– Среди бела дня? – с сомнением покачал головой Чернов. – Нет, Анатолий Станиславович, это исключено. Тревогу объявили на всех соседних заставах комендатуры, потом отряда. Попыток нарушения границы не зафиксировано.
– Работу среди местного населения провели? – спросил Третьяков.
– Обижаете, Лев Михайлович. Это же азы нашего дела.
– Хорошо, – сказал генерал. – Подключаемся и мы к этой операции «Бульдозер». От нас к вам поедет майор Колмаков. Он бывший ваш коллега, носил зеленую фуражку, найдете общий язык. Все свободны, кроме группы полковника Митрошенко.
Когда остальные сотрудники разошлись, Лев Михайлович сказал оставшимся:
– Как вы знаете, мы создали вашу группу с намерением надежно прикрыть новый научно-исследовательский институт академика Колотухина от любых подходов, которые, безусловно, начнут искать к этому оборонному учреждению западные спецслужбы. Прежде чем Анатолий Станиславович доложит о намеченных вами и осуществляемых мероприятиях, я хочу предупредить вас, что командировка Николая Ивановича в Кронборг носит эпизодический характер, он по-прежнему работает в вашей группе. Впрочем, может случиться так, что бульдозер на заставе номер один и охраняемый вами объект – звенья одной хитромудрой сети, которую начала сплетать новая резидентура. Но к делу. Слово полковнику Митрошенко.
В первом часу ночи майора Колмакова разбудил телефонный звонок. Он приподнялся в постели, снял, не открывая глаз, трубку и сказал, что слушает.
– Доброй ночи, Николай Иванович, – проговорил голос генерала Третьякова. – Впрочем, ночь эта вовсе не добрая. В Кронборгском отряде новое ЧП. Я послал за вами машину. На военном аэродроме ждет вертолет – он доставит вас на КПП Клюквенное. За ночь разберитесь, потом доложите мне лично. Я буду там в первой половине дня. Руководство погранотряда уже в Клюквенном. Желаю успеха!
«Вот тебе и Илья Ефимович Репин, вот тебе и Пенаты», – подумал майор Колмаков, выпрыгивая из постели.
– Тома, – сказал он проснувшейся жене, – готовь мою «допровскую корзинку»…
Тамара проводила его до крыльца, спустившись вместе с ним на лифте до первого этажа. Машина из управления уже стояла у подъезда. Колмаков поцеловал жену в глаза и ощутил соленый вкус ее слез.
Вот от этого, плакать на проводах, он так и не сумел ее отучить.
VIII
Вертолет завис над дорогой, хорошо видной летчику в кончавшейся уже белой ночи, помедлил, примериваясь, и опустился на асфальт.
Еще с воздуха майор Колмаков увидел стоявшие у будки контрольно-пропускного пункта два уазика, «Волгу» и санитарную машину. А когда подлетали к границе, было видно, что по дороге к ней движутся мощный автокран и трактор К-700, вызванные для ликвидации следов происшествия.
Первым подошел к выпрыгнувшему из вертолета Колмакову его старый друг, старее не бывает – родились в одном роддоме в один день, – Артем Логинов, подполковник, заместитель начальника погранотряда.
– Здравствуй, Коля, – сказал он, пожимая Колмакову руку. – С приездом тебя… Пойдем. Завалишин в будке. Расспрашивает прапорщика. Его, бедного, сегодня уже в пятый раз допрашивают.
– Кто же это такое натворил? Ну и дела… – удивился Колмаков, глядя на сбитый шлагбаум и изувеченный трейлер. У санитарной машины стояли носилки, на которых лежал накрытый белой простыней труп.
– Он? – кивнул Колмаков.
– Увы, – ответил Логинов. – Еле вынули… Ждали тебя, не отправляли на экспертизу.
– А чего ждать? Воскресить его не сумею… И вообще – делайте так, будто меня здесь нет. Я ведь для связи послан – лично посмотреть и генералу доложить.
– Да, нас предупредили, что он прилетит утром вместе с начальником войск.
Они подошли к будке, и в это время в дверях ее показался полковник Завалишин, начальник Кронборгского погранотряда.
