– Но ты остаешься ее мужем!
– Мне не нужна жена, которая меня проклинает. А ей не нужен проклятый муж! Я больше не считаю ее своей женой. Можешь так и передать… когда она вызовет тебя ночью на старом кургане!
– Она объявила, что не может избрать нового мужа, пока ты жив. Если не я, то другой герой будет искать твоей смерти, чтобы вместе с тем обрести блаженство ее любви.
– Хоть еще восемь раз. Это все?
– А тебе не знать покоя, счастья и побед, пока не исполнится проклятье и ты не погибнешь, испытав унижения слабости, поражения и позора, которые ты навлек на священную землю Туаля.
– А ты скажи спасибо, что тебя убили, а не отправили обратно на Туаль с таким позором. – Торвард с усилием усмехнулся. – Убить меня вам, туалам, невозможно. Она сама сделала так, что мои сильнейшие желания не исполняются. А я сильнее всего желаю смерти. И потому ходить меня убивать бесполезно. Это тоже можешь ей передать. А теперь иди ты…
В Аскефьорде это называют «послать по старой дороге». Описание пути получилось длинное, запутанное, но вместе с тем не лишенное своеобразной красоты и соразмерности, как линии узоров на старинных поминальных камнях. Торвард вообще отличался большой свободой в выборе выражений, но, будучи конунгом, знал, что брань служит не только своей прямой цели, но еще неплохо способствует отгону всяческой нечисти. Говорят даже, что в этом состояло ее первоначальное предназначение, забытое за давностью лет, и что в те дремучие времена этим языком владели только жрецы – предшественники нынешних конунгов, которые были для своих земель верховными жрецами и военными вождями одновременно. Торвард сын Торбранда, выросший среди хирдманов и с семи лет спавший обычно в дружинном доме, этими «описаниями древних дорог» владел в совершенстве.
И старое средство подействовало. Фигуры, окруженные голубоватым ореолом, потускнели, сжались вновь до маленьких сине-рыжих огоньков и стали отступать, словно невидимый ветер сдувал их обратно в море.
Вот последний огонек проплясал над волнами и погас. Фьялли вздохнули с облегчением и опустили щиты.
Торвард снова снял шлем и распустил волосы. Так ему было легче дышать и мыслям в голове словно бы становилось просторнее. Это нападение, этот приход свежих покойников были не так уж страшны сами по себе, но они еще раз напомнили, что проклятье его живо. От него нельзя спрятаться на тихом острове Фидхенн или укрыться в объятиях королевы Айнедиль. Оно шло за ним, и Торвард понимал, что самое для него правильное – самому пойти навстречу своей судьбе.
Вернувшись в Арб-Фидах, Торвард приказал готовить корабли к походу.
– Мы хорошо провели эту зиму, много лучше, чем могли рассчитывать, – говорил он вечером на пиру местного праздника, который тут называли День Ягнят. – Но не можем же мы остаться здесь навсегда. Мое проклятье уже приходило сюда за мной, и я не хочу, чтобы оно явилось снова. А мне пора посмотреть, что делается в других землях.
– Было бы очень хорошо, если бы ты, супруг мой, наведался во Фьялленланд и собрал там положенную тебе дань, – отвечала на это госпожа Айнедиль. – Думаю, лета тебе на это хватит. Но я бы хотела, чтобы к зиме ты снова вернулся сюда. К тому времени наш ребенок уже родится, и я хочу, чтобы ты сам дал ему имя.
– Ради такого дела стоило бы вернуться, – мрачно ответил Торвард. Ему сейчас была неприятна мысль о каких бы то ни было обязательствах. – Но, как ты знаешь, каждым человеком правит судьба, а я еще менее прочих властен распоряжаться собой.
– Но ты не можешь оставить меня, нашего ребенка и весь остров без защиты. Как знать, не явится ли сюда опять какой-нибудь вождь и не увезет ли в рабство меня саму вместе с нашим ребенком. Ведь эти люди, – она кивнула на Гуннара с его хирдманами, которые сидели за дальним концом стола, – не те, кого я ждала.
– Да, то, похоже, был Эдельгард винденэсский. Он потом ушел на Эриу.
– Но он может явиться сюда опять!
