Костыль чуть насупился, почувствовав, что чужая личина неприятно стягивает кожу.
Если Тихарь надумает проявить бдительность и попытается попросить удостоверение, придется стрелять ему в лицо. И, не теряя драгоценных секунд, откатить машину назад, а затем с разгона опрокинуть ворота. Конечно, они сделаны добротно, с учетом всех норм, но шанс прорваться имеется. Во всяком случае, это куда лучше, чем быть разодранным кавказскими овчарками.
Можно было матерно прикрикнуть на зарвавшегося солдата, подобная форма неудовольствия будет выглядеть куда более убедительно, чем развернутое удостоверение. Но точно воспроизвести голос майора он был не в состоянии. На что сейчас был способен Костыль, так это буркнуть что-нибудь нечленораздельное. А следовательно, оставалось единственное – стрелять. Он взял поудобнее «макаров», чуть притормозил у ворот и даже выбрал точку на лице Тихаря, куда отправит первую пулю. Но неожиданно солдат встрепенулся и, надавив пальцем на пульт, заставил ворота прийти в движение. Открывались они неохотно, с натужным скрипом, будто знали тайну водителя. А когда просвет стал достаточным для того, чтобы проехать, грузовик, набирая скорость, вырулил за пределы лагеря.
Солдат уныло посмотрел вслед удаляющемуся грузовичку, трясущемуся по колдобинам, не подозревая о том, что всего лишь мгновение назад находился в шаге от верной гибели.
Костыль посмотрел в зеркало заднего вида. Ворота медленно закрывались. Неужели удалось! Неожиданно он почувствовал прилив сил: было одновременно страшно и весело, как это случается, когда несешься на огромной скорости, а впереди – неизвестность.
– Ну бля буду, ушли! Ну бля буду! – орал он, совсем не замечая недоуменных взглядов поселковых, встречавшихся на его пути.
Поселок кончился, дальше дорога через лес уходила к морю, откуда на пароме с материка прибывали этапы, техника и очередной призыв. Полуостров был небольшой, но очень глухой, крепко заросший настоящей тайгой, которую с севера на юг зубасто рассекали хребты.
Грузовичок, видно, прочувствовавшись настроением Костыля, весело прыгал на каждой кочке и косолапо переваливался с одного бока на другой. Ликуя, Костыль даже не сразу услышал, как в перегородку застучали – странное дело, но он успел позабыть о Резаном с Альфонсом, которых бросало в кузове, словно в трюме рыболовецкой шхуны в сильный шторм.
Ударил по тормозам, и грузовик, встряхнувшись на очередной колдобине, послушно застыл.
Костыль с размаху распахнул дверь, грубо сорвал ненавистную маску и безжалостно швырнул на дорогу, растоптав.
– Свобода, братва! – радости Костыля не было предела. – Я же сказал, что все будет путем!
Сграбастав край тента, он лихо вскинул его на крышу и увидел Резаного, сидящего на корточках.
– Тут такое дело, Костыль, наш компаньон, похоже, пообломался…
Альфонс лежал на дне кузова и корчился от боли.
– Что с ним? – поинтересовался Фомичев.
Кажется, начались проблемы, а пройдены только первые километры пути.
– Ты как сиганул, а мы тут на дне лежали. Ну, кузов туда-сюда трясти стало. А последний раз так тряхнуло, что я башкой о борт стукнулся, едва мозги не вышибло, а Альфонс, кажется, хребет сломал.
– Шевелиться можешь? – спросил Костыль, приблизившись.
Бледное лицо Альфонса исказилось болезненной гримасой.
– Все путем, Костыль. Ты думаешь, мне кранты? Хрен-то! Я еще поживу, вот только спину чего-то скрутило. Полежу немножечко, оклемаюсь, а потом еще быстрее вашего побегу.
– Как тебя звать, Альфонс? – заботливо полюбопытствовал Костыль.
– Савелий.
– Хм… Редкое имя. Дело в том, Савелий, времени у нас нет, чтобы дожидаться. Дорога зовет, – честно сказал Костыль.
– Вы что, меня бросите, что ли? – в голосе парня звучало отчаяние.
– Опять ты меня не понял, милый мой, знаешь ты много, а нам это не с руки. Ну чего стоишь, Резаный, – прикрикнул Костыль на Артура, – задуши баклана, да и вперед.
