Божена внимательно следила за индианкой, старясь не пропустить ни единого ее движения.
– По-моему, она собирается соперничать с девицей Анной-Аделаидой Ленорман, – прошептала мне на ухо кузина, продолжая следить за руками индианки, которая священнодействовала с козырями колоды Таро. – Той самой, что предсказала корону Жозефине де Богарне, ставшей через некоторое время женой императора Бонапарта.
– Тсс, – Золотой дракон прижал палец к губам.
Тем не менее Божена продолжила:
– Между прочим, Наполеон изгнал гадалку из Парижа в 1808 году, после того, как она предсказала ему падение, – кузина бросила на меня многозначительный взгляд.
– К сожалению или, может быть, к счастью, я не Наполеон Бонапарт, – отозвался я шепотом.
Мира оторвала взор черных глаз от своего расклада.
– Судьба отказывается отвечать вам! – воскликнула она. – Здесь речь явно идет о чем-то совсем другом, – взволнованно проговорила индианка. – О чем-то неизмеримо более важном!
– Ну вот, – усмехнулась Божена, – теперь и судьба от меня отвернулась, – разочарованно проговорила она.
– Нет, нет! Дело совсем не в этом! – замахала индианка руками. – Просто карты пытаются предупредить нас о какой-то опасности, – задумчиво проговорила она. – Опасности, которая напрямую касается вас, Яков Андреевич!
– Милая моя Мира, – улыбнулся я ей, – и не надоест тебе каждый раз предсказывать мне одно и то же!
Индианка на меня не обиделась, так как знала, что где-то в глубине души я всегда безоговорочно верю ее предсказаниям. Она кивнула Сварупу, и он поднял гардины. Сноп яркого света сразу ворвался в гостиную. Мира велела отнести свои принадлежности в комнату «демонов», и все мы сразу почувствовали какое-то облегчение.
– Итак, братец, – осведомилась Божена Феликсовна, – что же ты теперь собираешься делать? – Она поправила сережку с брильянтами, которая едва не вылетела у нее из уха.
Я понимал, что она беспокоилась за меня. Мне также было известно, что Божена сильно ко мне привязана, несмотря на то, что кузина пыталась всеми силами это скрывать.
– Прежде всего навестить прислугу Вяземских, – ответил я. – Ведь кто-то же, кроме Кинрю, должен был видеть подозрительного господина в бурнусе, – уверенно заявил я. – К тому же, мне бы очень хотелось расспросить горничную, приводившую в чувство Элен, не обмолвилась ли графиня какой-нибудь фразой в беспамятстве, которая смогла бы меня навести на какие-либо размышления.
– Я с вами, Яков Андреевич, – тут же промолвил мой ангел-хранитель.
– Тогда собирайся! – велел я ему.
– Ну, значит, и мне пора честь знать, – нервно улыбнулась Божена. – Держите меня в курсе событий, – попросила она.
II
Я выехал из дома в собственном экипаже. Мой Золотой дракон, как и обещал, сопровождал меня. До Обуховского проспекта мы добирались около получаса.
– Вряд ли лакей станет с вами разговаривать, – нарушил молчание Юкио, разглядывая из окошка кареты прохожих.
– Это почему же? – осведомился я. Японец иногда своими фразами ставил меня в тупик.
– Если этот таинственный господин действительно имеет какое-то отношение к обмороку Элен Олениной, то он наверняка в сговоре с лакеем, который его сопровождал. Иначе и быть не может! – уверенно заявил Кинрю.
– В этом, пожалуй, ты прав, – согласился я. – Но попробовать-то стоит! Чем черт не шутит? А? Попытка – не пытка!
– Я не верю ни в бога, ни в дьявола, – покачал головой Кинрю.
– А в предсказания Миры? – усмехнулся я.
– Ну, если только самую малость, – отозвался мой Золотой дракон. Механическим движением он поправил булавку для галстука.
Наконец, я вышел из экипажа и направился к особняку. В этот раз японец настоял на том, чтобы сопровождать меня.
Я несколько раз постучался в двери парадного входа. Наконец, на пороге появился человек в лакейской ливрее и во все глаза уставился на японца.
– Эко диво! – пробормотал он себе под нос.
Кинрю ткнул меня локтем в бок, давая понять, что это и есть тот самый человек, который сопровождал таинственного незнакомца в бурнусе в то самое мгновение, когда в танцевальном зале особняка случился пожар.