– После того, что я натворил зимой в Винденэсе, ему теперь не до тебя и твоих коз. Он будет искать меня. И самый верный способ для меня оградить Фидхенн от возвращения Эдельгарда – уйти отсюда. И подальше.
– Мой отец, Эйфинн ярл, владетель Тюленьих островов, будет очень недоволен, если узнает, что его дочь оставлена без защиты! – сдержанно намекнула королева Айнедиль.
Торвард увидел в этом угрозу, а ничем вернее его нельзя было привести в ярость.
– А я не нанимался охранять его дочерей! – рявкнул он и швырнул рог для питья, который держал в руках, прямо в горящий очаг. Пиво брызнуло во все стороны, полетели угли, люди вздрогнули и отшатнулись, только госпожа Айнедиль осталась невозмутима, как и полагается верховной жрице и королеве. – Эйфинн ярл не платит мне денег! И я ни к кому не нанимался, я делаю то, что хочу! И когда хочу! И где хочу! И никого не спрашиваю, где мне быть и что делать! Если Эйфинна ярла так заботит участь этого куска дерьма, пусть бы сам давал дружины охранять его! А я ему ничем не обязан!
– Но я – твоя жена, и твоя собственная честь требует…
– Я не сватался к тебе. – Торвард, с усилием пытаясь взять себя в руки, сжал кулаки и грохнул по столу перед собой. Заранее готовый к приступу собственной ярости, он запасся терпением, но сейчас чувствовал, что надолго его не хватит. – Я что – просил и умолял? Я, наоборот, еще в тот первый раз, в пещере, сказал, что не могу остаться с тобой надолго, что я проклят и мое проклятье не дает покоя ни мне, ни тем, кто рядом со мной. Я это говорил? Говорил! Я ничего не могу с этим сделать! И если ты тоже ничего не можешь сделать, то хотя бы не мешай мне унести это все подальше отсюда! Ради твоего же блага! Потому что рядом со мной никому хорошо не будет!
Госпожа Айнедиль побледнела и сжала дрожащие губы, стараясь удержать слезы. Торвард отвел глаза: ему было стыдно, но он не мог ничего поделать с тоской и раздражением. Прошлым летом он вот так же ушел из Аскефьорда, чтобы не причинять горя и не приманить беду на своих людей, а теперь вынужден был уходить с Козьих островов, чтобы не навлечь удара судьбы на них.
– Ну, ну! – Сельви встал и примиряюще развел ладони, словно отгораживая спорщиков друг от друга. – Ведь ты, конунг, как мы теперь знаем, в родстве с госпожой Айнедиль. А значит, нам в любом случае не годится оставлять ее без помощи, тем более что Эйфинн ярл и правда может… не понять, посчитать это пренебрежением и бесчестьем, а зачем нам такой сильный враг в этих морях?
– Ты думаешь, я испугаюсь Эйфинна ярла? – Торвард злобно глянул на своего хирдмана. – Я должен тебе или еще кому-то объяснять, кто я такой?
– Конунг! – Халльмунд не выдержал, вскочил из-за стола и кинулся к своему повелителю. – Конунг, уймись! Ведь это не ты, это – она!
Торвард мрачно глянул на своего друга и отвернулся. Он знал, что не собственная душа, а Эрхина и ее проклятье заставляет его все это делать, но пока был не в силах побороть чужую волю.
– Не огорчайся, госпожа, мы что-нибудь придумаем! – утешал Хедлейв королеву Айнедиль. Она тоже взяла себя в руки, но оставалась такой же бледной и замкнутой. – Ты ведь жрица, ты понимаешь, какую тяжесть наш конунг на себе носит.
Айнедиль это понимала, но ей очень не хотелось остаться снова одной, на острове, почти беззащитном перед любым «морским конунгом», который поплывет мимо, и с ребенком под сердцем, который родится, не имея отца. В ее положении это было не страшно: среди потомков круитне род считался по женской линии, и ее ребенок получит уважение и права на власть уже потому, что родится от Айнедиль, дочери Градере, внучки Моглионн и правнучки Кальях. А кто его отец – не так уж важно. Но в ее роду не было больше мужчин, способных и наречь, и защитить, и воспитать ребенка как должно, и это мучило ее.