– Такая закусь пропадает, – буркнул Резаный, наматывая кусок шнура на руки, и, поморщившись, произнес: – Извини, братан.
Согнувшись, он ловко набросил шнур на шею Альфонсу и, стиснув зубы, крепко затянул. Альфонс лишь вскинул руки и медленно затих, вытаращившись в брезентовый потолок кузова.
– А дальше-то что? – тускло поинтересовался Резаный.
– А дальше вот что. – Костыль сел в кабину. Артур плюхнулся рядом. – Если замечу что-нибудь такое… убью! Без предупреждения.
Машина съехала с наезженной дороги и покатила в противоположную от причала сторону.
– Ты меня знаешь. – Резаный попытался выглядеть непринужденно, даже попробовал расхохотаться, но страх, застывший в его глазах, заморозил улыбку в неестественную гримасу. – Ты меня хорошо понял?
– Обидеть хочешь… О чем базар, – заверил Резаный.
– Вижу, что понял, – довольно хмыкнул Костыль и уверенно, как если бы разъезжал по полуострову после каждой вечерней проверки, устремился в глубину леса.
– Ты знаешь, куда мы едем? – с сомнением озирался Резаный, глядя, как со всех сторон машину обступает глухой лес.
– Отзынь, – отмахнулся Фомичев и, не сбавляя скорости, устремился по едва заметной колее, пробивавшейся кое-где грязными проплешинами среди кустарника.
Вместе с последней ксивой, тщательно прошитой в нескольких местах суровыми нитками, была приложена довольно-таки подробная карта местности, на которой был намечен единственно возможный путь побега. Продвигаясь в глубину полуострова, Костыль осознавал, что Аркаша Печорский был прав, когда велел двигаться именно в эту сторону. Даже самый изворотливый милицейский ум ни за что не додумается до того, что беглецы отважатся на столь отчаянную аферу: двинутся туда, где не было жилья даже за сотню верст вокруг, зато имелась огромная возможность сгинуть без покаяния в одном из многочисленных болот. Но карта, переданная Аркашей, была составлена настолько точно, что Костыль узнавал даже небольшие повороты дороги. Через километр с правой стороны должна стоять полуразрушенная охотничья избушка. Так, поглядим…
Фомичев слегка придавил газ и, лихо объехав торчащий едва ли не в самой середине колеи пень, покатил дальше. Так оно и есть. То, что громоздилось здесь, избушкой назвать было сложно, скорее всего свалка истлевших бревен. Они не годились бы даже для топки, но чувствовалось, что лет тридцать назад подобное строение выглядело весьма основательно.
– Ты знаешь, куда мы едем? – вновь спросил Резаный, с опаской поглядывая на сгустившийся лес.
– Заткнись, – коротко оборвал его Костыль, всматриваясь в дорогу.
Ага, точно так и есть. Дорога неожиданно оборвалась, уткнувшись в непролазный бурелом. Правее – огромный валун, и если пообтереть его от многовекового мха, то наверняка на шероховатой поверхности можно будет вычитать ребусы о трех дорогах, но на сей счет Костыль получил весьма четкие инструкции.
– Вылезай, – жестко распорядился Костыль, блеснув на Резаного белками глаз.
– Костыль, ну ты че, в натуре? – попробовал возражать Артур. – Ведь в одной телеге едем, один хомут тащить.
– Вылезай, сучонок, пока пинком не вышиб!
Резаный покорно спрыгнул в мягкую траву, громко захлопнув за собой дверь.
Павел Фомичев выходить не собирался. Газанув разок, он вывернул руль влево, и машина, набирая разбег, подкатила к краю небольшого распадка. Колеса свесились в пустоту, и грузовичок, свалившись, нелепо уткнулся капотом в вязкую болотную жижу, издав хлипкий хлопок. Автомобиль погружался быстро, с хлюпаньем, выпуская на поверхность огромные пузыри. Уже через несколько секунд из болота торчали только задние колеса. Еще мгновение, скрылись и они, оставив после себя только темно-зеленую колыхавшуюся поверхность.
– Ну чего встал, пошли, – ткнул в бок Резаного Костыль, – не век же тебе здесь куковать.
Резаный не скрывал своей радости.
– Ну ты даешь! Я же тебя уже похоронил. Я думал, что от тебя одни пузыри остались, – торопился он вслед за удаляющимся Костылем, боясь отстать от него хотя бы на полшага.