– С прибытием, майор, – сказал он. – Кое в чем мы тут уже разобрались… Можешь подключаться к расследованию. Логинов тебя введет в курс. Хочешь посмотреть? – Он повел глазами в сторону санитарной машины – в нее по безмолвному приказу Артема двое солдат-санитаров уже устанавливали носилки с трупом.
– Зачем? – поморщился Колмаков. Он побаивался мертвецов, по возможности не ходил на похороны, но старался, чтобы никто не заметил этой его слабости.
– С ребятами поговоришь? – спросил Завалишин. – Прапорщика Бычкова поспрашивай.
– В шестой раз? – не сдержался Колмаков и, спохватившись, что этой репликой выдает в какой-то степени Логинова, широко и открыто улыбнулся. – Вы мне сами расскажите, а потом, если надо будет, я с парнями поговорю. Личность установили?
– Куда там, – вступил в разговор Логинов. – На такое дело идучи документов не берут. В карманах десять рублей разными купюрами, мелочишка и сезонный проездной билет от Питера до станции Ольгино, на четыре месяца. Выписан на имя Ханжонкина Петра Елисеевича. Пистолет французской системы Лефоше, в обойме недостает двух патронов. Гильзы от них нашли в кабине.
Подкатил еще один уазик, из него выскочил высокий худощавый подполковник.
– Знакомьтесь, – сказал начальник погранотряда. – Это Зеленский, комендант участка. Товарищ с Литейного проспекта, майор Колмаков.
– А мы с Сергеем Прокофьевичем знакомы, – сказал Колмаков, подавая Зеленскому руку.
– Небось рыбачили вместе, – проворчал Завалишин. – Он у нас заядлый… Так вот. Поскольку гильзы в кабине, там он и стрелял… В кого? В водителя, конечно… Трейлер из совхоза «Синегорье». Шофера пока не нашли.
– Уже обнаружили, товарищ полковник, – сказал комендант. – На въезде в совхоз, напротив молочной фермы, в обочине. Владимир Феофанович Рыбин. Вот его документы. Труп я отправил на экспертизу.
– Ай-яй-яй, – горестно произнес Завалишин, раскрыв водительские права, – совсем еще парнишка…
– Со мной в машине заместитель директора совхоза, – сообщил Зеленский. – Я поднял его с постели. Авось что-нибудь добавит.
– Правильно, – одобрил Завалишин. – И пусть заместитель директора посмотрит на этого типа. Лицо у него, слава богу, сохранилось. Может быть, опознает. Тем более, он в форме бойца студенческого отряда.
Зеленский подбежал к машине и помог выйти оттуда Глушкину. Игорь Борисович был смертельно бледен, ступал он неуверенно.
– Это я, я во всем виноват, – отрешенно бормотал Глушкин.
К стоявшему поодаль прапорщику Бычкову подбежал ефрейтор Макарихин и заговорил о чем-то, показывая в сторону границы. Там, у разделительной черты, стояли офицер финской пограничной стражи и два солдата.
Бычков подошел к полковнику Завалишину и доложил, что на пост соседей прибыл финский погранкомиссар. Он знает, что товарищ полковник находится здесь, приветствует его и просит обменяться двумя-тремя словами без протокола.
Встреча погранкомиссаров двух сопредельных государств – серьезное на границе мероприятие. Она заранее обговаривается, обусловливаются вопросы, которые будут затронуты, ведется стенограмма. Но тут ЧП… В общем-то происшествие не касалось финнов, оно произошло на нашей территории, но, с другой стороны…
Начальник Кронборгского погранотряда по должности своей исполнял еще и обязанности погранкомиссара, поэтому сам мог решать: говорить или не говорить с Акселем Маури, который не поленился встать ночью и приехать на контрольно-пропускной пункт, чтобы сказать эти два-три слова ему, Завалишину.
– Передайте, что буду у разделительной линии ровно через пятнадцать минут, – сказал полковник.
Тем временем, отведя друга в сторону, Логинов быстро рассказал Колмакову о событиях сегодняшней ночи.
– Молодец этот ваш Бычков, – сказал Николай. – Четко сработал… Хотя случай, конечно, из ряда вон. На что он надеялся?
– Ты о ком? – спросил Артем.
– Об убийце, конечно…
– Видимо, ему нечего было терять. Вот установим его личность – поймем.
