Каждый человек, если его спросить, кто он, не задумываясь скажет: русский, француз, армянин, англичанин, масаи, ирокез. Ни одной минуты не задумается. А что это такое и как его определить по-научному? Этот элемент мозаичной антропосферы – он кто? Так вот отвечаю: этнос – это система. Это, во-первых, система закрытая, а во-вторых, корпускулярная. И в-третьих, это система, которая начинается и кончается. Она возникает и исчезает. Для того чтобы повторить этот процесс, нужна энергия. На какой энергии работает этногенез? На энергии живого вещества биосферы, которую открыл наш великий естествоиспытатель В. И. Вернадский и которая движет всеми живыми существами: муравьи, лемминги, люди, которые поехали вместе с Колумбом и после него в Америку. Арабы, которые внезапно двинулись из глубины своего полуострова и захватили земли от Луары до Инда и Памира – колоссальную территорию с большим населением. Всех завоевали! Откуда это взялось? Это та самая энергия, которая дает видимый нам эффект – пассионарность. Пассионарность – это тот эффект, в котором она проявляется в нас, в людях. Как она проявляется у животных – это надо спросить у зоологов.
Итак, мы принимаем утверждение, что события происходят вследствие наличия энергии живого вещества биосферы. Да и в самом деле, как без этого обойтись? Любой процесс требует для своего осуществления той или иной формы энергии – электромагнитной, тепловой, механической, какой угодно. Но вот вопрос: почему эта энергия не распространена по всей поверхности Земли, населенной людьми, то есть Ойкумены, равномерно? В одних случаях ее бывает невероятно много, происходят как бы вспышки, за которыми следуют снижение активности и, наконец, исчезновение.
Собственно говоря, пассионарный толчок – это появление в определенном регионе какого-то количества пассионариев, то есть людей, стремящихся сделать больше, чем нужно для поддержания жизни своей и своего потомства. Причем им безразлично, принесет это пользу или вред. Они хотят действовать, то есть у них есть избыток энергии.
Что это за люди? Биологи просто скажут, что это мутанты. Мутация очень слабая, маленькая, не нарушающая сомы человека, а только влияющая на его поведение, то есть на гормональную и нервную системы.
Пассионарные толчки располагаются на Земле не беспорядочно, не точками и не пятнами, а длинными цепочками, линиями, которые между собой совершенно не связаны. Это очень длинные полосы, на которых вдруг появляются вот эти мутанты, называемые нами пассионариями, и захватывают они примерно половину земного шара (глобуса), не переходя на вторую, противоположную сторону.
От чего это может быть? Земля испытывает, как известно, целый ряд космических воздействий. Солнечная активность здесь неприменима: она не дала бы таких полос, которые достигают длины половины глобуса, сосредотачиваясь в каких-то конкретных местах. Так что гипотеза о происхождении пассионарности от солнечной активности не годится. Может быть, предлагают объяснение геологи, это действует распад урановых руд? Но руды залегают тоже в определенных местах, и там пассионарии не появляются.
Остается третий вариант: это энергия, которая попадает на Землю из космоса. По этому поводу от кого я только не наслушался, что я, мол, подвожу к Господу Богу, но Господь Бог занимается гораздо более серьезными вещами, чем мутагенез. Поэтому такие выводы были совершенно не по адресу и несправедливы.
Земля находится не в вакууме, а просто в разреженной материи, которую пронизывают потоки космических частиц. Люди их влияние ощущают, но от чрезмерного их воздействия Землю защищает ионосфера.
Эти частицы пробивают ионосферу и одиннадцать других сфер, окружающих Землю, достигают земной поверхности и влияют на биосферу. Но это влияние очень слабое (если оно оказывается на растения – то на семена, у животных – на зародыши), и оно создает мутации, то есть возбуждение энергии живого вещества биосферы на определенных участках земной поверхности. В последующем происходят расширение полос возбуждения и захват довольно значительных регионов. Так, арабы, например, возникли вследствие вспышки, которая произошла в VI в. Далее арабы действовали, распространяя свою пассионарность, свой образ жизни и свое мироощущение.
Но раз это энергия, то, как всякая энергия, она имеет свое энергетическое поле. И действительно, мы знаем электромагнитное поле, тепловое поле. Почему же названному виду энергии отказывать в праве иметь поле, тем более что мы видим такую интересную вещь: человек, выброшенный волею судьбы из состава своего этноса, у которого оборваны все системные связи, который оказался в чужой стране, тем не менее свято хранит свой стереотип поведения, свои идеалы, свое мировоззрение. И это ему не мешает.
Состояние рассеяния, или по-гречески диаспоры, характерно для очень многих народов. Цыгане, например, вышли из Индии в VIII в. и до сих пор остаются цыганами. Их что-то совершенно четко отличает от всех народов, среди которых они живут. Они не сливаются с этими народами.
