– Пожалуй, – согласился Дима. – Да я-то, в общем, не комплексую.
– Вот и славно. Тем паче что наши политики наверняка тоже не переживают относительно своей музыкальной безграмотности, – заметила я с улыбкой. – Ага, мы, кажется, приехали?
Мы остановились возле небольшого одноэтажного дома, выстроенного без шика, но со вкусом. Дима открыл ключом железную калитку, и мы вошли во двор. Проведя меня под руку по дорожке из желтого кирпича – после утреннего дождя камни были скользкими, – Дима поднялся на крыльцо, пропустив меня вперед.
В прихожей в нос ударил запах лекарств. Вытирая руки передником, на шум вышла пожилая женщина с морщинистым лицом. Увидев меня, она удивленно подняла брови и вопросительно посмотрела на Диму.
– Это Евгения Максимовна, – поспешил тот представить меня. – А перед вами наш добрый ангел, Ангелина Павловна, она ухаживает за папой.
Сиделка подала мне руку, которая была еще слегка влажной. Ее глаза смотрели на меня внимательно и настороженно. Ангелина Павловна сразу же спросила:
– Вы учитесь вместе с Димой? Что-то я вас раньше не видела.
– Евгения Максимовна будет выполнять одно мое конфиденциальное поручение, – ответил за меня Корнелюк, напустив на себя строгий и торжественный вид. – К музыке она не имеет никакого отношения. И вот еще что… Некоторое время Евгения Максимовна поживет у нас. Я думаю, поместим ее в бывшей детской.
Ангелина Павловна вытаращила глаза и слегка приоткрыла рот. Бог знает, что она подумала обо мне, но поведение Димы ее весьма удивило.
– Вам виднее, Дмитрий Владимирович, – произнесла она, пожав плечами. – Поступайте как знаете, в конце концов это не мое дело.
Корнелюк даже не понял, какое впечатление произвела его неуклюжая фраза на сиделку.
– Сейчас мы пройдем к папе, если не возражаете, – предложил он мне, – а потом я покажу вашу комнату. Раздевайтесь, пожалуйста.
– Владимир Георгиевич очень плох, – поджав губы, произнесла сиделка. – Вряд ли ему сейчас будет интересно общаться с вашей знакомой.
– Так надо, – настаивал Дима. – И вообще, Ангелина Павловна, я вас не понимаю…
– А я не понимаю вас, Дмитрий Владимирович. Могли бы немного и обождать, – заявила сиделка и удалилась, гордо подняв голову.
– Что она имела в виду? – растерянно спросил Дима, глядя ей вслед.
– Ну, что-то вроде того, что не следует приводить домой женщину и развлекаться с ней при живом хозяине, – пояснила я.
Корнелюк был потрясен:
– Как же так! Это недоразумение! Я немедленно должен с ней объясниться, – порывался он внести ясность в двусмысленную ситуацию.
– Бесполезно, – охладила я его пыл. – Сейчас вы ничего не сможете объяснить, только еще больше все запутаете. Давайте пройдем к вашему отцу.
Дима махнул рукой и показал мне на дверь, ведущую в комнату хозяина дома.
Раздвинув широкие тяжелые портьеры, Дима освободил мне путь. Я вошла, стараясь не шуметь. Широченная двуспальная кровать занимала собой едва ли не полкомнаты, на ней лежал Владимир Георгиевич Корнелюк. Несмотря на изнуряющий недуг, приковавший его к кровати, можно было представить, каким сильным и мощным был некогда этот человек.
Тем горше было видеть его теперешнее беспомощное состояние. И, похоже, надежд на улучшение действительно не было – Корнелюк-старший никак не среагировал на наше появление: его неподвижный взгляд был устремлен прямо перед собой – в лепной потолок, аккурат на пухлого амурчика, который целился стрелой в пастушку.
Бросив взгляд на легкомысленные барельефы по периметру потолка, я еще раз внимательно посмотрела на больного. Дышал он с трудом, подчас прорывались хрипы. Восковой профиль Корнелюка заострился, под глазами темнели широкие синяки, взгляд помутнел.
Когда Дима подошел к отцу и взял его за руку, дряблые мускулы даже не шевельнулись. Похоже, дни Владимира Георгиевича сочтены – впрочем, дней этих могло быть еще довольно много: в таком состоянии больные иногда находятся годами.