Подошли Зеленский с Глушкиным.
– Не узнали этого человека? – спросил Логинов.
– Не-нет, не-не узнал, – заикаясь, произнес Глушкин. – Это я… Это я во всем виноват!
– Успокойтесь, пожалуйста, – мягко сказал Логинов. – О чем вы, Игорь Борисович?
– Я послал Володю в Канельярви. У него вчера дочку из роддома… А я его… за панелями…
Наступило тяжелое молчание. Все поневоле задумались о бессмысленной жестокости случившегося ночью, о маленькой девочке, осиротевшей так рано, о ее молодой матери.
– Идут, – прервал молчание Зеленский.
– Извините, – сказал Завалишин, – я вас оставлю ненадолго. Провожать не надо. – И пошел к финской границе.
С финской стороны навстречу Завалишину шел погранкомиссар Аксель Маури. Чуть позади него двигались офицеры-пограничники. Но когда Аксель Маури увидел, что русский погранкомиссар идет один, то сделал знак рукой, и сопровождавшие его офицеры остановились.
Встретились Завалишин и Маури точно на линии границы. Финн протянул русскому руку. Русский засмеялся и сказал, что через порог здороваться нельзя – плохая примета.
– Тогда я нарушу границу и перейду к вам, – улыбаясь, сказал Аксель Маури и перешагнул линию. Он знал, что русские не любят даже на миг покидать собственную землю – все встречи погранкомиссаров проходили на советской территории, это стало уже традицией, – и нарушать ее Аксель Маури не стал – он уважал традицию.
Погранкомиссары поздоровались.
– У вас что-то произошло? – спросил финн. Он прилично говорил на русском языке, начал его изучать еще в сорок первом году, когда попал в плен на реке Свирь, где генерал Мерецков остановил наступление маршала Маннергейма. И поскольку Завалишин финский знал куда хуже, они всегда говорили по-русски.
– Несчастный случай, – вежливо ответил полковник.
– Говорят, пришлось стрелять.
– Возможно, – неопределенно сказал Завалишин. Зачем было что-то объяснять Маури? Нарушения границы не было, к финнам этот трейлер не выкатился. Значит, это внутреннее дело советских пограничников.
– Мы бы его вам все равно вернули, – сказал финский погранкомиссар.
Точно, они возвращали всех перебежчиков с нашей стороны. Вот норвеги, на севере пограничного округа, те не возвращали, любому уголовнику предоставляли политическое убежище. Известное дело – членство в НАТО обязывает… А финны – молодцы. На границе с ними служить можно. Хотя у них есть противники такой дружественной договоренности Финляндии и СССР – это, дескать, противоречит правам человека. Но в данном случае какое тут право? Право застрелить молодого парня, выбросить его труп из машины и уйти от справедливого возмездия?
Аксель Маури будто прочел мысли Завалишина.
– Есть жертвы? – спросил он.
– Есть, – нахмурился Федор Николаевич.
– Я вот почему побеспокоил вас, господин полковник, – заговорил финский погранкомиссар. – Кажется, его ждали… Мне доложили, что егерь, живущий в поселке Фуруельм, наблюдал «вольво», которая вчера вечером несколько часов стояла на рокадной дороге между нашей заставой и поселком. Когда здесь у вас появился этот шум, автомобиль вышел на шоссе Москва – Хельсинки – Стокгольм и ожидал еще четверть часа. Потом на большой скорости ушел.
– Спасибо, господин Маури, – поблагодарил Завалишин.
– Кушайте на здоровье, – засмеялся финский погранкомиссар. – Только вам сказал про «вольво» без протокола.
– Понимаю, – ответил русский полковник.
Глава вторая
I
Отходную комиссию на «Вишере» ждали в полдень.
Экипаж теплохода собрали к восьми утра, чтобы заранее убедиться: никто не заболел, все готовы идти в рейс, и нет необходимости озадачивать отдел кадров пароходства, в авральном порядке искать замену.
