– Нет-нет, прическа и одежда на ее маме были такими, какие носили в шестидесятые годы, да и фотография не выглядела новой, – возразил Леонид. – Думаю, что Есения сказала правду.
– Ну а где же эти фотографии сейчас? – заинтересованно спросил кадровик.
– У Есении, – ответил Леонид. – Она у меня только сумку с вещами оставила.
– Угу, – сказал кадровик, разглядывая его и, похоже, собираясь продолжить расспросы, но в этот момент раздался стук в дверь и вошла Вера Ивановна.
– Валентин Борисович, у нас нет никаких сведений на этих лиц. Они у нас не работали.
– Ну что же, на нет и суда нет, – уже без тени улыбки произнес кадровик и поднялся.
– А вы не могли бы мне посоветовать, где еще можно было бы поискать Вербицких, учитывая их род занятий? – с надеждой спросил Леонид, тоже вставая.
Отрицательно покачав головой, кадровик нетерпеливо взглянул на часы, и Леониду пришлось откланяться. Оглянувшись на пороге кабинета, Леонид наткнулся на пристальный провожающий взгляд кадровика, и его передернуло.
Домой он вернулся около семи вечера, уставший и голодный.
Снимая обувь в коридоре, он услышал, что мама с кем-то разговаривает на кухне. Скинув на ходу второй туфель, Леонид в безумной надежде рванул дверь кухни, но увидел только испуганно повернувшихся к нему маму и Скорую Машу.
– Лёнька, ты чего нас так пугаешь? – накинулась на него Мария Ивановна.
– Простите, не хотел, – растроенно пробормотал Леонид. – Мама, мне никто не звонил?
– Нет, сыночек, при мне звонков не было… А ты все ждешь?..
Леонид молча кивнул. Она, вздохнув, сказала:
– Ладно, иди мой руки и садись ужинать.
После ужина Леонид ушел к себе в комнату и, рухнув на диван, стал думать, что же еще можно предпринять. Завтра нужно будет все-таки съездить в Пушкин. Есения, конечно, не сельхозживотное, но мало ли… Да и с чего он, собственно, решил, что ее должны были вывести обязательно там, где ее родители работают сейчас. Может быть, они с того времени не раз сменили работу, перейдя в другую лабораторию или институт…
В четверг, рано утром, когда Леонид уже собрался было ехать в Пушкин, раздался телефонный звонок. С замирающим сердцем Леонид подскочил к аппарату.
– Доброе утро, – раздался в трубке мужской голос. – Позовите, пожалуйста, Леонида.
– Доброе утро. Я вас слушаю.
– Леонид, это капитан Копылов из шестнадцатого отделения милиции. Ты не можешь прийти ко мне завтра в пятнадцать часов?
– Конечно могу! – обрадовался Леонид. – А почему не сегодня? Вы нашли Есению? Есть какие-нибудь новости? Я тут совершенно извелся!
– Приходи завтра к трем, я тебе все расскажу, – не вдаваясь в подробности, ответил капитан и, попрощавшись, положил трубку.
Леонид даже не успел спросить его – брать ли с собой коньяк…
Глава одиннадцатая
На следующее утро Леонид проснулся ни свет ни заря, ощущая сильное волнение. Сегодня должны быть расставлены все точки над «i». Возможно, он даже увидит Есению, и она наконец объяснит ему, что же с ней произошло.
Испытывая к Копылову чувство признательности, Леонид приготовил бутылку «Наполеона», купленную на крайний случай накануне, и, едва дождавшись двух часов, выскочил из дома, хотя ехать до шестнадцатого отделения от него было не более тридцати минут.
Выйдя на «Василеостровской», когда до встречи оставалось еще целых полчаса, Леонид решил идти к Копылову не спеша, чтобы не ждать в коридоре, явившись раньше времени. Но «променада» у него никак не получалось – он все время ловил себя на том, что невольно ускоряет шаг.
Пока Леонид короткими перебежками двигался в сторону отделения, терзаемый разными предчувствиями, в кабинете Копылова происходили следующие события.
– Капитан Копылов? – спросил вошедший в кабинет худощавый мужчина лет тридцати с невыразительным лицом и тусклым взглядом бледно-голубых глаз.
– Да, – поднялся из-за стола Копылов, догадавшись, кто перед ним.
