– В нашем поселке есть враги фюрера. Они хотят, чтобы мы проиграли войну. Тебе не попадались их листовки?
– Нет, – выдержал пронизывающий взгляд Фридрих, – не попадались.
– Они ненавидят всех настоящих немцев, – продолжал шепотом ортсгруппенляйтер, – особенно тех, кто кое-чего стоит! – Сделал паузу и спросил внезапно: – Ты ничего не слыхал про смерть Рапке?
– Дурак, полез под вагоны, – Ульман стукнул кулаком по лавке. – А вагоны у нас, – глуповато усмехнулся, – катятся…
– Хе-хе, – хохотнул Носке. – Говоришь, катятся… Но все же, – сделал таинственное лицо, – может, ты слыхал, у нас некоторые из рабочих говорят: так, мол, ему и надо, этому Рапке?..
«Ишь, куда метит», – подумал Ульман. Вдруг ему стало весело. Если бы Носке мог только представить, с кем он разговаривает! Интересно, какую бы физиономию он состроил?
Фридрих раз-другой моргнул, наклонился к самому уху ортсгруппенляйтера, прошептал таинственно:
– Слыхал…
– Ну-ну, – встрепенулся тот.
– Говорят: так и надо… Этот Рапке нарушал правила безопасности…
– Кто говорил?
Фридриху показалось: ухо Магнуса Носке зашевелилось от нетерпения.
– Инженер Герлах… – назвал Ульман фамилию начальника депо.
Носке разочарованно крякнул: кого-кого, а Герлаха не заподозришь – старый член СА.
– Наверное, так оно и есть, – произнес, изображая безразличие. – Инженер знает.
– Солидный человек, – согласился Ульман.
И снова Фридриху показалось, что горбун смотрит на него с каким-то особенным интересом. Выдержал острый взгляд въедливых глаз. Сказал как можно откровеннее:
– Почему вы так смотрите на меня, ортсгруппенляйтер? Неужели я не угодил вам?
– Нет, почему же… – Носке положил ладонь своей длинной руки на колено Ульмана. – Мне всегда приятно разговаривать с умным человеком.
– И мне тоже… – Фридрих спрятал иронию в широкой улыбке.
– Умные люди всегда поймут друг друга! – радостно осклабился Носке. – Я надеялся на это и искренне сожалею, что раньше так редко встречался с тобой.
– Для меня это честь! – Ульман всей пятерней обхватил подбородок и пригласил: – Заходите ко мне почаще. Может, хотите рюмку шнапса?
– Не надо, – остановил его ортсгруппенляйтер. – В другой раз… Я буду наведываться к тебе. – Оглянулся воровато. – А ты смотри и слушай. Может, узнаешь что о листовках или вообще кто недовольный… Тогда сразу же ко мне…
– Угу! – согласился Ульман и так похлопал своей огромной рукой по плечу горбуна, что тот отшатнулся.
– Медведь! – зло сверкнул глазками, но тут же овладел собой. – А сила у тебя того… есть еще… – произнес уважительно. – Так мы договорились?
Ульман кивнул. Смотрел, как осторожно ступает Магнус Носке между грядками, чтобы не запачкать блестящие сапоги. Плюнул ему вслед. Почувствовал омерзение к этому человеку с длинными, до колен, руками и коротким туловищем. Ульман никогда даже в мыслях не позволил бы себе насмехаться над физическими недостатками человека, наоборот, всегда симпатизировал людям, обиженным природой, но здесь не мог перебороть себя. Носке напоминал ему тарантула. Хотя Фридрих никогда и не видел тарантула, но именно такое сравнение почему-то возникло у него.
Хорошо, что ортсгруппенляйтер не оглянулся в этот момент, – многое прочитал бы на лице Ульмана. Когда же тот прикрыл за собой калитку и посмотрел через забор, Фридрих пришел в себя – улыбнулся и даже приветливо махнул рукой на прощание.