Но все-таки Айнедиль была не Эрхина. Она лучше понимала Торварда и его судьбу и не пыталась свалить лбом дерево. Подумав, на следующий день она предложила иной выход.
– Если ты сам должен уехать, тогда оставь здесь другого человека, который будет моим мужем и защитником, – сказала королева Айнедиль. – У тебя достаточно знатных вождей, чтобы среди них можно было выбрать достойного.
– А что, это мысль! – Торвард оживился. – Знатных вождей – да сколько угодно! Вон, Эйнар хотя бы! Эй, Эйнар! – Он поискал глазами наследника Асвальда Сутулого, который как раз доказывал Ториру Прогалине, что с таким красным носом, как у него, никаких сторожевых костров не надо. Гуннар Волчья Лапа заинтересованно поднял голову, но его Торвард за «знатного вождя» не считал и не заметил. – Хочешь жениться на королеве?
Эйнар, ошарашенный этим предложением, будто внезапным ударом по голове, издал какой-то неопределенный звук и покраснел от напряжения.
– Э, да его переклинило! – озадаченно воскликнул Ормкель. – Конунг, может, похлопать его по спине?
Эйнара и в самом деле «переклинило». Уже год он мучительно завидовал Аринлейву, который, будучи всего лишь внуком кузнеца и сыном хирдмана, женился на девушке из рода священных правительниц острова Туаль – девушке, равной по происхождению той самой фрие Эрхине, которая с презрением отвергла сватовство самого Торварда конунга! Теперь же самому Эйнару предлагалась не просто королева в жены, но и возможность стать с ней королем целого острова! Расскажи ему кто дома о такой возможности – пешком бы по морю побежал! Но почему-то сейчас это счастье вовсе не казалось счастьем, наоборот, становилось тоскливо при мысли, что дружина уйдет в море, за подвигами и славой, а ему придется провести всю жизнь, обходя дозором побережья, гоняя «морских конунгов» и защищая пастухов, которые мало чем отличаются от своих овец и одеты в основном в те же шкуры. Он уже совсем настроился, как и вся дружина, что через несколько дней придет пора сталкивать корабли, и вот дружина уйдет без него, а он останется… как дурак, хоть и король.
– Я… – пробормотал он. – Я тоже хочу в поход… Я что, один здесь самый знатный?
– Кидайте жребий, – предложил Торвард. – Но один из вас останется здесь. Или ты, или Хедлейв. Халльмунд мне в походе нужен.
Уже было известно, что королева Айнедиль беременна, то есть женившийся на ней получит сразу и жену, и ребенка, которого придется считать своим. Острову это все равно. Но Эйнар вырос в другой стране и в других понятиях, тем более что…
– Мне нельзя! – завопил он, цепляясь за спасительную мысль. – Я же единственный сын! Я последний мужчина в своем роду, и если я не вернусь в Аскефьорд, то род Стражей Причала из Висячей Скалы прервется. Ты же не желаешь Аскефьорду такого несчастья, конунг! Пусть Хедлейв! У него еще два брата, и все равно все Флитиру достанется, ему и дома не на что надеяться, только и остается, что завоевать себе владения в чужой стране. Он еще и рад должен быть…
И он бросил испуганный взгляд на Хедлейва – а вдруг тот не ценит своего счастья?
– Я останусь, конунг, если ты хочешь. – Хедлейв кивнул, хотя вид у него был скорее задумчивый, чем радостный. – Я всю жизнь искал сказание, а тут вдруг оно меня нашло. Значит, судьба.
Вместе с Хедлейвом согласились остаться еще около сорока фьялленландцев, в основном из младших сыновей бондов, кто ходил в походы, надеясь разбогатеть и основать собственное хозяйство. Здесь у них появилась такая возможность, притом что новый правитель острова всегда мог собрать из них дружину, если у берегов появится враг.
И уже через несколько дней, простившись с королевой Айнедиль, Торвард вышел в море. Наступила весна, освобожденный от холодов и тьмы мир снова стал широким и просторным, а в Западных морях для достойного человека найдется немало возможностей для подвигов и славы.