– Господа-то еще почивать изволят, – развел руками лакей. – Я и доложить о вас не могу, – добавил он с кислой миной на рябом, испорченном оспой лице.
Я не мог оторвать взгляда от висящего мешочка кожи под его подбородком.
– Ты лучше мне, милый, скажи, что за человек здесь под окнами околачивался, когда в бальном зале штофная гардина зажглась, – велел я ему, протягивая империал.
– Какой еще такой человек? – насторожился лакей и попятился к двери. Он даже деньги не взял. – Не видел я никого! Не знаю!
– Ну что ж, – не стал я настаивать, – тогда проводи нас к горничной, которая приводила в чувство графиню Оленину.
– Отдыхает она, – испуганно пробормотал лакей.
– А ты разбуди! – сказал я уже в приказном тоне.
– Ну, хорошо, – наконец согласился лакей. – Подождите немного, господа! Анфиску я вам на крыльцо, так уж и быть, уговорили, выведу!
– Ну, что я говорил, – самодовольно изрек Кинрю, когда лакей скрылся за дверью. – У этого-то рыльце тоже в пушку!
– Завидная проницательность, – ответил я полусерьезно-полушутя. Японец покосился в мою сторону, насупился, но ничего не ответил.
Наконец на пороге особняка показалась молоденькая горничная в бесхитростном темном платьице, ситцевом крахмальном переднике и в белой косынке на голове.
– Так ты и есть Анфиса? – осведомился я, смерив ее с ног до головы придирчивым взглядом.
– Я и есть, – девчонка захлопала ресницами и залилась краской, как наливное яблочко. – А вы кто будете? – спросила она.
– А мы хотели у тебя справиться о здоровье графини Елены Александровны Олениной, – осторожно ответил я.
– Отчего же у меня? – удивилась горничная.
– Так ты же ее в чувство-то приводила? – спросил я, протягивая ей империал, отвергнутый неподкупным лакеем.
Анфиса начала испуганно озираться по сторонам.
– Бери, бери, – я вложил ей в руку монету. – Когда расскажешь все, как было, заплачу вдвое больше, – пообещал я.
– Ну, хорошо, – нехотя согласилась девушка. Она была такая худая, что походила на тонкую спичку с белой головкой. – Я скажу, что к обедне пошла свечку поставить, а сама в кофейню пойду. Знаете, в ту, которая здесь, на берегу Мойки ближе всего? Так вы меня в ней и дожидайтесь!
На этом мы с ней и условились. Анфиса скрылась в господском особняке с флигелями, а я вместе с Кинрю отправился к своему экипажу.
– Вы полагаете, Яков Андреевич, что горничная расскажет вам что-нибудь стоящее? – поинтересовался Золотой дракон, щурясь от солнца.
– Не знаю, – я в ответ только пожал плечами. – Остается надеяться!
Анфиса долго ждать себя не заставила. Она назначила встречу в той самой кофейне, где я когда-то встречался с княгиней Полянской, возлюбленной бальи Мальтийского Ордена. Поэтому обстановка в кофейне волновала меня и будила воспоминания, которые я считал глубоко похороненными в глубине души.
– Ну вот и я, – запыхавшись проговорила горничная. – Что вы хотите знать? – осведомилась она, сглотнув ком в горле.
– Графиня Оленина что-нибудь говорила в беспамятстве? – задал я первый вопрос.
– Да, – кивнула горничная, – что-то про свадьбу, флердоранж и чеснок, – сказала она.
– Про что? Про что? – удивился японец.
– Ну, я же сказала, – Анфиса надула пухлые губки, которые ярким пятном выделялись на ее истощенном лице. – Мне и самой показалось странным, что… – горничная умолкла, но потом продолжила: – Я заметила у барышни на груди осиновый крестик, – сказала она после короткой паузы и часто-часто заморгала ресницами. – Видно правду говорят про графиню, что она умом повредилась! Или и вправду ее нечисть замучила? А? Как вы думаете?
– Имена она какие-нибудь называла? – осведомился я, отпивая из севрской чашки глоток горячего шоколада.
– Называла, – кивнула Анфиса. – Дайте-ка вспомнить, – девушка наморщила лобик. – Она все время Андрея звала, – при упоминании этого имени мы с японцем переглянулись, – и еще какого-то Алекса.
– Что еще за Алекс? – насторожился я.