Опять пришлось выкурить внеплановую сигарету: надо было собраться с мыслями. Фридрих постоял несколько минут, опершись спиной о грушу, потом крикнул Марте, чтобы вынесла пиджак, и неторопливо направился к центру поселка.
Издали заметил сына. Горст стоял возле клуба в окружении юношей и, очевидно, рассказывал что-то, размахивая рукой.
Эта привычка, жестикулировать разговаривая, всегда раздражала старого Ульмана и приносила Горсту в детстве немало неприятных минут. И все же искоренить ее Фридриху так и не удалось – Горст был упрямым мальчишкой, и окрики отца лишь пробуждали в нем неосознанный отпор.
Ульман остановился за несколько шагов от молодежи, став так, чтобы сын не видел его, а сам он слышал каждое слово Горста. Сделал вид, что рассматривает витрину магазина.
Разговор шел о вчерашней кинохронике, посвященной операциям вермахта в Польше. Фридрих искоса взглянул на сына, и лицо его невольно расплылось в гордой улыбке. Что ни говори, а парень вырос разумный: рассуждает так, что сам Гиммлер вряд ли придрался бы к нему, – и в то же время себе на уме… Знает, кто его слушает, – пареньки, которые не сегодня завтра пойдут в армию, – и нарочно сгущает краски. Со стороны слова Горста звучат вполне патриотично – солдат умирает, не испугавшись смерти, – но стоит внимательнее посмотреть в глаза слушателей… Должно быть, не очень хочется им умирать…
А Горст уже перескочил на собственные фронтовые воспоминания. Старик усмехнулся: послушать парня, так не поймешь, как обходится бедный рейх без такого солдата!
А те, что слушают, пораскрывали рты… Да и как не слушать, когда Горст Ульман воевал чуть ли не год в России. Там, где-то возле Днепра, ему оторвало пальцы на руке. Но что такое пальцы, когда на груди красуется Железный крест второй степени – заветная мечта всех пятнадцати- и шестнадцатилетних!
Горст все размахивает и размахивает руками. Интересно, куда он клонит?
– Без руки или ноги, – разглагольствует, – я еще солдат. Это чепуха, что меня списали в тыл. Когда русские подойдут к границам рейха, такие, как мы, еще пригодимся…
Ульман удовлетворенно прищурился. Неплохо сказал парень: может, кто-то и задумается – война все ближе придвигается к границам Германии, и что ожидает рейх, если возникнет потребность даже в безруких солдатах?
– Но, – продолжает Горст, – в руку редко когда попадают. А если пуля не зацепит кости, то это вообще, – презрительно тряхнул головой, – не ранение. Настоящая рана – это когда в грудь или в живот. Правда, после такой мало кто поправляется, но это никогда не пугало солдат фюрера!..
Хитрый Горст: рассказал, как умирал в госпитале сосед по койке – унтер-офицер. У него была тяжелая рана в живот. Пять дней мучился в агонии, почернел. Несло от него уже мертвечиной, а он скрипел зубами и кричал, что хочет жить. Только жить! А для чего?..
Горст поучительно поднял палец:
– Очевидно, хотел вернуться на фронт! Правда, иногда ругал своего ротного командира, но думаю, делал это бессознательно…
– Он выжил? – испуганно спросил паренек лет пятнадцати с задористым, как у петуха, чубом.
Горст похлопал его по щеке.
– Конечно, умер, но какое это имеет значение? Лучше, правда, когда пуля попадет сразу сюда, – ткнул пальцем юношу в лоб, – но, к сожалению, это от тебя не зависит…
Паренек испуганно отшатнулся, машинально проведя рукой по лбу. Видимо, не разделял Горстовых мыслей, ибо тихонько подался назад, спрятавшись за спины товарищей.
– Эй, Вернер! – позвал вдруг Горст. – Иди сюда, расскажи этим соплякам, как ты потерял ногу.
Примечания
1
Округ (англ.).
2
Руководитель местной нацистской организации (нем.).
3
Полковник (нем.).
4
Глупец, дурак, буквально – дурная голова (нем.).