– Да так… Ни при чем. Просто под соседним столом труп лежит. С перерезанной глоткой. Но, наверное, по местным понятиям это мелочь.
– Ох! – всплеснула руками Элен. – В самом деле!
Элькан отозвался:
– Ну человеческая жизнь здесь в последнее время удивительно дешева, так что ничего особенного, вы правы, Епанчин. Не волнуйтесь, Элен. Этот труп тут, быть может, не первый день лежит.
– Да уж, воняет тут зверски, – заметил Хансен. – Не мешало бы попрощаться с этим радушным хозяином.
– Да? А куда же вы в таком случае намерены двинуть, уважаемый? Вы не имеете представления о том, где находитесь. С кем находитесь. Цели не обозначены, перспективы туманны. Довольно для того, чтобы вы поумерили прыть?
Хансен что-то проворчал себе под нос и вытер ладонью влажный лоб. Капитан Епанчин поспешил внести ясность в намечающийся пунктиром конфликт:
– Еще не хватало между своими… Хватит. А что же предлагаете вы, профессор Крейцер?
– Дождаться темноты и только тогда выйти в город. Правда, с наступлением темноты мы можем найти неприятности, которые отсутствуют днем… но… У нас нет возможности выбирать! Разве что между плохим и очень плохим…
Епанчин бросил:
– Темнота? Тут бывает темно?
– Что вас удивляет, капитан? Климат-системы корабля, установленные и запрограммированные еще на орбите Леобеи, работают на точное воспроизведение планетарного климата. А равно и воспроизводят чередование дня и ночи, смену сезонов, холодного, теплого и переходных. Конечно, многие из природных явлений пришлось отсечь за ненадобностью. Различные атмосферные явления…
– К примеру, молнии.
– Вот именно. Увидите собственными глазами, – в который раз повторил Элькан.
Епанчин, который в продолжение всего рассказа человека с Леобеи не отрывал от него внимательного взгляда, зашевелился, под ним закряхтела скамья, и капитан, подавшись вперед, дотронулся до оранжевого рукава Элькана и проговорил:
– Вот что… А как вышло, что вы, кровный родственник этих… здешних обитателей, оказались на Земле, внедрились… да-да, внедрились, другое слово и не подберу… в ряды землян… так правдоподобно, так ловко? Я уже насмотрелся на разновидности местных… Видел огромного здоровяка с костистым татуированным черепом, с шестью пальцами на руке – уверен, я не ошибаюсь!.. Видел и маленьких желтоглазых, плоскомордых, типа вот этого бармена… И парней со смуглой кожей, которые не дохнут даже после того, как им вспарывают брюхо, и при этом смеются.
– Смуглокожие – это гареггины Акила, – сказал Элькан. – В некотором роде биороботы. Хотя в их телах только настоящая, природная плоть, ни грамма рукотворной материи. Опасные, быстрые, обученные ребята. Воюют на стороне сардонаров. Люди с татуированным черепом – воины-наку со Дна миров. Те, что вы видели, воюют за Леннара и Обращенных.
– Обращенных?
– Да, это те, кого Леннар приобщил к настоящему знанию о мире Корабля и ввел в служебные отсеки звездолета…
– Это все замечательно, – сказал Епанчин, – но я не закончил. Я перечислил вам три разновидности здешнего рода человеческого, но ни одна из этих разновидностей и близко не смогла бы подобраться к такой точной имитации земного человека, такой трудной для копирования нации, как русские. А ведь вы, профессор Крейцер, хоть и прикрылись нерусской фамилией и якобы немецким происхождением, были в своей роли весьма убедительны. Ну хорошо! Не спрошу, как вам это удалось. Спрошу только: откуда? Откуда вы располагали временем, чтобы вжиться в роль, изучить язык, уподобиться? Ведь звездолет появился в Солнечной системе сравнительно недавно.