Первым делом Торвард конунг оправился на Тюленьи острова – то самое место, куда стекались новости восточных и западных морей и где скорее всего можно было узнать, что происходит в мире. Там жил и правил отец королевы Айнедиль, Эйфинн ярл. Халльмунд и Сельви отговаривали его ехать туда, сомневаясь, не усмотрит ли островной ярл обиды в том, что конунг фьяллей покинул его дочь. Но Торвард не желал слушать, а вернее, как подозревал Халльмунд, нарочно искал опасности. Его душа жаждала хорошей драки, и ему было все равно, найдет он ее на Зеленых островах или на Тюленьих. Тюленьи были ближе.
Подойдя к Большому острову, где стоял Ярлсхоф – усадьба Эйфинна ярла, Торвард велел подтянуть одну из лодок и послал гонца на берег – предупредить, кто именно явился. А сам сел на одну из скамей под мачтой, вытянул ноги и стал ждать. Всем хирдманам «Ушастого» и «Единорога» было приказано надеть шлемы и кольчуги, а все оружие держать наготове, что и было исполнено охотно, с полным сознанием уместности такого распоряжения. Халльмунд, Сельви с сыном и некоторые наиболее благоразумные люди считали, что конунг нарывается совершенно не по делу, но большинство только ухмылялось.
– А будет выделываться, мы и Эйфинну ярлу по шее надаем! – говорил Эйнар, и ему отвечало одобрительное ворчание. – Тут добычи как в пещере Фафнира, не зря же Эйфинн ярл столько лет дань собирает со всех проплывающих, да на острова каждое лето ходит, да по морям лазает, да на вандров ходил прошлым летом. Пусть только попробует не оказать нашему конунгу почтения – мы с него голову снимем и к заду пришьем!
– Ага, и новым ярлом Тюленьих островов будешь ты! – издевательски отвечал Ормкель.
– Так не ты же, медведище! – оскорбленно заорал Эйнар. – Неуч, бродяга, разгильдяй!
– А ты разряженная ломака! – рявкнул в ответ Ормкель и привычно покраснел от злости. – Да на тебе всяких гребешков и ухоковырялок больше, чем оружия! Чем ты будешь воевать, зубочисткой?
– Да уж конечно, у меня меч покрасивее твоего! Ты-то схватишь первую попавшую железяку, лишь бы с виду прямая была, и давай бежать на приступ, рот раззявил, орешь, как великан, думаешь, все враги от страха попадают!
Два друга-соперника привычно ругались, хирдманы привычно посмеивались. А на берегу тем временем собиралась толпа: местные рыбаки, пастухи, приехавшие обменять сыр и молоко на рыбу, женщины с разделочными ножами, дети с собаками, торговые гости, оказавшиеся в этот день на Большом острове, – самый разный люд собирался посмотреть, кто такой прибыл и что из этого выйдет.
Прошло совсем немного времени, как на причале появился сам Эйфинн ярл с дружиной. Впрочем, он взял с собой не более двух десятков человек, а значит, настраивался не на битву. Такой чести от независимого ярла дожидались очень немногие, но Торвард и был из тех очень немногих, кто рангом превосходил его, а славой и доблестью не уступал. К тому же его дружина насчитывала больше двухсот хорошо вооруженных и умелых хирдманов, а большая драка на пороге собственного дома, как видно, была Эйфинну ярлу не нужна, поэтому он предпочел проявить учтивость. Он даже надел красный плащ и скрепил его золотой застежкой, показывая, как ценит знатного гостя. Один из его людей вернулся в лодке вместе с Регне и почтительно пригласил Торварда конунга сойти на берег и принять гостеприимство Эйфинна ярла. Торвард криво усмехнулся: именно потому, что ему хотелось как следует подраться, Эйфинн ярл был настроен исключительно миролюбиво. Ведь в его проклятие входило то, что его желания не будут исполняться.
Выяснилось, что ко дню их появления островной ярл уже сам снарядил корабли, собираясь проведать свою дочь.
– Я слышал, что в конце лета там пошарил Эдельгард ярл с Квартинга, – рассказывал он, когда Торвард уже сидел на почетном гостевом месте, а его хирдманы вовсю налегали на пиво, мясо, рыбу, хлеб и сыр.
– Так это был действительно Эдельгард сын Рамвальда? – оживленно переспросил Торвард. – Тролль его раздери – какая досада, что я его не застал!