Задержался, правда, токарь Василий Шкаев, и старший механик – дед, как его уважительно величали, любивший этого великого умельца, хотел даже такси за ним отправить, но к одиннадцати часам Вася явился, правда, потерянный вовсе и опустошенный. Оказалось, что погиб его дружок Володя Рыбин, и надо было помочь молодой вдове и безутешной матери. Вася даже заикнулся было о замене, хотел пропустить рейс, взять отпуск, но дед замахал руками, стал кричать, что движок у них такой же старый, как у него, стармеха, собственный мотор, что без Васи, умеющего любую запчасть сделать не хуже чем на заводе «Вяртсиля», родителя «Вишеры», теплоходу полный зарез, а идут они в Южную Америку, океан впереди и так далее.
Дед так разошелся, что Васе стало его жалко, он оставил свою затею, Володю все равно не вернешь, а работать кому-то надо. К тому же заместитель директора совхоза Игорь Борисович Глушкин сказал ему, что и без него все сделают как полагается.
Нервничал и второй штурман Олег Давыдов, у которого не были подписаны коммерческие акты по какао-бобам, которые теплоход доставил в Ленинград из бразильского порта Ильеуса в прошлом рейсе. Акты надо было сдать в контору до отхода, а портовые хитрованы артачились, желая соблюсти собственный интерес. Но к обеду все уладилось.
В половине первого появились власти: медицинские, таможенные, пограничные. И из портнадзора, конечно.
Оформление отхода прошло без осложнений, вскоре прибыл на судно лоцман, буксиры отвели «Вишеру» от причала, и старый, но еще надежный теплоход из славной когда-то серии рысаков, отплававший более четверти века, медленно двинулся по Морскому каналу в Финский залив.
Отходная вахта пришлась на долю второго штурмана, но поскольку шли каналом до самого плавмаяка, который стоит на якоре за Кронштадтом у острова Толбухина, капитан Сорокин отпустил Олега в каюту. Все равно ему, капитану, положено находиться на мостике, а у парня документации накопилось до черта, надо подбить бабки. Ночью второму штурману стоять вахту, завтра вечером они войдут в Кильский канал, а в восемь ноль-ноль станут к причалу Гамбургского порта, куда агентская фирма минута в минуту подгонит вагоны с грузом для Южной Америки.
«Золото у нас, а не кэп, – размышлял Давыдов, спускаясь с мостика к себе в каюту. – Одно удовольствие с таким плавать…»
Около шестнадцати часов к Олегу заглянул судовой врач Борис Кунин. Это был атлетического сложения тридцатипятилетний мужчина, весельчак, балагур, знаток всяких там «соней», «грюндиков», «интерспейсов», магнитофонных приставок, колонок и всевозможных ансамблей.
Борис Кунин относился к второму штурману с особым чувством, поскольку обязан был ему жизнью. На стоянке в бразильском порту Сантус Олег в мгновение ока выхватил его из-под падающих из прорвавшегося стропа металлических бочек с химикатами. И Борис, увидев, что стокилограммовые штучки грохнули на то самое место, где он перед этим стоял с фотоаппаратом в руках, снимая на слайд живописную группу мулатов-грузчиков, понял, что избежал смерти лишь благодаря завидной реакции дзюдоиста Давыдова. Кунин всегда симпатизировал Давыдову, а после этого случая проникся к Олегу, который был моложе его на восемь лет, чувствами старшего брата.
– Захожу на мостик, а тебя нет, – заговорил он, привычно улыбаясь. – Мастер говорит: не волнуйтесь, доктор, ваш приятель получил от меня тайм-аут. Можете навестить его в каюте, но при условии: на одну сигарету – он весьма занят. Поэтому дай мне прикурить, спалим по сигарете да пойдем пить чай. Уж против обязательного посещения кают-компаний даже кэп возражать не может.
Они закурили, и Олег, вздохнув, посмотрел на приличную еще пачку необработанных документов.
– Значит, в Ухгуилласун мы в этот раз не заходим? – спросил Борис.
– Так я тебе еще два дня назад сказал, что этот заход отменен. Новая фирма в Ухгуилласуне, с которой мы заключили контракт, вместо трехсот тонн груза зафрахтовала для нас более четырех тысяч. Куда нам столько! Вот пароходство и решило послать туда другое судно в балласте. Оно все и заберет, а мы топаем, дорогой Боря, в эту самую Фээргу, в бывший вольный город Гамбург.