Не давая окружавшим меня машинам времени распределиться по сторонам и освободить Эдуарду путь, я быстро развернулась в обратную сторону и помчалась в противоположном направлении по соседней полосе. Пролетая мимо машины Эдика, я заметила, как он безуспешно пытается развернуться, скорее всего, посылая налево и направо весьма неприличные словечки, которыми кто-кто, а журналисты-то напичканы сверху донизу.
Как только появился первый перекресток, я сразу свернула в сторону, продолжая давить на газ со всей мочи. Так я пролетела пару кварталов, на всякий случай виляя из одного проулка в другой, и лишь спустя минут пять сбавила скорость и обернулась. Позади меня вроде бы никого не было – кажется, Эдик наконец отстал. Облегченно вздохнув, я поехала на нужную мне улицу, то и дело все же оборачиваясь, чтобы проверить, нет ли кого позади.
Минут через пятнадцать я была возле дома Остапенко. Разместив машину на стоянке, я вошла в подъезд дома и поднялась на второй этаж. Дойдя до двери с номером двадцать три, нажала на звонок и принялась ждать.
Дверь открыли не сразу. Лишь минуты через две после моего звонка внутри квартиры что-то зашаркало, и только потом в глазке замельтешила тень подошедшего хозяина. Зато уж после этого дверь сразу же распахнулась. Наверное, смазливый ловелас Евгений, узрев у своих дверей женщину, поспешил к ней навстречу.
– О, какое чудо! Такая красавица – и у моих дверей, – растянув губы в широкой улыбке, произнес он и слегка склонился передо мной. – Прошу вас, проходите, сеньора, не стойте в дверях. Я просто не смею заставлять стоять на пороге такое очаровательное создание.
Я немного опешила от столь приветливой и прямо-таки изысканной встречи. Тем более мне было странно – разве можно так реагировать на незнакомого человека? Впрочем, Остапенко вполне мог запомнить мое лицо на презентации, а значит, и узнать.
Улыбнувшись в ответ, я прошла в квартиру, по одному взгляду на которую можно было сразу понять, кто в ней живет. Первая комната, что предстала моему взору, была довольно уютной, наполненной вполне красивыми и дорогими вещами. Вот только располагались они в ней в таком беспорядке и сумбуре, что не сразу можно было понять, то ли тут уборка, то ли ремонт, а может, то и другое сразу.
Насколько мне было известно, подобный так называемый творческий беспорядок указывает на то, что хозяин дома ленив и небрежен, но обожает роскошь и порядок, правда, за чужой счет. Наверняка именно таким человеком был и Евгений Остапенко.
– Садитесь сюда, пожалуйста, – закрыв дверь, вновь обратился ко мне хозяин. – К сожалению, не могу предложить вам трон, но надеюсь, что это кресло вас тоже устроит, моя королева.
«Ну надо же, сколько театральности. Неужели Инне Андреевне нравились такие манеры мужчины?» – подумала я в недоумении.
Решив для себя, что сюсюканье Остапенко нужно срочно прекратить, я вытащила свое просроченное удостоверение работника прокуратуры, столько раз меня выручавшее, и в тот момент, когда Евгений воззрился на меня, как на божество, сунула ему его прямо под нос. Выражение лица мужчины моментально изменилось: исчезло всякое подобие улыбки, да и брови сдвинулись на переносице. Пробежав глазами по документу, он поднял удивленные глаза на меня и вопросительно посмотрел.
– Золушки и волшебные феи давно уже перевелись, Евгений Валерьевич, – пояснила я на всякий случай, надеясь сразу настроить мужчину на беседу. – Я к вам чисто по работе.
Он, вероятно, наконец-то понял причину моего прихода и сразу же сел напротив на диван. Артистизма в нем поубавилось, и Остапенко предстал передо мной в своем истинном облике. И, надо сказать, облик этот не слишком уж и впечатлял. Каждое движение его, жест – все говорило о том, что мужчина ужасно ленив, обожает красивую жизнь и ради нее готов своротить горы, правда, только на словах.
