все готово, батенька, можем начинать, – кивнул Гадюкин Эдуарду Степановичу.
– Товарищ президент, у нас все готово, можем начинать, – эхом повторил Эдуард Степанович, обращаясь к большому экрану в стене.
Там сейчас виднелось широкое мясистое лицо с густыми бровями и необычайно крупным носом. Первое лицо государства. Разумеется, оно обязано присутствовать при столь незаурядном событии. Но из соображений безопасности – виртуально.
– Добро, – важно надул щеки президент. – Приступайте, товарищи.
Крышки саркофагов медленно разъехались надвое. По мере того, как восстанавливалась температура тел, оливковая кожа центавриан светлела, приобретала легкий розоватый оттенок. Вот у одного шевельнулся палец… второй еле слышно застонал…
Центавриане открыли глаза. Большие, зеленовато-желтые, с идеально круглыми зрачками. В них светилось исключительно дружелюбное любопытство, но охранники все равно напряглись, готовые в любую секунду открыть шквальный огонь.
Все выжидающе уставились на пришельцев. Те с интересом огляделись по сторонам, ничуть не встревоженные необычной обстановкой, и совершенно не собираясь первыми начинать общение.
Молчание затягивалось. Президент с намеком кашлянул, как бы невзначай посмотрев на часы. Он, конечно, сознавал всю важность происходящего… но не вечно же вот так таращиться друг на друга!
– Батенька, ну скажите же им что-нибудь!.. – шикнул на Эдуарда Степановича профессор. – Неудобно же!
– М-м-м… Добрый день… м-м-м… – замялся главбез, не зная, как лучше обращаться к этим существам. – Мы – люди планеты Земля!.. М-м-м… Черт, профессор, а что им говорить-то?..
– Ну я-то откуда знаю, батенька? Кто из нас военнослужащий – вы или я?
– Так мы же не войну им объявляем… – проворчал Эдуард Степанович. – Товарищ президент, может быть, вы?..
– Нет-нет, у вас хорошо получается, продолжайте, – самоустранился тот. – Только побыстрее, у нас тут банкет скоро.
Тем временем профессор Хрюкин, уверившись в миролюбивом настрое центавриан, отобрал несколько лаборантов и приступил к гигиеническим процедурам. Гости с другой планеты были извлечены из саркофагов, вымыты, обсушены и облачены в белые халаты свободного покроя. Возражений со стороны моемых не последовало – наоборот, они охотно сотрудничали, с любопытством ощупывая и даже пробуя на зуб ткань халатов.
Вот только говорить по-прежнему ничего не говорили. Только все время шевелили кошачьими усами. Похоже, их беспокоил запах хлорки, по невыясненным причинам пропитывающий НИИ «Пандора» сверху донизу.
– Может, их покормить? – предложил Хрюкин.
– Повремените, батенька, – не согласился Гадюкин. – Вначале нужно выяснить, что они любят. Еще отравим, чего доброго…
– Грряу… хау арр-ар ахрр грахх?.. – неожиданно заговорил один из центавриан.
– Есть контакт! – потер ладошки Гадюкин, подскакивая к нему с диктофоном. – Продолжайте, батенька, продолжайте, мы вас внимательно слушаем!
– Оооррр-х?.. Руууу ввооррр…
– Профессор, а по-нашему они не говорят? – с явным разочарованием спросил Эдуард Степанович.
– Естественно, нет, батенька! Задумайтесь на минутку – а откуда им знать наш язык? Они говорят на своем, мы – на своем…
– И как же мы с ними будем объясняться?
– Да, меня это тоже интересует, – подал голос президент. – Что же это за контакт такой получается?..
– Да ничего страшного – просто вскроем им черепа и препарируем мозги…
– Что-о-о-о?!!
– Шутка! – радостно захихикал Гадюкин. – А чего это вы все так побледнели? Шучу я, шучу!
– Грррхрм! – сурово кашлянул президент. – Профессор… Мы очень ценим ваше чувство юмора… но всякому овощу свое время, вы со мной согласны? Очень хорошо, что наши гости вас не поняли… не поняли ведь?..
– Похоже, что нет, – покачал головой Эдуард Степанович, пристально следивший за реакцией центавриан. – Или умело скрывают эмоции.
– Надеюсь, что не поняли. Мне бы на их месте подобная шутка точно не понравилась. Так что, профессор, на будущее постарайтесь сдерживаться.
Гадюкин лишь пожал плечами. Он уже привык, что его юмор всегда принимают с холодком.
– А теперь давайте серьезно, профессор. Что вы можете предложить для преодоления языкового барьера?
– Будем работать, батень… товарищ президент. Попробуем обучить их нашему языку. Если окажутся неспособными – сами научимся ихнему. В крайнем случае попробуем универсальные методы – картинки там всякие, геометрию Евклида…
– Добро. Эдуард Степанович, вы ответственный. Надеюсь, недели через три контакт все-таки состоится…
– Мы с профессором приложим все силы. Верно, профессор?
– Разумеется, батенька, не извольте сомневаться! – хитро прищурился Гадюкин. – Нет, все-таки президент у нас тупой, как пробка…
– Гхрррм!.. – злобно кашлянули с экрана.
– Ой, товарищ президент, вы еще на связи? – удивился профессор. – А это я не про вас сказал! Это я про другого президента!
– Работайте, – скрипнул зубами президент.