Евреи разбросаны по всей Ойкумене и тем не менее остаются евреями, составляя суперэтнос, состоящий из целого ряда мелких этносов: ашкенази, сефарды, фаллаши, грузинские евреи и так далее. То есть существует определенное явление, которое я называю этническим полем, которое имеет все свойства поля и объясняет такие явления, как ностальгия, как дружба или вражда между народами. Никто не хочет враждовать ради вражды или ради выгоды.
Тот же самый Толстой написал замечательную повесть «Казаки» о том, как чеченцы шныряют около станицы Гребенской, вступая в перестрелки с терскими казаками. Я был там и эти места видел. Например, переправиться через Терек я бы не рискнул, потому что течение там страшное. Хотя я очень хорошо плаваю и никак не боюсь воды, я даже по колено боялся войти в Терек, чтобы меня не сбило водой и не унесло в Каспийское море. А они переправлялись на другой берег на корягах, и для чего? Для того чтобы подстрелить какого-нибудь казака. А казаки, в свою очередь, делали набеги на южный берег Терека, убивали там этих чеченцев и возвращались, приукрашаясь лаврами, и получали любовь своих казачек. В чем дело? Почему они до такой степени не любили друг друга?
Тут вступает в дело такое явление, которое у биологов называется комплиментарностью. Это симпатии или антипатии, это безотчетное чувство приязни или неприязни. То есть комплиментарность может быть положительной или отрицательной. На персональном уровне она очень слаба, ее можно переломить даже исходя из сознательных мотивов: расчета, выгоды, стремления избавиться от неприятностей. Но чем больше этническая группа, этнический эталон, тем она сильнее и непреоборимее. В некоторых случаях доходит даже до крайностей. Например, китайцы уж до того ненавидели кочевников, что отказались даже от употребления молока, потому что молоко – пища кочевников. У них была отрицательная комплиментарность. Зато русские с татарами сходились запросто и перемешивались почем зря. Хотя одни считались мусульманами, а другие христианами, это не мешало их дружбе. В чем дело? Это явление, которое требует особого изучения и которое объясняет многие неудачные формы этнических контактов и последующие кровавые события.
И обратите внимание, что этносы комплиментарны к одним, казалось бы чужим, народам и некомплиментарны к другим. Посмотрите на Америку. Католики, которые туда приезжали – французы, испанцы, они очень быстро женились на индейских женщинах и образовывали смешанные этнические группы. Они великолепно уживались друг с другом. А там, где были протестанты, – там была охота за скальпами, отправка индейцев в резервации. Но зато на Таити полинезийцы охотно принимали протестантизм и дружили с англичанами. В Новой Зеландии то же. А с французами, как говорится, у них ничего не получалось.
То есть мы здесь видим вполне природный эффект, который объяснять тем, что кто-то хороший, а кто-то плохой, совершенно нельзя. «Хорошие» и «плохие», «добрые» и «злые» – это понятия исключительно на персональном уровне. Выше персонального уровня и выше личной морали это не идет, потому что там действуют природные явления. А природные явления, например тайфуны или землетрясения, могут быть очень неприятными, но злыми или добрыми они не бывают.
Практическое значение этнологии так же велико, как значение климатологии и сейсмографии. Мы не можем предотвратить цунами, наводнения или засухи, но можем их предсказать и принять меры.
«Конец и вновь начало»:
Диалог вместо вступления
Редактор: Ваша книга так насыщена историческим материалом и так легко и свободно Вы с ним обращаетесь, что читатель, уйдя в интереснейшую фактологию, подчас теряет логику Вашей научной мысли. Может быть, есть смысл сформулировать ее отдельно и кратко?
Автор: Эта книга посвящена описанию той общей схемы процесса, которая одинаково присуща ходу любого этногенеза в биосфере Земли. Известно, что человечество как вид – едино и в данном аспекте представляет собой антропосферу нашей планеты. Однако внутривидовое этническое разнообразие позволяет нам рассматривать мозаичную антропосферу как этносферу – часть биосферы Земли.
Этническое разнообразие легко объяснить адаптацией групп людей в разных ландшафтах: в разных климатических условиях географической среды образуются разные этносы и разные культурные традиции. Так в географических условиях проявляется этническое многообразие. Но чем же определяется единство разнообразных этногенезов?
Оказывается, что в их основе лежит только одна модель этногенеза, проявляющаяся в последовательности фаз. Эта модель иллюстрирует частный случай проявления второго начала термодинамики (закона энтропии) – получение первичного импульса энергии системой и затем последующая растрата этой энергии на преодоление сопротивления среды до тех пор, пока не уравняются энергетические потенциалы. Переведем эти слова на язык житейского примера. Костер от спички вспыхивает с одного края. Тяга вначале увеличивается и пламя разгорается, затем горение замедляется из-за нехватки кислорода внутри костра, и огонь продолжает бушевать по краям. Наконец, сгорает все топливо, угли затухают и превращаются в остывающий пепел. Эта модель знакома кибернетикам, но для объяснения этнической истории применена впервые. Установление наличия природной закономерности прояснило характер взаимоотношения человечества с природной средой. Мы, люди, часть природы, и ничто натуральное нам не чуждо. В природе все стареет: животные и растения, люди и этносы, культуры, идеи и памятники. И все, преображаясь, возрождается обновленным; благодаря этому диалектическому закону развивается наша праматерь – биосфера.