– А я-то надеялся, что вы ко мне на чай зашли, – закинув ноги на соседнее кресло, произнес Остапенко. – Я вас еще в тот день заприметил, решил: красивая женщина, нужно будет познакомиться. Если бы не тот тип, что рядом с вами ошивался, я бы подошел, честное слово. Так, значит, вы из милиции? – резко перевел он разговор на другую тему.
– Из нее самой. В настоящий момент занимаюсь расследованием убийства вашей бывшей жены и, как вы можете догадаться сами, вынуждена опросить всех, кто был в тот день в доме. К тому же мне стало известно, что вы угрожали Инне Андреевне убить ее, и это слышали все члены ее семьи. Стало быть, подозрение автоматически падает на вас.
– Так, значит, наклепали бабы на меня, – нервно встав с дивана и начав прохаживаться по комнате, буркнул Остапенко. – Всегда знал, что они меня ненавидят. Только не убивал я Инну, богом клянусь, и повесить на меня ее смерть не удастся… Ну признаюсь, подлецом был, грозил ей. Так кто ж не грозил бы, если она меня без средств для проживания после развода оставила?!
– И все же угроза была. Вы это и сами признаете, а доказательств того, что вы ни при чем, нет, – прокомментировала я. – Догадываетесь, к чему я клоню?
Остапенко кивнул.
– Алиби нет, сами понимаете, – бросил он, пожав плечами. – Все там были, никто ни за кем не следил. Я вместе с остальными пил, плясал, в общем, развлекался на всю катушку. Только убивать ее мне было совершенно ни к чему: денежки-то да компания по завещанию Инны все равно ее дочкам отойдут, а они мне неродные. Стало быть, совсем я на бубнах останусь. А пока Инна была жива, то я хоть выпрашивать у нее мог, опять же на банкеты разные ходить. Зачем же мне ее убивать было?
– Ради мести, – вслух предположила я.
– Мести?! – Остапенко усмехнулся. – Да я не мстительный вовсе – чуток позлюсь и забуду. Да и не со злости, а так, для устрашения, скандалы закатывал. – Он некоторое время помолчал, а потом продолжил: – Нет, я серьезно говорю, – он пристально посмотрел на меня, – не трогал я Инны, мы с ней друзьями были. Стоит только завещание ее проверить, ясно станет, что теперь я в полной жо…
Я задумалась. Если то, что Остапенко мне сейчас сказал, правда, то тогда ему и в самом деле незачем было убивать Россову, а как раз наоборот, очень даже выгодно было поддерживать с ней отношения. Если же все ложь, то Евгений должен был кого-то нанять, сам он за претворение замысла убийства вряд ли возьмется, уж больно труслив: сразу все как на духу выложил, даже не пытался вилять или отмазываться. А по поводу того, чтобы проверить завещание, это он дело сказал, прямо сейчас этим и нужно заняться.
– Ну что ж, приятно было с вами побеседовать, Евгений Валерьевич, – вставая с кресла, произнесла я. – Буду рада, если сказанное вами окажется чистейшей правдой, но пока… Все нужно как следует проверить.
– Неужто вы уже уходите? – вновь повеселел Остапенко. – А я-то думал, что, покончив с работой, мы немного пообщаемся, чайку-кофейку попьем, а можно и чего покрепче. У меня винцо азербайджанское есть, вы такое наверняка не пробовали. – Он очаровательно улыбнулся и, взяв мою руку в свою ладонь, стал нежно поглаживать ее.
– Спасибо за предложение, но мне пора, – вырывая свою руку из его, произнесла я и уверенным шагом направилась к двери.
– Вы меня обижаете, – игриво произнес он, но, поймав мой вполне серьезный взгляд, вздохнул и пошел открывать мне дверь.
* * *
Сразу после разговора с Остапенко я поспешила назад, в дом Россовой, – для того чтобы узнать, что и кому завещала убитая. Увидев меня второй раз за сегодня, Анна Николаевна очень удивилась и сразу решила, что у меня есть какие-либо новости.
– Неужто и в самом деле Женька ее отравил? О боже мой! – вскричала она у порога при виде меня.
– Вы слишком торопитесь, Анна Николаевна, так быстро подобные дела не раскрываются. Я к вам совершенно по другому вопросу.
Старушка сразу же погрустнела.
