Не так «студенту» следовало бы разговаривать с ними, а пожестче! Вежливое обращение такими типами воспринимается как неуверенность в себе и слабость.
Придется растолковать. Сарычев движением пальца поманил к себе «студента». Тот охотно повиновался.
– Тут вот какое дело... Только без обид, Дима, договорились?
– Разумеется.
– Какое твое происхождение?
– Из дворян, – стиснув зубы, выдавил «студент», как будто бы озвучил какую-то гадость.
– Оно и видно. Ты бы спрятал, что ли, свою студенческую тужурку. Надел бы что-нибудь другое, гимнастерку, например.
– Для чего?
– Какой ты непонятливый! Чтобы лишних вопросов не возникало! И забудь ты свое «будьте любезны»! Это тебе не университетский курс. Ты – начальник, а они – подчиненные. Ты меня хорошо понял?
«Студент» обиженно насупился. Значит, все-таки проняло.
– А как же товарищ Дзержинский?
– Что – «товарищ Дзержинский»? – озадаченно спросил Сарычев.
– Он ведь тоже из дворян.
– Чудак-человек! – искренне удивился Игнат. – Ты себя с Дзержинским-то не равняй! Ты еще не родился, а он уже в партии состоял. И не в обиду тебе будет сказано, характер-то у него покрепче твоего будет. Тебе приходилось встречаться с товарищем Дзержинским?
Дмитрий отрицательно покачал головой:
– Не доводилось.
– Ну вот видишь... А мне частенько. Он одними глазами уничтожить может!
– Кажется, я вас понял, товарищ Сарычев.
– Вот и хорошо. А теперь отпускай всех свидетелей, только не забудь их адреса переписать. Могут еще понадобиться. Да, еще вот что, позови мне этого плясуна.
– Этот плясун – начальник конвоя.
– Ах, вот оно как... Ладно, разберемся. Потом нанесем визит начальнику станции и спросим его напрямую: почему не было охраны?
Через несколько минут Дмитрий появился в сопровождении крепкого молодого мужчины с приятным располагающим лицом.
– Рубцов, – коротко представился подошедший.
Фамилия показалась знакомой.
– Сарычев...
– Вы мой начальник, товарищ Сарычев. Я ведь тоже из московской Чека.
– Почему я вас не видел раньше?
– В Чека я всего лишь месяц, переведен из уголовного розыска. Но все это время, по личному распоряжению товарища Петерса, занимался этапированием заключенных в концентрационные лагеря для принудительных работ.
– Понятно... Значит, вы начальник конвоя?
– Да, – потупив взгляд, ответил Рубцов.
– Как же это так произошло?
– Сначала остановился поезд... Мы думали, что случились какие-то неполадки. Остановка-то незапланированная. А потом вдруг со всех сторон налетели бандиты. Повыбивали стекла, начали стрелять, ворвались в двери. Мы пытались отстреливаться, но это было бесполезно. Такая пальба поднялась, что голову невозможно было поднять! Все как-то внезапно произошло, – добавил он в свое оправдание.
Открытый взгляд, располагающее лицо. Все при нем! И вместе с тем здесь было что-то не так, чего-то не увязывалось. Но вот что именно – Сарычев понять не мог.
Первое впечатление непростое, как будто бы начальник конвоя чего-то недоговаривал.
– Сколько их было человек?
– Много! Думаю, что человек тридцать, а то и больше.
Рассмотрев тельняшку, проглядывающую у ворота через расстегнутую пуговицу, Игнат спросил:
– Где служили?
– На Балтике.
– Вот как. И я там же. На каком судне?
– Крейсер «Верный».
Сарычев кивнул:
– Знаю такой, кажется, там анархисты заправляли.
– Одна видимость, – отмахнулся морячок. – У нас была своя ячейка, большевистская!
– Кажется, все они полегли во время Кронштадтского мятежа.
– Не все, я же вот остался!
– На крейсере «Верный» командовал Петр Сергеевич Васильев, капитан второго ранга.
Бывший матрос обиженно надул губы:
– Вы меня проверяете, что ли? Командиром на нем был капитан первого ранга Эрнест Константинович Губерманн.
– Ладно, не обижайся, – улыбнувшись, перешел Сарычев на «ты», – работа у меня такая. Что там у тебя за разговор с Кирьяном был?
– Какой еще у меня может быть разговор с бандитом? – насупился Рубцов.