– Вот так мы и живем, – беспомощно проговорил Дима, обращаясь ко мне. – И так тяжело, а тут еще этот криминал, будь он неладен.
– Разберемся, – как заправский мент пообещала я. – Дайте только срок.
– Ну что ж, – Дмитрий погладил отца по руке и поднялся с кровати, – пойдемте. Ваша комната направо. Удобства – прямо по коридору.
Я кивнула и прошла в свои временные владения. Комната оказалась небольшой, но уютной. Кровать, тумбочка, кресло, маленький японский телевизор… А вот и напоминание о том, что это бывшая детская – стена возле кровати была увешана вымпелами со значками, которые маленький Дима собирал еще в школе и, судя по их количеству, изрядно преуспел в этом коллекционировании.
Дима дал мне полчаса на освоение обиталища – потом был обещан обед. Похоже, трапезы в этом доме были заведены совместные, так как Корнелюк назвал точную цифру – ровно в четыре.
Мне, честно говоря, не улыбалось сидеть за одним столом с сиделкой Ангелиной Павловной и то и дело ловить на себе ее возмущенные взгляды. Но в чужой монастырь со своим уставом не лезут, и я смирилась с этой перспективой. Впрочем, как показали дальнейшие события, у «доброго ангела» дома Корнелюков, как охарактеризовал мне Дима Ангелину Павловну, появился еще один повод для выражения своих эмоций. Но обо всем по порядку.
Я прихорашивалась перед зеркалом, когда расслышала мелодичный звонок. Я высунула голову из-за двери: так и есть, открывать шел Дима! Я немедленно выскочила из комнаты и нагнала его у самого порога. Перехватив руку юноши, которая уже легла на головку замка, я твердо заявила своему клиенту:
– Чтобы этого больше не было! Если я с вами работаю, то извольте вашу активность свести до минимума. Я понятно выражаюсь?
– Н-не очень, – проговорил оторопевший от моего напора Корнелюк. – Я ведь ничего такого не делал! Только хотел открыть дверь…
– Это и есть «такое», – заверила я его. – Пока я отвечаю за вашу безопасность, прошу меня слушаться. Иначе – я пас.
– Так что же, вы будете со мной и на занятия по музыке ходить? – ужаснулся Дима.
– Ага, – кивнула я. – В крайнем случае посижу перед классом в коридорчике. Можете не беспокоиться, меня примут за студентку. Никто не подумает, что я вас охраняю. Более того, никто и не должен будет так подумать. Я вообще могу к вам не приближаться, если угодно. Но я всегда должна быть рядом!
Дима был потрясен. Похоже, он не предполагал, что я буду так серьезно подходить к своему делу. А что же, интересно, он думал? Что я буду сидеть в своей комнате и ждать, пока его пристрелят или прирежут?
Между тем человек по ту сторону двери проявлял признаки нетерпения. Звонок прозвонил снова, и на этот раз был более долгим и настойчивым.
– Ну открывайте же! – улыбнувшись, предложила я. – Я же не запрещаю вам ограничивать круг своих знакомых. Я буду просто стоять рядом.
Дима покорно кивнул и открыл дверь. На пороге стояла невысокая девушка в кожаном плаще серо-зеленого цвета. В руке у нее был скрипичный футляр.
– Ты что, заснул? – спросила она Диму с порога, не здороваясь. – Я звоню-звоню, а ты нулем. Да и сейчас молчишь. Что-то случилось?
Было ясно, что в последней фразе девушка имела в виду отца Димы. Значит, белокурая гостья в курсе домашних дел Корнелюка.
– Нет, ничего, – пролепетал Дима. – Просто я замешкался…
– Да ты и сейчас мешкаешь, – с легким раздражением проговорила девушка. – Так ты пригласишь меня войти или нет?
Дима расшаркался, заахал и, отвесив неуклюжий полупоклон, отступил. Гостья вошла в холл и сразу же заметила меня. Удивленный взгляд смерил мою фигуру с ног до головы, а потом переместился на Диму.
– Это Евгения Максимовна, – представил Дмитрий. – А это Оля. Мы вместе учимся. Я говорил вам, помните, Евгения Ма…
– Очень приятно, – подала мне руку подруга Димы, изобразив на лице улыбку. – Интересно, что же вам Митя про меня наболтал?
– Только самое хорошее, – заверила я ее. – Рада с вами познакомиться.