– Вам, господам, виднее, – развела руками малахольная горничная.
– И скоро графиня в чувство пришла после печального инцидента? – в свою очередь полюбопытствовал мой ангел-хранитель.
– Спустя час, – проговорила Анфиса в ответ. – После этого мать с братом ее домой увезли. Но она была все еще в горячке, – оговорилась горничная. – Твердила, что душа ее проклята на вечные адские муки! Уж и не знаю, что за грех такой на графине, – пожала девушка хрупкими плечиками.
Я сполна расплатился с горничной, поблагодарив ее за ценную информацию.
– И что же такого важного она вам поведала, Яков Андреевич? – усмехнулся Кинрю, когда дверь за Анфисой закрылась. Знатные дамы в кофейне проводили ее удивленными взглядами.
– Еще не знаю, – отозвался я в том же тоне. – Пока ее слова только подтверждают то, что нами уже было услышано!
– И что же теперь вы собираетесь делать? – японец пытливо уставился на меня.
– Отправиться домой пообедать, – проговорил я в ответ.
* * *
Мира встретила нас на у входа в дом.
– Яков, тебя дожидается подпоручик Оленин, – встревоженно проговорила она. – Кажется, он хочет, чтобы ты срочно нанес визит его приболевшей сестрице. Он взволнован, как никогда! – Мира устремила на меня взгляд своих черных бархатных глаз, и я устыдился собственных воспоминаний о княгине Полянской.
Когда мы вошли в гостиную, я заметил, какой восхищенный взгляд бросил граф на мою индианку в темно-лиловом муаровом платье, которое заканчивалось внизу атласным бие. Ее волосы были сколоты черной бархатной токой со страусиными перьями. Мира сжала мою руку, и я почувствовал, что пальцы у нее ледяные.
Граф Владимир сидел в круглом кресле, обитом темно-зеленым штофом.
– Но где же вы пропадали, Яков Андреевич?! – воскликнул он. – Моя сестра, наконец, изъявила желание переговорить с вами, – проговорила Оленин взволнованно. – Я намекнул ей, что вы сведущи в некоторых… Как бы это сказать? В некоторых вопросах эзотерического знания, – наконец, выговорил подпоручик.
– Les affaires l'ont retunu – ответила индианка. – У него действительно было много дел, – добавила она.
– Как себя чувствует ваша сестра? – осведомился я.
– Ни жива, ни мертва! – в отчаянии махнул рукой Владимир Оленин. – Я всерьез обеспокоен состоянием ее психического здоровья, – тяжело вздохнул граф. – Мне бы не хотелось, чтобы это все закончилось умопомешательством. – Он обхватил свою голову руками, и из его груди вырвался стон.
– Не волнуйтесь, – попробовал я утешить его. – Я сделаю все, что только будет возможно!
– Если еще не поздно, – тихо отозвался Оленин.
– Кстати, – неожиданно вспомнил я, – вам о чем-нибудь говорит имя Алекс?
– Откуда!? Вы-то откуда узнали его?! – воскликнул Владимир. – И до вас уже слухи дошли?
– Какие слухи? – насторожился я.
– А разве я или матушка называли вам имя вампира, преследующего мою сестру в ее бредовых фантазиях? – отозвался Оленин.
– Нет, но… В общем, я навел кое-какие справки, – мне не хотелось рассказывать графу Оленину, что я мучил расспросами горничную из дома Вяземских.
– Ну, ну, – пробормотал граф, кусая губы. – Итак, вы едете?
– Да, разумеется, – согласился я и направился к выходу, чувствуя на себе обжигающий взгляд черных глаз индианки.
– Я прошу вас, – шепнула она на прощание, – ведите себя осторожнее!
Я с нежностью улыбнулся ей и вместе с японцем вышел из дома.
* * *
Карета остановилась у дома Олениных. Почти у самого входа я столкнулся с человеком, который прогуливался под окнами. Незнакомый мне господин и Оленин молча расскланялись, после чего незнакомец скрылся за оградой особняка.
– Кто это? – спросил я у графа, провожая человека настороженным взглядом.
– Господин Раневский вернулся, – сухо ответил он, наглухо застегивая воротник.
– Бывший жених Элен? – полюбопытствовал я.
– Мне бы не хотелось вдаваться в подробности, – поморщился граф. – Этот человек низко обошелся со всеми нами, – глухо добавил он и замолчал.