– Ну что за народ! – всплеснул руками Сарычев. – Опять за обиду принимает. Ну хорошо, что тебе говорил Кирьян?
– Наставил в лоб пистолет и говорит, если станцуешь «Яблочко», будешь жить, а нет, так пристрелю. Народу много было, слышали.
– А ты что?
– Видите, живой... Станцевал.
– Говорят, что неплохо станцевал.
– Беда в том, что по-другому я не умею. Я лучший танцор на флоте был. А вы бы на моем месте не станцевали?
– Может быть, и станцевал бы...
– Ну вот видите, – с заметным облегчением вздохнул Рубцов. – Сейчас я бы лежал вот здесь вместе с остальными... Кому от этого польза? А так еще революции послужу!
– Тоже верно. Так, значит, ты сейчас на Лубянку?
– Я там работаю, – чуть смутившись, отвечал Рубцов.
– Ладно, поговорим попозже.
– Как скажете, товарищ Сарычев.
Начальником станции оказался кругленький лысоватый человек средних лет с пышными рыжеватыми бакенбардами. В тужурке железнодорожника, распираемой большим животом, он выглядел очень официально. Было заметно, что он сильно волновался – короткие руки не находили себе покоя, они то взлетали вверх, а то вдруг успокаивались на животе, будто бы угнездившиеся птицы.
– Вы меня в чем-то подозреваете? – спросил начальник станции, когда Игнат Сарычев уселся на стул, напротив него.
– Вовсе нет, – сдержанно заверил его Сарычев. – Я просто хочу узнать, почему так случилось.
– Поймите меня правильно, я не боюсь брать на себя ответственность, но я совершенно не знаю, почему так случилось!
– Давно вы здесь начальником станции?
– Всего лишь третий месяц. Я даже толком не успел вникнуть во все дела.
– Случались ли раньше ограбления поездов на этой станции?
– Бывало... Но все они происходили при других начальниках.
– Где вы лично находились во время ограбления?
– Ограбление произошло поздно вечером. Мой рабочий день уже закончился, и я пошел к семье.
– Но вместо вас ведь кто-то оставался?
– Должен был остаться дежурный, но он отлучился. – Немного помявшись, он добавил: – Сказал, что у него заболела жена. Он пришел уже после ограбления.
– А кто должен охранять станцию?
– Отряд милиции.
– Почему же никого из милиционеров не было? Кажется, отряд милиции находится в вашем подчинении?
– Это не совсем так! Охрана мне не подчиняется. Хотят – придут, хотят – уйдут! Я просто не знаю, что с ними делать! Почти все они проживают здесь неподалеку. Однажды я им приказал охранять склады с мануфактурой, так они просто взяли и разошлись по каким-то своим делам. И что вы думаете? Склады были разграблены в эту же ночь! – воскликнул он с возмущением. – Знаете, им никто не указ. Просто партизанщина какая-то!
– Вы разговаривали с начальником отряда? Почему он не был в это время на месте?
– Разумеется, разговаривал! Он сказал, что у него было задание патрулировать дороги и что пришли они на станцию точно в назначенное время. А если я сомневаюсь, то могу звонить товарищу Дзержинскому!
– Вы давно на железной дороге?
Лицо начальника заметно размякло. Вопрос пришелся ему по душе.
– Всю жизнь. Дед мой был путейцем, отец путеец, и я путеец, чем очень горжусь. Так что порядок во мне заложен наследственностью. Если вы в чем-то меня подозреваете, так это напрасно. Вы просто не там ищете!
Сарычев поднялся:
– Спасибо, вы нам очень помогли.
Глава 10
ГРАЖДАНЕ, ЭТО – ОБЫСК!
Приближаясь к перрону, поезд трижды коротко прогудел и, дохнув клубом пара, остановился, тяжело лязгнув металлом. На платформу молодцевато сошло семь человек: трое было в матросских бушлатах, опоясанных пулеметными лентами, четверо – в кожаных куртках, у высокого, что шел чуть впереди остальных, по бедру легонько постукивала деревянная кобура с «маузером».
До недавнего времени железнодорожную станцию Бескудниково революционные вихри обходили стороной, и жители села всерьез рассчитывали пережить лихолетье. Но оно уверенно вошло в село и, поскрипывая сапогами, направилось в сторону кирпичного завода.