Ольга явно не знала, как реагировать на мое присутствие. Пока что для нее было секретом, в каком качестве следует воспринимать появление незнакомки в столь хорошо известном ей доме.
– Вы по делам отца? – спросила она меня невзначай, когда мы проходили в зал.
– Скорее по делам сына, – ответила я. – Но и отца тоже в какой-то степени.
– Снова неприятности в фирме? – настороженно поинтересовалась Ольга. – Или вы представляете интересы кого-то из родственников?
– Родственников? – удивилась я. – Разве кто-то может предъявить какие-то права?
Ольга прикусила язык.
– Так вы не ответили на мой вопрос, – с недобрым выражением глядя мне в глаза, проговорила Ольга. – Или вам нравится нагнетать тайну?
– Просто всему свое время, – спокойно ответила я. – А сейчас время обеда.
Стол уже был накрыт. На крахмальной скатерти блестели серебром столовые приборы, посверкивал хрусталь, а белый фарфор сервиза весело отражал солнечные лучи. Обед был довольно скромный: крабовый салатик с кукурузой и капустой, бульон с клецками и толстенький антрекот с лечо.
Совместная трапеза, как и подсказывала мне интуиция, не обошлась без скандала.
«Добрый ангел» Ангелина Павловна не выдержала такой, по ее мнению, наглости со стороны Димы. Привести домой сразу двух женщин и усадить их вместе с собой за обеденный стол! Ведь семейная трапеза – это священнодействие для дома Корнелюков!
Понятно, что Ангелина Павловна не могла сказать все это в лицо «молодому хозяину». Но и терпеть такое безобразие сиделка тоже не собиралась.
Началось все с долгих, внимательных и тяжелых взглядов, которые Ангелина Павловна «дарила» присутствующим по очереди. Я наблюдала, как «добрый ангел» пытался безмолвно выразить силой своего взгляда возмущение пополам с укоризной, и меня эта пантомима немало позабавила. Надо сказать, что Оля с честью вынесла это испытание – когда Ангелина Павловна, в очередной раз тяжело вздохнув, уставилась на девушку, та подняла голову и выдержала взгляд пожилой женщины, причем в это время на ее губах играла торжествующая улыбка – слабо, мол!
Ангелина Павловна была вынуждена признать поражение. Даже не покончив с первым блюдом, она с опущенным долу взором встала из-за стола и, еще раз вздохнув на прощание, молча удалилась.
– А как же мясо?! – прокричал ей вслед Дима.
Но Корнелюк-младший не успел как следует прожевать пищу, и это восклицание выглядело уж никак не заботливым, а, скорее, издевательским. Ангелина Павловна лишь махнула рукой, даже не обернувшись.
– Какая муха ее укусила! Наверное, что – то с желудком, – недоуменно пожал плечами Дима.
Мы обменялись с Ольгой понимающими взглядами, причем обе не смогли сдержать улыбки.
– Эта муха называется ревность, Димочка, – проговорила Ольга.
Корнелюк поперхнулся.
– В каком смысле? – Он подозрительно посмотрел на свою подругу. – Ангелина Павловна вроде бы уже в возрасте. Да и вообще…
– Ревность в более широком смысле. Можно сказать – ревность семейная, – терпеливо пояснила Ольга своему приятелю. – Ты, Димочка, можно сказать, в душу ей наплевал. Да-да, можешь не таращить так глаза. Впрочем, ты слишком толстокожий, чтобы сразу это понять…
Дима обиделся. Он отложил вилку, отодвинул от себя тарелку с недоеденным антрекотом и вопросительно посмотрел на Ольгу.
– Что, не очень-то приятно? – усмехнулась та. – Но не обижайся, пожалуйста. Правда – вещь неприятная. Наверное, эмоциональная бестактность – общая беда всех мужчин. Они хорошие стратеги, надо отдать им должное, но плохие тактики. Извини за каламбур, но с чувством такта у тебя явно не фонтан…
– Может быть, ты объяснишь поподробнее? – сухо проговорил Дима. – И я смогу как-то исправить свой недостаток, учтя твои упреки.
– Упреки? – удивленно подняла брови Ольга. – Это вовсе не упреки, дорогой. Много чести… Впрочем, я не намерена ничего объяснять при посторонних. Давай как-нибудь в другой раз…
Я украдкой бросила взгляд на Диму. Он поймался на крючок Ольги с первой попытки и сказал именно то, что она в данный момент хотела услышать.