– И об этом расскажу. Только не сейчас. Другое нужно знать. Нам ведь, судя по всему, придется рассчитывать только на собственные силы. И еще неизвестно, как Леннар отреагирует на то, что я явлюсь в структуры Корабля, которые находятся под контролем Обращенных… – задумчиво произнес Элькан. – Им самим, как мне думается, несладко. Иначе не встретили бы их в транспортном шлюзе… Да еще в одеяниях дайлемитов, этих вояк из Кринну…
А Элен вновь с некоторым сомнением повторила:
– Обращенные?
– Да, люди, которые получили доступ к Центральному посту и служебным отсекам Корабля. Сначала, правда, большинству из них пришлось поверить, что этот самый Центральный пост и функциональные системы Корабля вообще существуют. Нам нужно попасть к ним. Они помогут.
Последние слова Элькан сказал негромко, с хрипотцой, и каждый из его спутников, будучи человеком наблюдательным и понятливым, отметил некоторую неуверенность в этой самой последней фразе.
– А еще? – спросил Абу-Керим.
– Что вы имеете в виду? – вздрогнул Элькан.
– Я имею в виду, что эти ваши Обращенные, судя по всему, незначительная часть от общей численности населения.
– Да, около тридцати тысяч, считая еще не посвященных до конца, – сказал Элькан. – А всего на Корабле находится около трех миллионов человек. Население небольшой европейской страны. Большая часть жителей сосредоточена, конечно, в так называемых Срединных землях – прежде всего это Ганахида со столицей Горном, Арламдор с главным городом Ланкарнаком, затем Кринну с целой россыпью городов-полугосударств со своим укладом, своими законами. Переходы между Верхними и Нижними землями проходят преимущественно в условно-горной местности, искусственных напластованиях пород у магистральных бортов корпуса Корабля. Быстрое сообщение долгое время не использовалось, скоростные турболифты Обращенные построили заново и запустили сравнительно недавно. Одним из таких турболифтов недавно воспользовались и мы… И надо же было такому случиться, что попали не куда-нибудь, а прямиком в Горн, город Первого Храма!
– Первого?
– Первый Храм – самое огромное архитектурное сооружение в Верхних и Нижних землях, у вас на планете с ним можно сопоставить разве что египетские пирамиды и Великую Китайскую стену, но ведь она не видна вся разом, так что не производит грандиозного впечатления Первого!
– А разве нельзя воспользоваться этим, как вы говорите, турболифтом, чтобы попасть к этим вашим Обращенным? – спросил капитан Епанчин.
– Раз – и в дамки? – усмехнулся любитель земных настольных игр профессор Крейцер. – Нет. Не получится. Я задал маршрут, которым не пользовались со времен строителей Корабля. Сами видите, этим путем до нас давно уже никто не выходил из лифтовых шахт – стену вот пришлось ломать. Я выбрал этот путь, чтобы быть уверенным, что не попадем прямиком в руки сардонаров. Да и коды доступа к отсекам Обращенных стерлись из памяти, знаете ли… А назад, в турболифт, конечно, можно, только есть риск застрять в лабиринте шахт из-за неверно заданного маршрута и неудачно подобранного кода координат, и все… Нет. Лучше подняться на поверхность. Горн – красивый город. Во всяком случае, был… Ну вы увидите собственными глазами, – как заклинание, в который раз повторил Элькан.
3
– Ну что же, – сказал рыжеволосый Акил, поворачиваясь к выросшему у него за спиной соправителю сардонаров Грендаму, именуемому пророком и прорицателем. К мудрому, велеречивому, громкоголосому, широкоплечему здоровяку. Мужлану с тусклыми рыбьими глазами, замашками мясника и неутолимыми аппетитами убийцы. – Ну что же, этот чужеземец довольно представительной внешности. Конечно, плохо, что Леннара убил именно он, а не, скажем, один из наших гареггинов или вовсе ты или я. Так или иначе, но нас ждет древний ритуал, предписанный нам предками и самим Аньяном Красноглазым, отцом-основателем сардонарской веры. Этот древний баловник был неиссякаем на разного рода милые придумки типа особых казней…
Грендам облизнул сухие губы. Он чувствовал себя не вполне хорошо и не очень уверенно, у него плясали руки. Акил, прекрасно знавший причину этих недомоганий своего соправителя, тем не менее продолжал, не меняя тона:
– Тебе, конечно, хорошо известен этот ритуал.