«Ну и глаза… как у дохлой рыбы», – подумал он с брезгливостью.
– Майор госбезопасности Круглов. Мы договаривались о встрече. Батурина вызвал? – выстреливая в Копылова рублеными фразами, гэбэшник деловито оглядывался, выбирая, куда сесть.
– Вызвал, он обещал к трем подойти, – ответил Копылов, удивившись, что гэбэшник знает фамилию Леонида, а ведь он ему ее не говорил… «Набурили уже, значит, в их Комитете Глубинного Бурения…» – мрачно подумал он, указывая Круглову на свободный стул.
Но тот уже сам выбрал себе место и по-хозяйски уселся за стол отсутствующего по болезни Михаила.
– А ты был прав, похоже, твой Батурин так просто не отступится, – сказал гэбэшник, открывая папку. Вытащив из нее какие-то документы и фотографии, он начал раскладывать их на столе изображением вниз. – Он тут развил бурную поисковую деятельность. Но ничего, его ожидает неприятный сюрприз…
Копылов, не скрывая неприязни, смотрел на майора, но тот, не обращая на это внимания, спросил:
– Где фотография Вербицкой?
Капитан молча вытащил из папки фотографию Есении и Леонида и кинул ее на стол Круглову.
Тот мельком глянул на фото и, кивнув, убрал его к себе в папку.
– А ты, вижу, переживаешь? – усмехнулся он, поднимая на Копылова свой рыбий взгляд. – Не переживай, не надо. Помнишь, что я тебе тогда сказал? Не лезь в это дело… Сейчас я твоему пацану расскажу о его девушке, и дела больше не будет, так что через час ты сможешь выбросить его из головы.
– Он такой же мой, как и твой, – запоздало проворчал Копылов в ответ на «твоего пацана» и отвернулся.
– Ладно-ладно, не лезь в бутылку, – хмыкнул Круглов. – Лучше подготовься к своей роли. Помнишь, сотрудником какого отдела меня надо представить?
– Помню, – коротко ответил Копылов.
– Вот, а дальше сиди спокойно, я сам доведу дело до конца.
Круглов откинулся на стуле и, достав пачку болгарских сигарет «БТ», закурил.
Копылов встал, открыл форточку, взял с подоконника пепельницу и, ни слова не говоря, поставил ее перед Кругловым, после чего вернулся на свое место и отвернулся к окну.
Оставшееся время до прихода Леонида они просидели молча.
Подходя к отделению милиции, Леонид оглянулся на соседний дом. Ему показалось, что на него оттуда смотрят. Уже в третий раз за последнее время он ощущал на себе чей-то взгляд. И ему это совсем не нравилось.
Леонид осмотрел окна, но не заметил ничего подозрительного. Лишь на втором этаже в открытом окне стояла, опершись передними лапами на подоконник, коричневая мохнатая чау-чау и, высунув от жары свой фиолетовый язык, часто дышала. Заметив взгляд Леонида, чау-чау спрятала язык, слегка напружинилась, глядя на него сверху вниз, но потом, решив, что он не стоит ее высочайшего внимания, отвернулась, уставившись куда-то вдаль.
«В прошлой жизни, небось, была китайским мандарином!» – усмехнулся про себя Леонид и поспешил дальше.
Без пяти три он уже стоял у кабинета Копылова. Решив, что пять минут за срок не считается, он постучал.
– Войдите, – раздался голос из-за двери.
Леонид вошел.
Капитан Копылов, привстав, кивнул ему и указал рукой на свободный стул рядом со своим столом:
– Заходи, Леонид, присаживайся.
Леонид сел и выжидающе посмотрел на капитана, но тот почему-то молчал. Тогда Леонид перевел взгляд на мужчину в сером костюме за другим столом.
Поглядев на него в ответ, мужчина затянулся догорающей сигаретой, выпустил дым и загасил окурок в пепельнице. Все это он проделал медленно и как-то нарочито спокойно.
– Вот, Леонид, знакомься, это майор Круглов из отдела по розыску пропавших без вести, – представил его Леониду Копылов.
– Очень приятно, – машинально откликнулся тот, чувствуя, как у него засосало под ложечкой, и назвался в свою очередь: – Леонид Ярославович Батурин.
– Леонид Ярославович, – сказал майор Круглов, придвигаясь к нему. – У нас будет с вами очень тяжелый разговор…
– Что случилось? – холодея, спросил Леонид.