Я не стал настаивать на ответе, решив, что всему свое время, и обратился к Кинрю:
– Это его ты видел под окнами Вяземских, когда загорелась гардина?
– Нет, – покачал головой японец. – Я не уверен. Лицо того человека скрывал капюшон, но мне кажется, что он был гораздо выше.
– О чем это вы? – удивился Владимир.
– Кинрю видел под окнами бального зала какого-то незнакомца в бурнусе, – ответил я, – как раз в тот момент, когда Элен лишилась сознания. Мне показалось справедливым предположить, что именно появление этого незнакомца так ее напугало. Или… – я помолчал на пару секунд, – может быть, взволновало! Разве этим незнакомцем не мог быть ее жених? Она была влюблена в него?
– Кажется, да, – раздраженно ответил Оленин. – И если именно он маячил под окнами, то ему еще придется за это ответить! – угрожающе проговорил граф Владимир. – Он и так принес слишком много несчастий нашей семье! Но если это был не Раневский, то кто?
От этого вопроса у всех мороз пробежал по коже.
– Если Элен не сумасшедшая, – продолжил граф, – Следовательно…
– Следовательно, есть некто или нечто… – подхватил я взволнованно.
– Что сводит ее с ума, – закончил за меня подпоручик. – Намеренно или не намеренно! И нам предстоит выяснить имеет ли этот незнакомец какое-либо отношение к мистике или…
– Или легенда вашего рода – всего лишь обстоятельство, умело используемое для того, чтобы свести с ума бедную девушку, – резюмировал я.
– Или, по крайней мере, выдать ее за сумасшедшую, – вставил свое слово Кинрю.
– Но кому могло понадобиться делать такое? – ужаснулся Оленин.
– Вот это-то я как раз и собираюсь выяснить, – ответил я, переступая порог графского дома.
Мы снова поднялись на второй этаж. В этот раз Юкио Хацуми и здесь сопровождал меня, а не стал, как в прошлый раз, дожидаться в карете.
Наталья Михайловна, завидев его, едва не задохнулась от возмущения. Однако ей удалось пересилить себя, и она промолчала.
«В этом доме только еще азиатов и не хватало!» – было написано на ее лице.
– Элен сама изъявила желание с вами переговорить, – сказала она, приглашая меня в гостиную, обставленную красивой мебелью из какой-то дорогой мастерской, вероятней всего, от Гамбса. – Сейчас я велю пригласить ее, – величественно произнесла она и дернула бисерный шнур сонетки.
– Я сам за ней схожу, – опередил ее Владимир и скрылся в полумраке длинного коридора.
Сегодня графиня Наталья Михайловна выглядела не так великолепно, как в прошлый раз. Похоже, что она переживала за свою падчерицу или за репутацию семейства, которая могла в этот раз пострадать. Мало ли чем мог быть вызван обморок графини Элен?!
Она устало присела в глубокое кресло, оправив пышные атласные юбки.
– Наталья Михайловна, – обратился я к ней, – что вы можете сказать мне о вашем несостоявшемся зяте Раневском?
– А, вы уже и про этого прохвоста успели пронюхать, – сквозь зубы процедила она. – Мошенник, каких еще свет не видывал, – вспыхнула графиня. – Наделал в Петербурге долгов, а платить-то и нечем! Хорошо еще, что мы узнали вовремя! И то благодаря Машенькиному жениху, – добавила Наталья Михайловна, тяжело вздохнув. – Вот истинно благородный человек, – прослезилась она. – Взял это дело в свои руки, с кредиторами расплатился. И все ради Машеньки! Но довольно об этом!
В этот самый момент на пороге появилась Элен в сопровождении Владимира. Она выглядела утомленной в своем бледно-голубом кисейном капоте, отделанном искусственными камелиями и лионскими кружевами. Ее кожа казалась мертвенно-бледной и какой-то обескровленной. Она на свету будто просвечивала. Я и впрямь разглядел у нее на груди осиновый крестик. Элен проследила за моим взглядом.
– Я его у богомолки купила, у божьей странницы, – тихим голосом объяснила она, кутаясь в шаль. Юную графиню знобило. Ее бросало то в жар, то в холод – это было сильно заметно.
– Но зачем? – В свою очередь осведомился Владимир с выражением сострадания на лице. – Ты прилегла бы на оттоманку, – попросил он ее.