Грендам смерил стоявшего в нескольких шагах от него Гамова презрительным, мутным взглядом, в котором иной истовый сардонар находил бездну смысла. Красноватые искорки раздражения плясали в разноцветных глазах Грендама – сером с желтизной и мутно-карем темном. Землянин бросил быстрый ответный взгляд, успев выхватить и глыбистость мощных плеч, и тяжелый череп, и выпуклости на шишковатом, широком лбу, и гнилой, хищный оскал зубов, и нос, вдавленный на переносице, и неровные плиты скул. По земным представлениям Грендам был неслыханно безобразен, но в этой отталкивающей внешности все-таки было что-то магическое, притягательное, не позволяющее совершенно отвести глаз… вызывающее назойливое и неуемное, как чесотка, желание взглянуть еще. Раз и другой… И еще, и еще.
– Да, у палача будет много работы, – проворчал Грендам. – Хороший ты ему намордник велел надеть.
Он имел в виду дыхательную маску, наглухо закрывавшую нижнюю половину лица Кости – рот и нос, отлично пропускавшую воздух.
Акил ответил:
– Палач. Ну не спеши. В конце концов, нам предстоит долгий пир. Это будет красивое начало нашего правления. Сколько отличных предзнаменований! Сколько славных дел за ничтожно малый промежуток времени! – помпезно восклицал Акил. – Взят Первый Храм, захвачена в плен почти вся жреческая верхушка за малым исключением. В шлюзе убит Леннар, а его ближайшие сторонники полностью уничтожены…
– Не забывай, что Леннар и его люди были заражены.
– А, ты говоришь об этом древнем яде, который мы применили на переговорах? – откликнулся Акил. – Ну я позаботился, чтобы мор не пошел от людей Леннара в народ. Его труп в надежном укрытии. Приняты все меры предосторожности… Трупы тех, кто погиб в шлюзе, уничтожены, дабы не дать мору ход…
– К тому же ты велел убить и нескольких живых, а тела бросить в раскаленную печь, – как бы между делом вставил Грендам. – О эта мудрая предусмотрительность!.. Зато гареггинов, которые непосредственно дрались с Обращенными Леннара, ты не тронул, а ведь они просто купались в заразе.
– Тебе не хуже моего известно, что гареггинам не страшен мор…
– О да! Это согласно древним манускриптам. Там же даны и объяснения… А ты не совсем похож на человека, который верит в древние манускрипты… – язвительно выговорил Грендам. – Ну хорошо, гареггины – Илдыз с ними! А пришельцы! Что с ними? Их-то ты не очистил пламенем, не бросил в печь, и кто знает, может, они явятся хорошей пищей для древнего яда, а потом отрава перекинется и на нас! А этот намордник, что ты велел напялить вот на него, – кивнул он на Гамова, – помогает только до тех пор, пока не пролилась кровь. А кровь, сам знаешь, лучший носитель болезни…
Акил выцедил сквозь зубы, не глядя на соправителя:
– Я знаю, что делаю. Тебя не было в том шлюзе, и не тебе судить… Да, около четырех десятков пришельцев отправлены в подвалы и ждут своей участи. Да, они не оказали сопротивления. Почти не оказали. В какой-то мере они даже помогли нам… Но не мы, не мы первые пришли к ним!
– У тебя планы на пришельцев?
– Их никто не звал, – сквозь зубы повторил Акил. – Есть ли у меня на них планы? О, конечно. Тем более что один из них, вот этот молодец, должен получить титул Освободителя и будет провозглашен голосом истинного божества в этом мире.
Прорицатель Грендам откликнулся негромко, глухо:
– А ведь и ты, и я не очень-то этого хотим. Идти на поводу у древнего и бессмысленного ритуала, который мы же с тобой и выволокли из пыльных толщ веков и подняли на стяг… Это нелепо, глупо?.. В конце концов, по старому канону именно убийца обожествляемого существа должен быть провозглашен главой сардонаров… Какая чушь!
– Тем не менее эта чушь является одним из краеугольных камней пестуемой нами веры. И нельзя так просто этим пренебречь.