– Рано ты меня хоронишь.
– Как же ты выбрался?
– Из кабины выпрыгнул. Ладно, побереги свои брызги, у нас сегодня немало дел.
Артур Резаный уже не спрашивал Пашу Фомичева ни о чем, ковыляя за ним, словно крохотная собачонка, всецело доверившаяся своему вожаку. Скорее всего у Костыля был какой-то свой план, о котором он не желал распространяться. Ладно, как говорится, побегаем – увидим.
Иногда Костыль останавливался, осматривался вокруг и, одобрительно хмыкнув, бежал дальше.
Похоже, что он, уподобившись альпинисту, хотел взобраться на самый гребень хребта. И, цепко цепляясь за торчащие кусты, приостанавливался только для того, чтобы оглядеть пройденное расстояние.
Артур Резаный тяжело сопел, задыхаясь от быстрой ходьбы, и с завистью посматривал на Фомичева, который, словно крупный секач, вспарывал лбом буреломы, встречающиеся на пути, и с необычайной легкостью бежал дальше.
Наконец взобрались на перевал – узкую каменную полоску с опасно торчавшими останцами. Паша остановился, не без почтения посмотрел на подножие, где даже валуны выглядели гравием, и тяжеловато присел на угловатую глыбину.
– Передохнем.
Рядом, шумно выдохнув, устроился Артур Резаный.
– Куда теперь?
Паша Фомичев звонко сцедил слюну через щербину между передними зубами и отвечал, будто не услышав вопроса:
– Нас, наверное, уже хватились. Если мы не улизнем отсюда часа через три… ну максимум, через четыре, то нас скормят волкодавам. Как пить дать! – И, весело посмотрев на Резаного, как-то заметно поскучневшего, поинтересовался: – Ну как, нравится тебе такая перспектива? Может, еще повернешь, а? Покаешься, а вдруг простят?
– Брось, – отмахнулся Резаный, – не в первый раз помирать. Может, еще выкрутимся.
– А ты, я вижу, оптимист, – сдержанно заметил Фомичев и уже серьезно признался: – Завидую!
Артур Резаный постучал себя по карманам.
– Тьфу ты! Сигареты уронил. Как же теперь без курева?
– Ты меня умиляешь, Резаный, – ему скоро собаки глотку начнут рвать, а он о никотине думает. Ладно, пошли, нечего рассиживаться, у меня есть еще кое-какие планы на жизнь, не хотелось бы, чтобы она прервалась столь похабно.
Костыль поднялся и, пнув носком сапога камушек, заторопился вниз. Неожиданно он остановился.
– Ты ничего не слышишь?
Резаный застыл, воровато покрутил головой и виновато произнес:
– Птицы орут, Костыль. А так, в натуре, ничего не слышно.
– Собаки лают, – удовлетворенно протянул Костыль.
Резаный невольно взглянул на напарника: с такой любовной интонацией мог говорить бывший легавый, вышедший в тираж, но уж никак не бродяга, добрую половину жизни протянувший в лагерях. Еще один ребус, мать твою! Но переспрашивать не стал.
Через час пути лес помельчал, и сквозь поредевшие кроны заблестела узенькая полоска свинцовой воды. Повеяло странной смесью свежести и йода, какая может быть только на берегу моря.
Фомичев ускорил шаг.
Скоро лес отступил совсем, сменившись на каменистую пойму. У обрыва, сопротивляясь порывам ветра, стояла выцветшая добела палатка. Неожиданно полог откинулся, и из нее вышел высокий сухопарый мужчина в штормовке и вязаной малиновой шапочке. Посмотрев из-под ладони в сторону приближающихся, он уже через минуту потерял к ним интерес, признав в них чужих, и, помахивая алюминиевым котелком, заторопился к небольшому обрыву, у основания которого тонкой струйкой пробивался родник.
– Засекут, – нервно произнес Резаный, – что делать-то будем?
– Спокойно, – не разжимая челюстей, произнес Костыль, – главное, не дергаться. И прими ты беззаботный вид, мать твою, считай, что ты не в бега ударился, а на рыбалочку вышел.
– Понял, – с натянутой улыбкой отреагировал Резаный, чуть расслабившись.