– Капитан Копылов доложил, что вы разыскиваете вот эту девушку. – Круглов, порывшись в стопке бумаг, лежащей перед ним на столе, вытащил и протянул Леониду фотографию.
С черно-белой фотографии на него смотрела женщина. Он с трудом узнал в ней Есению – на ней был какой-то жуткий, похожий на больничный, халат. Лицо – бледное, осунувшееся, а в глазах застыла тоскливая отрешенность.
– Господи, что с ней случилось? – в смятении воскликнул Леонид, вскакивая с места.
– Успокойтесь, Леонид Ярославович! Значит, вы узнаете ее? А теперь переверните фотографию и посмотрите на дату…
– Конечно узнаю! Это Есения, только что с ней произошло? Она сама на себя не похожа! – Леонид послушно перевернул снимок и прочел надпись на его оборотной стороне: «Девятнадцатое декабря 1982 года…». – Ну и что?
– Да вы садитесь, Леонид Ярославович, разговор у нас будет долгий… – попросил Круглов.
Леонид сел, приготовившись выслушать то, что ему скажут.
Капитан Копылов молча сидел за своим столом и что-то чертил на листке бумаги.
– Снимок, который вы сейчас видели, – сказал Круглов, – нам предоставили врачи психиатрической клиники Скворцова-Степанова, откуда ваша знакомая сбежала два месяца назад.
– Что?! – Леонид оторопело уставился на Круглова.
– Да-да, Леонид Ярославович, к сожалению, ваша знакомая душевно больна. И зовут ее, кстати, не Вербицкая Есения Викторовна, как вы ее назвали, – он глянул на лист, лежащий перед ним, – а Ольга Ивановна Мерцалова. В клинику она поступила два года назад после второго курса биофака университета. Переучилась девушка, такое бывает. Вообразила себя генетической копией какой-то женщины, которую она называла своей матерью.
– Но они действительно очень похожи! – перебил его Леонид.
– Кто? – спросил Круглов, удивленно поднимая на него глаза.
– Есения и ее мать, я видел их фотографию.
– У Ольги нет ни отца, ни матери, – сказал Круглов.
– Как это? – не понял Леонид. – Значит, это правда, что ее вывели искусственно?
– М-да-а… – протянул Круглов, озабоченно глядя на него. – Чувствуется влияние больного человека… Это значит, Леонид Ярославович, что ее родители всего-навсего неизвестны – Ольга выросла в детском доме в Челябинской области, куда ее подбросили в двухмесячном возрасте. А искусственное выведение человека, о котором она вам говорила, – вещь технически невыполнимая. Ученые еще даже процесс искусственного оплодотворения не до конца изучили, о каком уж тут выведении людей может идти речь! Это возможно только в фантастической литературе. А человечеству пока остается только одно – пополняться естественным путем. Тем более что это не самый неприятный путь… – Круглов цинично усмехнулся.
– А что же тогда за женщина была изображена на той фотографии, так похожая на Есению?.. – спросил Леонид.
– Я не знаю, о какой фотографии идет речь, но думаю, что это было ее собственное изображение, сделанное еще до больницы, – предположил Круглов.
– А остальные снимки?.. – настаивал Леонид.
Бросив на него короткий взгляд, Круглов поинтересовался:
– Какие снимки, что на них было?
– Да какие-то пробирки, клетки в увеличенном виде… человеческие зародыши…
– А! – отмахнулся Круглов. – Наверное, хранились у нее со времени учебы на биологическом, она же не была буйной, и ей позволяли иметь свои вещи.
– Да уж, буйной она точно не была! – подтвердил Леонид, чувствуя, что начинает злиться. – Более того, я не верю, что она вообще была душевнобольной! Мы все-таки провели три недели вместе, а я не заметил у нее никаких отклонений…
– А вы что, психиатр? – насмешливо спросил Круглов. – Да вы себе представить не можете, насколько успешно психи прикидываются нормальными людьми! Ведь ни один из них не считает себя больным, а при некоторых психических расстройствах отклонения не сразу и распознаешь…
– Ну знаете, это вопрос спорный: кого считать нормальным, а кого нет. Но меня в данный момент больше интересует, где сейчас Есения? Вы нашли ее? Она в клинике? Я хочу ее видеть!