Немногие жители, встречавшиеся на пути вооруженных людей, сворачивали от греха подальше в близлежащие переулки. Все живое насторожилось, даже клубы черного дыма, густо валившие из труб кирпичного завода, как будто бы поиссякли и теперь едва струились.
Среди чекистов выделялся мужчина высокого роста и крепкого телосложения. В правом уголке рта кокетливо заломлена дымящаяся папироска. Остановившись на миг, он что-то сказал своему приятелю, шедшему от него по правую руку, пыхнул дымком и вновь зашагал уверенной походкой.
У проходной кирпичного завода, смущенно кашлянув, навстречу надвигающейся группе вышел сторож Лаврентий Прокопич. На кирпичном заводе он проработал без малого тридцать лет, порядок любил, знал по имени каждого рабочего и о новой власти ведал только понаслышке. Собственно, в Бескудникове мало что изменилось. Село продолжало жить по старым порядкам, и заводом, как и пятнадцать лет назад, заправлял Иван Юдин, чей дед, выбившись из крепостных, основал на месте богатейших залежей глины этот кирпичный завод.
– Хозяин у себя? – сурово спросил высокий чекист, положив ладонь на «маузер».
Весьма красноречивый жест. Спорить не хотелось.
– Иван Тимофеевич Юдин?
– Он самый.
– У себя. Только по какой надобности вы к нему?
Сунув руку в карман, мужчина вытащил сложенную вчетверо бумагу, аккуратно развернул и, тряхнув ею перед лицом старика, сурово сообщил:
– Вот ордер на обыск. Открывай.
– Так ведь хозяин не разрешал, – не сдавался старик.
Дед явно развеселил чекиста. Широко улыбнувшись, тот весело поинтересовался:
– Дед, а ты что-нибудь слышал о московской Чека?
– Кое-что доводилось, милейший.
– Значит, только «кое-что»? – Взгляд чекиста мгновенно посуровел. – Вижу, что у вас в деревне совсем советской власти не признают. Придется здесь заново революцию совершать. – От благодушного настроения гостя не осталось и следа. – Дедуля, а может, ты хочешь, чтобы тобой «тройка» занялась? Ты о ней тоже ничего не слышал?
Старик поскреб щеку, заросшую густой седой щетиной, и смиреннейше попросил:
– Не надо... Милости прошу, товарищи, – широко распахнул он ворота перед властью.
– Вот так-то оно лучше будет, – довольно хмыкнул чекист, картинно поправив болтающийся у бедра «маузер», и уверенно шагнул на территорию завода. – Где здесь у вас контора будет?
– Дальше! – махнул сторож на большой дом с широким крыльцом. – Там всегда хозяева сидели. Царство им небесное... Да и нынешний тоже там.
– Прошу за мной, – повернулся высокий чекист к поотставшим товарищам. – Нам еще нужно успеть на доклад к товарищу Сарычеву.
Увидев людей в кожаных куртках, без стука вошедших в его кабинет, хозяин кирпичного завода поднялся из-за стола и, скрывая нешуточный испуг под маской холодной учтивости, вежливо спросил:
– Чем могу быть полезен, товарищи?
– У нас есть ордер на обыск, – тряхнул чекист заготовленной бумагой.
– Кхм... Вот оно как. Значит, не доверяют. Не ожидал! Ведь совсем недавно я имел беседу с Яковом Христофоровичем Петерсом, и он меня уверил... Не ожидал. – Хозяин выглядел заметно растерянным. – Разрешите взглянуть на ордер, товарищи, – шагнул он к чекистам.
Хозяин завода был еще не старый мужчина, не более пятидесяти пяти лет, интеллигентного вида, с аккуратно подстриженной бородкой. Добротный темно-серый костюм подчеркивал его худощавую фигуру. Было заметно, что своему внешнему виду он придавал немалое значение, на тощей шее красовалась кокетливая бабочка.
– Пожалуйста, – охотно протянул чекист бумагу с печатями.
– Однако, – осмотрел Юдин печати. Вернув ордер, спросил: – И что же вы у меня будете искать?
– Нам поступило сообщение, что вы храните у себя литературу контрреволюционного толка.
– Бог ты мой! – невольно ахнул Юдин. – Чего только не наговорят.
– Кроме того, нам стало известно, что у вас на заводе хранятся краденые вещи.
– Это какое-то недоразумение! – возмутился хозяин.
– Вот это мы и должны выяснить.
– Это какой-то кошмар!