Редактор: Пусть так, природа подчинена своим законам и не в силах их изменять. Значит, по-вашему, люди как природный феномен тоже не могут проявить самостоятельность даже в тех вопросах, которые их непосредственно касаются?
Автор: Да, именно так.
Редактор: Тогда есть ли в Вашей теории практический смысл?
Автор: Есть. И огромный! Людей окружают различные природные системы, среди коих управляемые – редкость. Но многие неуправляемые явления предсказуемы, например циклоны, землетрясения, цунами. Они приносят бедствия, которые нельзя полностью предотвратить, но уберечься от них можно. Вот потому нам и нужны метеорология, сейсмография, геология и гидрология. Этнология подобна этим наукам. Она не может изменить закономерностей этногенеза, но может предостеречь людей не ведающих, что они творят. Но, как всегда, фундаментальная наука, ищущая только истину и бескорыстно накапливающая знания, предшествует практическим выводам. Зато когда наука становится практикой, эта последняя компенсирует все затраты труда, таланта и жизненной энергии. Как здание не устоит без уходящего в землю фундамента, так и практическое применение научной теории или гипотезы невозможно без предварительного изучения предмета. Мысль первооткрывателя долгое время бывает расплывчатой и туманной. Только соприкосновение идеи автора с восприятием читателя позволяет ей воплотиться в научную концепцию.
Редактор: Как Вы объясняете Ваш не совсем привычный для научного академического издания способ изложения исторического материала – большие диалоги при ограниченном числе ссылок на источники, эмоциональность, несвойственную текстам научных трудов?
Автор: Есть два способа изложения новой мысли. Один считается «академическим». Это значит, что нужно насытить текст специальными терминами и ссылками настолько, что не всякий специалист сможет его понять без словаря. Не буду осуждать этот способ, хотя он мне представляется не столько «научным», сколько «наукообразным». При написании диссертаций он очень полезен, но ведь диссертацию читают три оппонента и два рецензента.
Второй способ – это «забавный русский слог», то есть простой разговорный язык. Нет научной идеи, которую нельзя было бы изложить ясно и кратко человеку со средним образованием, но, разумеется, тут необходимо применять литературные приемы: метафоры, гиперболы, эпитеты и даже вымышленные диалоги. Впрочем, к последнему приему прибегал еще Геродот; зато его любили читать и переписывали, так что его «История» дожила до нашего времени, а труды оскучнителей науки забыты.
Редактор: Я вижу, Вы сторонник второго способа, но Вы рискуете стать жертвой критиков. Они не любят того, к чему не привыкли.
Автор: Я больше думаю о читателях. Надо, чтобы они уяснили содержание работы и не бросили книгу, не дочитав. Условимся считать мой стиль экспериментальным. Какое значение имеют стиль и язык, если содержание передано адекватно? Я старался также не перегружать книгу отсылочными сносками, поскольку монография – не статья. Тезисы любой монографии должны опираться уже не на первичный материал непроверенных источников, а на верифицированные выводы своих и чужих работ.
Но даже монографическое исследование – лишь необходимая опора для «философского обобщения» или изложения научной идеи, возникшей путем синтеза многих научных дисциплин. Таковы работы В.И. Вернадского (в том числе «Биосфера», «Химическое строение биосферы Земли и ее окружения»), Л.С. Берга («Климат и жизнь», «Номогенез»), Н.И. Конрада («Запад и Восток»), А. Тойнби, О. Шпенглера и др. Здесь авторы обращаются к образованному читателю, который знает факты настолько, что делать сноски нет необходимости.
Моя работа лежит между монографией и философемой. Она – «эмпирическое обобщение» тридцати статей и четырех монографий, а еще четырех трактатов, выражающих суть диалектики природных процессов антропосферы. Словом, это, образно говоря, некая кариатида. Но в основе сюжета данной книги – возрасты этноса, описание особенностей, характера фаз этногенеза, закономерности взлетов и увяданий этносов, цикличности, названной мною «Конец и вновь начало». Почему?
История – способ изучения свойств и событий времени, а историческая география – совмещения времени с пространством. Если считать, что история не имеет ни начал, ни концов, то изучение ее было бы невозможно, потому что изучение есть сравнение соразмерных явлений и выявление их взаимосвязей. Если явление одно, то оно несравнимо. Поэтому фраза «Конец и вновь начало» – констатация дискретного исторического времени.