Через три недели контакт не состоялся. Не состоялся он и через три месяца. Проект «Центавр» затянулся до неприличия – прошел уже целый год, а общение по-прежнему буксовало. Инопланетяне выучили полтора десятка простейших слов – «дай», «есть», «темно», «вода» и так далее… но для полноценного разговора этого, конечно, не хватало.
А их родное наречие оказалось на редкость зубодробительным. Профессор Гадюкин очень гордился своей способностью мгновенно овладевать новыми языками – он их знал больше тридцати, от английского до суахили. Но тут его ожидал конфуз – абракадабра центавриан упорно не сдавалась. Профессор сутками просиживал в покоях, отданных гостям из космоса, но до сих пор оставался там же, где и был.
– Батенька, это прямо издевательство какое-то! – жаловался он Эдуарду Степановичу. – Вот слушайте. Как это называется?
– Шуэррк, – с готовностью курлыкнул центаврианин, вместе с Гадюкиным хлопая по столу.
– А вот это? – указал на стул профессор.
– Ооррк.
– Ну, вроде бы достаточно просто, – задумался главбез. – Стол – «шуэррк», стул – «ооррк»… Так в чем сложность?
– Вот в чем! – плаксиво выкрикнул Гадюкин, раскрывая перед ним эль-планшетку. – Я тоже думал сначала – быстренько составим словарик, потом перейдем к грамматике и всему такому… Хрен вам, батенька! Смотрите. Вчера стол и стул звучали «уурра» и «рроо», позавчера – «брээ» и «арруу», позапозавчера – «ап» и «арп»… То ли их язык меняется с фантастической быстротой, то ли он зависит еще и от календаря – сегодня такое-то понятие обозначается одним словом, завтра – другим… В любом случае для меня это слишком сложно! Слишком сложно!
Эдуард Степанович недоверчиво покачал головой. Профессор Гадюкин впервые на его памяти произнес подобную фразу. Значит, дело и впрямь нешуточное.
Сами центавриане ничуть не беспокоились. Их вполне устраивала жизнь в НИИ «Пандора». За ними ухаживали, как за царской четой, кормили всем, что только душе угодно, развлекали, несколько раз даже выводили в город погулять. Благо внимания они почти не привлекали – ну подумаешь, кошачьи усы под носом? Молодежь сейчас по-всякому выкаблучивается – вон, недавно объявилось новая поветрие, «минотавры». Умеренные просто носят специальные каски с рогами, а радикальные – вживляют настоящие, привинчивают прямо к черепу.
Обслуживающий персонал довольно быстро привык к необычным подопечным. Центавриане никому не доставляли хлопот – вели себя очень прилично, не шумели, не хулиганили, не капризничали. В питании придерживались вегетарианской диеты, любили понежиться в солярии и с удовольствием плескались в бассейне, оказавшись превосходными пловцами.
Все вокруг вызывало у них по-детски восторженное любопытство – жаль только, что любопытством дело и ограничивалось. Казалось, их совершенно не интересует собственно цель полета – исследование новой планеты, установление контакта с ее обитателями. Если они летели сюда не для этого… то для чего тогда?
– Издевательство… – бормотал Гадюкин. – Башкой они, что ли, при посадке ударились?..
Нет, какое-то общение с центаврианами все-таки шло. Лаборантка Таня возилась с ними, как с маленькими детьми, учила азбуке на кубиках, показывала картинки и от души радовалась каждому выученному слову. Космонавты уже отличали ее среди прочего персонала, даже называли по имени.
Но больше они ничьего имени не запомнили – даже профессора Гадюкина. Того это не на шутку уязвляло, хотя он и сам признавал, что «Аристарх Митрофанович» запомнить несколько сложнее, чем коротенькое «Таня».
Так прошел и второй год. Разочаровавший всех проект «Центавр» был задвинут в дальний ящик. Занимались им теперь спустя рукава, уже мало на что надеясь. Инопланетяне чувствовали себя хорошо, но не желали ни обучаться земным языкам сами, ни помогать выучить свой. Были перепробованы все известные способы общения – от азбуки глухонемых до криптографического письма. Центавриане каждый раз вежливо внимали суетящимся вокруг людям, но не более того.
Профессор Гадюкин лично выдумал несколько новых способов и принимал любые посторонние предложения – вплоть до самых дурацких. Именно ради центавриан был запущен проект «Мнемозина», призванный найти способ читать мысли… но здесь спасовал даже уникальный гений Гадюкина.
Правда, аппарат «Мнемозина» в конце концов все же появился на свет, однако совершенно не таким, каким задумывался…
По мере того, как проваливались попытка за попыткой, интерес к пришельцам все больше ослабевал. Кое-кто даже начал вспоминать о той шутке Гадюкина насчет вскрытия и препарирования… только теперь уже всерьез. Пока что дальше разговоров дело не заходило – инопланетян всего две штуки, чтоб так просто ими разбрасываться, – но время шло, контакта по-прежнему не было, и идея привлекала все новых сторонников…
Закончился третий год. Гадюкин так и не добился ничего интересного. Вот разве что центавриане слегка располнели – от обильного питания и малоподвижного образа жизни.
Других перемен не наблюдалось.
К проекту «Центавр» уже давно относились так же, как в больнице относятся к постоянному пациенту. Вылечить не удается – но не выгонять же на улицу?.. Пусть лежит себе – койку не продавит…