– Мы понимаем, что к краденым вещам лично вы можете не иметь никакого отношения, но мы должны проверить факты, – равнодушным тоном продолжал чекист. – Не исключено, что в контрреволюционной деятельности замешан кто-то из вашего окружения.
– Голубчик, – почти взмолился Юдин, – этого просто не может быть. Каждого из своих работников я знаю лично. Мне известно не только как их зовут по имени и отчеству, но даже сколько детей у каждого из них и какого числа день их ангела. Причем каждому на день рождения я делаю подарок. Так что я знаю о своих рабочих больше, чем вы думаете.
– Советская власть не ошибается, товарищ, – сурово заверил его чекист. – Обыск мы проводим в интересах ваших же рабочих. А кому они доверяют – это у них еще спросить надо... Классовым врагам, которые сосут из них кровь, или родной рабоче-крестьянской милиции, сотрудникам, которые готовы положить за них свои жизни! Приступайте к обыску, товарищи!
– Это просто уму непостижимо! – всплеснул Юдин руками. – Знаете, мне бы не хотелось говорить об этом, не хочу хвастаться, но я ведь советскую власть встречал с большим энтузиазмом, а в трудные для нее годы даже давал деньги на издание большевистских газет. Я всегда помню о том, что и сам происхожу из крестьянской среды... Но никак не думал, что все это может так обернуться для меня. Да-а-с!
– Вы что-то имеете против советской власти? – насупился командир. – А может, в таком случае имеет смысл продолжить наш разговор где-нибудь в подвалах Лубянки? Знаете, у нас там очень много таких говорунов. И каждый при этом считает себя невинно пострадавшим.
– Делайте что хотите! – безнадежно махнул рукой хозяин.
– Ключи от сейфа, – протянул чекист ладонь.
– А это вам зачем? – удивился Юдин.
– Вы слышали про ограбление поезда бандой налетчиков, случившееся несколько дней назад?
– Что-то такое писали в газетах.
– Жиганами была похищена большая партия наличных денег. По нашим оперативным данным, эти деньги хранятся именно в вашем сейфе.
– Бог ты мой! Уверяю вас, в сейфе нет никаких денег... Только разве что зарплата рабочим. Как раз сегодня я собирался ее выдавать.
Чекист оставался непреклонным:
– Мы в этом должны убедиться лично.
– Возьмите.
Чекист взял ключ.
– Позовите, пожалуйста, понятых. В соседней комнате кто-нибудь есть?
– Да... – растерянно ответил хозяин. – Кассир... И еще бухгалтер.
– Пригласите их.
Директор тотчас удалился. Через минуту он вернулся в сопровождении женщины лет тридцати и пожилого мужчины. Взгляды у вошедших выглядели затравленными, пронизанными страхом.
– Вы знаете, зачем вас позвали?
– Да, – кивнула женщина.
– Догадываюсь, – ответил старик, стараясь не встречаться с чекистом взглядом.
– Теперь давайте откроем сейф и посмотрим, что в нем лежит. Товарищи понятые, прошу подойти поближе.
Боязливо покосившись на высокого чекиста, первым к сейфу шагнул старик, а уже затем женщина, так же опасливо, – в расширенных глазах любопытство и страх, и трудно сказать, чего именно присутствовало больше. Сейф располагался за спиной хозяина и занимал едва ли не половину стены. Вставив ключ в замочную скважину, чекист дважды повернул его, после чего потянул на себя дверцу. Она легко распахнулась.
На полках, перетянутые обыкновенным шпагатом, лежали пачки денег.
– Взгляните, товарищи, – повернулся высокий чекист к понятым, мгновенно посуровев: – Что вы видите в сейфе?
– Деньги, – боязливо выговорила женщина, виновато улыбнувшись.
– Деньги придется изъять как вещественное доказательство, – тоном, не терпящим возражений, проговорил чекист.
– Позвольте! – возмутился хозяин. – К ограблению эти деньги не имеют никакого отношения. Я их получил вчера вечером в Московском коммерческом банке! Можете позвонить директору и выяснить.
– Выясним... Но сейчас мы должны изъять деньги до соответствующего распоряжения. Прошу приступать, товарищи, – распорядился он, посмотрев на чекистов, застывших с мешками в руках. – А ты запротоколируй изъятое, – указал он на коротко стриженного милиционера. – Для нас самое главное – социалистическая законность.