– А если эпидемия все-таки разразится? Если они поражены?..
– Ты думаешь, я зря держу их в подвалах?! – на мгновение потеряв терпение, воскликнул Акил. – Быть может, яд точно так же не повредит им, как не вредит он гареггинам! Они дети другого мира, не могу же я сразу казнить их, не выждав время? Не старайся казаться глупее, чем ты есть, многомудрый прорицатель Грендам!
Костя Гамов, который конечно же не понимал ни слова из всего сказанного, не мог предполагать, до какой степени зависит его судьба от одного старого обряда, составленного и кодифицированного за сотни лет до его, Константина, рождения, за тысячи парсеков от его родины. Он стоял вытянув руки по швам и только втягивал нервными ноздрями запахи, будто и знакомые по земной жизни, но тотчас же переплавляющиеся в диковинную, опасную смесь. Рыжеволосый же, выслушав последние слова своего соправителя, медленно приблизился к Гамову и, подойдя вплотную, глядя глаза в глаза, взял землянина за руку и стиснул запястье. Пальцы были холодные, твердые как железо.
Гамов обратил внимание и на то, какие неподвижные, словно из мертвого, голубого стекла, были глаза у Акила. В отличие от Грендама, от которого разило кислым потом и еще какой-то непередаваемой гнилью так, что чуялось даже в отдалении, от Акила пахло мясом, жаренным с ароматными травами, и нагретым железом.
– Да, – сказал Гамов и зло улыбнулся, – кажется, сейчас будут убивать. Очень досадно. Вы, конечно, не понимаете по-русски? Еще бы! Был у меня один знакомый мясник, так он тоже не понимал по-русски, потому что был казах из какого-то дикого аула.
Акил даже не шелохнулся. Его узенькие зрачки впились в глаза землянина как иглы. Пальцы стиснули Костино запястье. Гамов тоже замер. Наконец Акил отвалился от своего пленника, словно насосавшийся крови паразит, в его рыжих волосах метнулся и запутался свет факелов, и он бросил несколько отточенных, длинных слов. Смуглолицые гареггины подхватили их на лету и тотчас же – следом – взяли под локти Гамова и повели в глубь дома, по темному коридору с идущими уступом стенами, с нишами, в каждой из которых свободно мог укрыться человек.
Спокойно, очень спокойно сделалось Константину, и, даже если этот путь верно вел его к гибели, уже не было смысла волноваться.
Нет. Все оказалось не так.
Его втолкнули спиной вперед в какой-то узкий проход, которого он сначала даже и не заметил. С глухим звуком захлопнулась массивная каменная панель, тотчас же яркий свет и глубокие звуки вошли в глаза и уши Гамова, и он обернулся, увидел огромный зал, залитый пересеченным светом от трех больших горящих шаров, парящих там, где сходились высоченные стены и тяжеловатый светло-серый свод потолочного перекрытия. Посреди зала на ковре стояли широкие и плоские блюда с едой и чаши с напитками, а вокруг них, словно в древнеримском триклинии, возлежали вперемешку пять или шесть мужчин (из них двое – смуглые, статные воины с детской кожей). И с ними – ну верно, даже больше двадцати девиц всех степеней красоты и уродства. Блондинки, брюнетки и даже совершенно лысые. С формами, походящими на обводы стенобитного орудия, и с контурами фигур такими тонкими и нежными, что, казалось, можно обхватить талию двумя пальцами.
При появлении Гамова гареггин, возлежавший ближе всех к нему, поднял руку и сказал несколько звучных слов, после которых лица присутствующих, неподвижные, словно усыпленные верным средством, дрогнули и начали жить. К Гамову приблизилась толстуха в короткой накидке и с жирными голыми плечами, обмазанными слоем липкой ароматической массы, в которой засели остро пахнущие черные лепестки.
– Аллиа канн! – сказала она низким голосом и, потянув край ткани, обнажила мощную грудь, на которой красовался какой-то сложный зеленоватый узор, вдавленный в кожу.
И вот тут Костя Гамов, не испугавшийся вооруженных гареггинов, робко попятился…