– Хотите еще что-то уточнить?
– Не совсем. Мне нужно посмотреть завещание вашей дочери. Оно уже было оглашено?
– Да, конечно, ведь компания – дело немалое, без хозяйских рук не оставишь, – вздохнула старушка. – Вам принести его копию или так рассказать?
– Лучше документ, – ответила я, решив, что на словах можно что-то и упустить.
Через несколько минут Анна Николаевна принесла мне папочку с вложенными в нее листами завещания.
Я достала их и принялась пробегать глазами. В самом начале, как и всегда, говорилось о здравом уме и твердой памяти, а лишь затем шло перечисление имущества и его распределение между домочадцами. Что мне сейчас и было нужно.
Прочтя все от корки до корки, я убедилась, что свое состояние Инна Андреевна завещала только семье: матери и дочерям. Девочки получали ее компанию вместе с остальными фирмами, а старушке оставался дом и еще кое-какие мелочи. Об Остапенко в завещании речи даже не шло, как, впрочем, и о ком-либо другом.
Так что можно было спокойно сделать единственный вывод: убивать Инну Евгению и в самом деле было не для чего, если, конечно, не было каких-то других причин. Инна же, кажется, слова своего бывшего мужа восприняла настороженно и поспешила написать завещание, чтобы быть совершенно спокойной и избавиться от его угроз. Так что гораздо выгоднее ее смерть была для дочерей, которые получали все, что было у матери.
В этом месте своих размышлений я вздрогнула. Даже подумать о том, что собственные дочери способны убить родную мать ради наследства, было страшно, но я прекрасно знала, что и такое в нашей жестокой действительности случается.
Я вернула папку, аккуратно уложив в нее листки, хозяйке и задумалась. Ей же не терпелось узнать, для чего мне понадобились бумаги и что уже удалось выяснить, а потому Анна Николаевна хоть и не мешала моим раздумьям, но изрядно нервничала, вертела папку в руках и все время вопросительно посматривала в мою сторону. Не желая заставлять старушку волноваться, я ответила:
– По завещанию Остапенко ничего не перепадало. Выходит, серьезных мотивов для убийства вашей дочери у него не было. Тем более – он утверждает, что с Инной до последних дней был в дружеских отношениях и часто общался.
– В общем-то, так и есть, – подтвердила мои слова мать Инны. – Общались они, да. Так, значит, вы думаете, что не убивал он ее?
– Пока не знаю, но других причин для совершения им убийства я пока не вижу.
Поняв, что расследование находится в полном тупике, Анна Николаевна внезапно прослезилась:
– Бедная моя доченька… За что ж ее так?!
Я промолчала, не пытаясь успокаивать старушку, так как прекрасно знала, что, сделай я это, слезы польются рекой. Дождавшись, пока хозяйка успокоится сама, я вновь поинтересовалась у нее:
– А вы не знаете, кто из охранников в тот день дежурил в саду?
Мне неожиданно пришла в голову мысль, что если кто-то был в тот момент в саду, то мог видеть, что творится в комнате хозяйки, тем более что шторы были отдернуты, а свет горел. К тому же видно эту комнату из сада превосходно, ведь дом находился как бы в углублении – нижние окна закрываются деревьями, а вот верхние хорошо просматриваются.
– Точно не знаю, но из наших – Толик и Влад. Они оба сегодня в доме, так что если хотите, то могу их позвать, – утирая слезы платком, ответила мать Инны.
– Звать не нужно, я сама их найду, – сказала я и сразу же направилась к выходу, помня, что одного охранника уже видела, так как он открывал ворота, а второй должен был быть где-то поблизости.
Найти первого мне удалось сразу же, так как он продолжал сидеть в своей будке у ворот и листать какой-то журнал. Впрочем, какой именно журнал, я догадалась, даже не взглянув на него: завидев меня, парень свое развлечение сразу положил в ящичек и закрыл его, а потом заинтересованно стал смотреть в мою сторону, дожидаясь, когда я подойду к нему.
– Вы Анатолий? – подойдя ближе, спросила я.
– Нет, я Влад. А что вы хотели? Опять что-то по поводу того дня? – вспомнив, что я его уже расспрашивала, полюбопытствовал охранник.