Круглов вдруг помрачнел, опустил голову и, глядя на лежащую перед ним стопку каких-то бумаг, сказал:
– К сожалению, это невозможно. Она погибла.
– Что?! – вырвалось у Леонида. В первый момент ему показалось, что он ослышался.
– Она погибла, – повторил Круглов и посмотрел на него.
«Какие у него противные глаза, – подумал Леонид, встретившись с ним взглядом. – Как у дохлой рыбы… И что он несет?! Кто погиб? Есения? Это невозможно!» В голове у него вдруг стало просторно-просторно… Обрывки мыслей метались по этому гулкому пространству, бились о стенки черепа и, отлетая от них в разные стороны, никак не давались сознанию.
– Кто погиб? – тупо переспросил он, пытаясь заглушить гул в голове.
Круглов, порывшись в своей стопке, вытащил еще одну фотографию и, положив ее перед ним на стол, сказал:
– Ваша знакомая, которую вы называете Есения Вербицкая, а на самом деле Ольга Мерцалова, погибла. Посмотрите, пожалуйста.
Леонид опустил взгляд на фотографию и отшатнулся: на снимке был запечатлен чей-то обгоревший труп, лежащий на земле среди каких-то обломков и мусора. Его верхняя часть была обуглена до черноты.
– Вы хотите сказать, что это она? – в шоке спросил он, не в силах поверить, что это может быть его Есения. – Господи!
– Мне нужно выйти, – сказал вдруг до сих пор молчавший Копылов и, быстро поднявшись, выскочил из кабинета.
– С чего вы взяли, что это Есения? – выкрикнул Леонид и, привстав со своего места, схватил Круглова за грудки и принялся его трясти: – Где она? Покажите мне ее!
Круглов, видимо не ожидавший от него такого, сначала опешил, а потом, крепко взяв его за руки и заставив разжать пальцы, усадил на место.
– Успокойтесь! – с деланым участием сказал он. – Хотите, я вам воды налью?
– Не хочу я никакой воды! – простонал Леонид. – Я хочу видеть Есению! Зачем вы меня мучаете, ну скажите, что вы ошиблись! – И, ухватившись за эту мысль, воскликнул: – А может быть, вы и в самом деле ошиблись? Ведь тело сильно обгорело… Почему вы так уверены, что это Есения?
– Леонид Ярославович! Я понимаю ваши чувства, но возьмите себя в руки, – сказал ему Круглов. – На теле погибшей были особые приметы, ее опознали врачи клиники.
– Какие еще приметы?! Посмотрите, тело-то обгоревшее! – воскликнул Леонид, ткнув пальцем в фотографию. – Как ее могли опознать?!
Круглов молча достал еще одну фотографию и положил ее рядом с предыдущей.
На этой фотографии крупным планом была изображена нога трупа, почти не тронутая огнем.
Леонид застыл, глядя на темное пятнышко, четко выделявшееся на колене трупа, и почувствовал, словно его ударили под дых: он так часто любовался необычной родинкой на правом колене Есении, что не спутал бы ее ни с чем другим. В один пронзительный миг он понял, что надеяться больше не на что – Есения действительно погибла.
Леонид смотрел на фотографии ее останков и чувствовал, как этот момент разделяет его жизнь на две половины – на до и после гибели Есении.
– Когда это случилось? – тихо спросил он.
– В тот же день, как вы приехали, – ответил Круглов. – Ее нашли вечером в одном из заброшенных складов у Варшавского вокзала.
– Кто это сделал?
– Это глухарь, Леонид Ярославович. Вряд ли мы найдем убийцу… Похоже, она попала к бомжам. Вскрытие показало, что она перед смертью хлебнула «льдинки»[6], а потом ее, видимо, ударили по голове и, облив той же «льдинкой», сунули в костер.
– За что? – сдерживаясь из последних сил, чтобы не закричать, спросил Леонид.
– Кто знает? – пожал плечами Круглов. – Судя по тому, что ее сумка была выпотрошена и брошена тут же, а на теле мы не обнаружили никакой одежды, ее попросту ограбили.
– Вы нашли ее сумку?
– Да, вот посмотрите, – сказал Круглов и показал ему снимок.
Леонид тут же узнал сумочку Есении, которую она обычно носила с собой через плечо.
– Где я могу увидеть ее… тело? – спросил Леонид, чувствуя, как отчаяние начинает захлестывать его.