Мужчина в шапочке уже набрал в котелок воды и, осторожно ступая по камням, пошел в обратную сторону. А вода, плескаясь, крупными каплями падала на плоские камни.
– Отец, закурить не найдется? – жизнерадостно спросил Костыль, сделав навстречу несколько больших шагов.
Мужчина чуть приостановился, смерил Костыля мрачноватым взглядом и сдержанно поинтересовался:
– С поселения, что ли?
– С чего ты взял? – на лице Фомичева играла все та же располагающая улыбка.
– Что я, зэков, что ли, не видел? А потом на руки свои посмотри… Не нравятся мне ваши наколочки!
– А ты глазастый, отец, – веселья в голосе Костыля заметно прибавилось. Очень дурной признак. – Может быть, так оно и лучше, объяснять ничего не надо будет! Котелок бы ты свой поставил, а то, не ровен час, опрокинешь на себя. Неприятность выйдет.
Мужчина обернулся. Прямо в лицо ему упирался ствол «макарова».
– Не дури. Я не один здесь, – отмахнулся от вороненой стали дядька.
– Нам бояться некуда, побегушники мы, – задиристо сообщил Костыль. – Где лодка?
– Какая лодка?
– Не гони порожняк, – строго предупредил Костыль, – я этого не люблю, сам знаешь, нам терять нечего. Где лодка, спрашиваю?!
Неожиданно котелок сорвался с руки сутулого и, звонко ударившись о камни, покатился с дребезжанием по берегу, оставляя за собой мокрую дорожку.
– Лодки здесь нет. Мой напарник еще вчера вечером ее перегнал.
– Послушай, дядька, ты мне нравишься, но я начинаю испытывать некоторое чувство раздражения. Очень не люблю людей, которым приходится повторять дважды. Итак, спрашиваю в последний раз, где лодка?
Костыль несильно ткнул стволом пистолета мужчине в лоб, оставив чуть выше переносицы красный след.
Мужик распрямился и оценивающе посмотрел в глаза Костылю, как бы спрашивая, а не слишком ли тяжел для тебя венец смертоубийства, и, увидев в зрачках только холод, понял, что сомневался напрасно.
– Здесь рядом… за утесом.
И в ту же секунду у самой палатки раздался лязгающий звук. Его мог издать только затвор, вгоняющий в патронник смертоносную начинку.
Рука Костыля мгновенно откинулась в сторону, и, почти не оборачиваясь, он выстрелил в появившуюся из палатки фигуру. Вторая пуля досталась дядьке, угодив в самую середину его лба. Голова, как от сильнейшего удара, откинулась далеко назад, и тот, разбросав руки, упал спиной на каменистый берег.
– Силен, – только и сумел протянуть Резаный. – Смотри ты, а у палатки-то баба!
Паша Фомичев сделал шаг. Остановился. И, вытянув шею, поморщился:
– Фу ты, черт!.. И вправду баба!.. Не люблю я так… Примета плохая. Ну да ладно, может быть, как-нибудь обойдется. Как же ее сюда занесло-то? Рыбаки здесь должны были быть. Посмотри, что там в палатке.
– Ага! – мигом юркнул внутрь Резаный, и уже в следующую секунду раздался его ликующий голос: – Сало здесь! Килограммов пять будет!
– Карабин захвати, ну и про сало не позабудь, – бросил Фомичев, не оборачиваясь, и скорым шагом направился в сторону утеса.
Лодка лежала на берегу, вытянутая наполовину. Вполне сносная малышка, чтобы под двумя моторами пересечь полоску моря в пару десятков километров.
– Ты мне скажи, как это тебе удалось! – ликовал Артур Резаный, осматривая лодку. – Приходилось мне видеть везунчиков, но чтобы таких… впервые в жизни встречаю! Мы первые будем, кто с Заячьего полуострова ушел!
– Бензин проверь! – сдержанно погасил радость напарника Фомичев. – Не грести же нам по морю двадцать миль.
– Да здесь полный бак! С таким запасом до Америки добраться можно!
Костыль скрупулезно осмотрел мотор – не поврежден ли – и, убедившись в его целости, одобрительно хмыкнул:
– Порядок.
– Ну как ты все это знал?! – не унимался Резаный. – Ну скажи мне, откуда ты про все это знал? – Он бросил в лодку куль с салом и, едва ли не черпая голенищами студеную воду, принялся сталкивать лодку с каменистого дна.