Я кивнула.
– У меня есть еще парочка вопросов к вам. Вернее, к тому, кто в день убийства дежурил в саду. Это были вы или ваш напарник?
– Я, – слегка опустив глаза, произнес Влад, – мы через день меняемся: нынче я в будке, он – в саду, а потом наоборот. В тот день я по саду ходил. А что нужно-то?
– Да вы не волнуйтесь, – я попыталась успокоить охранника, движения которого стали нервными. – Вас никто ни в чем не подозревает, а как раз наоборот, я очень надеюсь, что именно вы и поможете мне раскрыть это таинственное преступление.
Я намеренно заставляла охранника думать, что на него у меня все надежды, решив, что только так можно заставить его разговориться и попытаться вспомнить хоть что-то важное. А после работы с ними ментов ребятки сильно замкнулись, видно, все же чувствуя на себе часть вины за случившееся: они ведь тут охранять спокойствие наняты, а не заднюю точку отсиживать.
Моя тактика сработала: охранник слегка успокоился и даже пригласил меня сесть рядом с ним. Я не стала отказываться и, пристроившись на стульчике напротив, принялась рассматривать парнишку.
Он был еще настолько молодым, что даже в его глазах читались свойственные ребенку выражения как радости, так и удивления. Парень, конечно, старался все понять, но в связи с тем, что большую часть жизни проводил с родителями или же на работе, где от него требовалось лишь сидеть и глядеть в оба, слегка отупел.
– Как вы, наверное, знаете, убийство произошло в комнате хозяйки, окно которой из сада очень хорошо видно, – напомнила я после некоторого молчания. – К тому же в тот день оно не было занавешено, что упрощало наблюдение. Попробуйте, пожалуйста, вспомнить, не видели ли вы в окнах ее комнаты какого-либо человека?
– Человека? – охранник напряг свою память и, сдвинув брови, уставился в крышку стола. Затем он почесал совершенно лишенный волос затылок и произнес: – Нет, я никого не видел. Может, в тот момент с другой стороны дом обходил.
– Неужели ты вообще ничего подозрительного в тот день не увидел? – наигранно удивленно переспросила я. – Всегда думала, что охранники обладают хорошим зрением.
Это, видно, задело молодого охранника, и он вновь принялся прокручивать в своей памяти тот злосчастный день: сдвинул к переносице черные густые брови, сжал в узкую полоску и без того тонкие губы. А потом вдруг как-то слегка просветлел лицом и выдал:
– В окнах я ничего не видал, только в саду.
– Что в саду? – напряглась я.
– Да парнишка один гулял, мне он странным показался. Остальные обычно покурить и поболтать по двое выходили, а этот один был.
– И что же в нем было такого подозрительного? – решив, что парень мне просто врет, чтобы таким дурацким способом поднять свой авторитет в моих глазах, спросила я.
– Да он какой-то нервный был… Все время на дом поглядывал, туда-сюда шастал, будто ждал чего. Я к нему тогда подошел, спросил, не надо ли чего. Так он отмахнулся – сказал, что, мол, воздухом дышит. Ну, больше я его и не трогал.
– И долго он тут ходил?
– С час, наверное, а потом вдруг исчез.
– А описать его можешь? – доставая блокнот, спросила я, предположив, что если все сказанное верно, то у меня в руках может оказаться еще одна зацепка.
– Описать? – протянул охранник, и я поняла, что такого сложного задания ему еще никто и никогда не давал. Но, покопавшись в памяти, он все же сумел кое-что путное из нее извлечь и произнес: – Да обычный вроде был, черноволосый. Но курчавый сильно! Роста небольшого, одет был, как и остальные, в костюм черный. Больше ничего сказать не могу.
Я сразу прикинула, видела ли такого среди гостей. Но ни одного курчавого так и не смогла вспомнить, как раз наоборот – гораздо больше было лысоватых, чем с копной кудрей. Получалось, что либо парень и в самом деле врал, либо тот тип из сада среди гостей отсутствовал. Но в саду он зачем-то был. Хотя раз он был в саду, значит, должен был быть и в списках, а значит, кто-то из домашних может его узнать по описанию.