– Ты можешь говорить совершенно свободно, тем более что Женя вовсе не посторонняя, – начал разъяряться Дима. – По крайней мере, в данный момент… В общем, ее присутствие не должно тебя волновать.
– Волновать? – с издевкой переспросила Ольга. – А почему ты думаешь, что присутствие у тебя в доме молодой женщины должно меня волновать?
– Ну как… – развел руками Корнелюк. – Ты можешь что-то такое подумать…
Тут терпение изменило уже Ольге. Она вытерла губы салфеткой и встала из-за стола.
– Ну хорошо, ты сам напросился, – с холодной яростью произнесла она. – По-моему, ты просто жалкий эгоист. Да-да, не перебивай меня, хотел слушать – так изволь. Ты привык думать только о себе и о музыке, окружающие для тебя существуют не как живые люди, а как объекты, с которыми ты время от времени входишь в контакт.
Ее руки крепко сжимали спинку стула, да так, что побелели костяшки пальцев.
– Господи, какая я была дура! – Ольга завела глаза к потолку. – Зачем я только заговорила с тобой в тот день! Ты показался мне милым, трогательным дурачком, который нуждается в ласке и заботе. И я взвалила на себя эту ношу, которую тащу и по сей день. Лучше бы я сразу послала тебя к…
Дима слушал, от удивления выпучив глаза и приоткрыв рот. Он был настолько потрясен услышанным, что даже не пытался перебивать.
Было похоже, что я присутствую при первой их ссоре и сейчас говорятся самые обидные слова, которые потом придется смывать слезами и поцелуями. Но Корнелюк, само собой, этого не просекал и был уверен, что на его глазах разыгрывается самая настоящая трагедия, в которой ему, Диме, предназначена главная роль.
– Как я обманулась! – Ольга продолжала свой монолог дрожащим голосом.
Я поняла, что еще немного, и она разрыдается. А ведь мне хотелось бы с ней перемолвиться словечком насчет их несостоявшейся с Димой встречи, которая была таинственным образом связана со вторым покушением. Но теперь, кажется, я упустила этот шанс.
– Ты оказался всего-навсего маленьким вампирчиком, который присасывается к человеку и пользуется им до тех пор, пока тот ему нужен. Ты ведь даже не потрудился как-то обозначить наши отношения, хотя мы знакомы с тобой уже черт знает сколько времени!
– Ольга, прекрати! – подал наконец голос Дмитрий. – Сейчас ты не в себе и…
– Не-ет уж! – сладострастно протянула Ольга. – Я тебе выдам на полную катушку, раз сам напросился. Сиди и слушай, если хватит мужества. Представляете, Женя, этот юноша настолько робок, что поцеловал меня лишь через месяц после того, как мы познакомились. Причем поцеловал – это громко сказано. Просто мы ехали в автобусе, на повороте тряхнуло, и он, не удержавшись за поручень, ткнулся мне губами в лицо. Да еще потом и извинялся.
– Как ты можешь! – Дима прикрыл глаза рукой. – Нет, я лучше уйду…
– Сидеть! – прикрикнула на него Ольга. – Думаешь, мне легко общаться с тобой чуть ли не ежедневно, не зная, какие у тебя планы в отношении меня? Ты знаешь, скольким парням я уже отказала? А ведь среди них были очень представительные экземпляры, не тебе чета. И что я получаю взамен? Разговоры, разговоры и разговоры.
– Но я еще не готов сделать тебе предложение! – в отчаянии прокричал Дима.
– Предложение? Вот это новость! – Ольга чуть наклонила голову набок. – А с чего ты взял, что я соглашусь выйти за тебя замуж?
– Я полагал, что между нами существует духовная общность, которая… – с трудом говорил Дима, – которая… со временем может перейти в более крепкое чувство. Но пока я еще не готов для…
Но Ольга уже не могла остановиться. Ее несло, словно грузовик под горку.
– И сколько же ты намерен думать? – презрительно спросила она. – Испытывать свои чувства, да? А может, мы вообще не подходим друг другу в сексуальном плане! Ведь мы еще ни разу с тобой не спали! И не кривись, пожалуйста, ты ведь сам только что сказал: Женя – не посторонняя и при ней можно говорить на любые темы.