Через месяц!!! Уже через месяц она полетит в Париж! И пройдется по Елисейским Полям. И влезет на самый верх Эйфелевой башни, хотя боялась высоты до тошноты. И вдоволь насидится в крохотных кафе, наблюдая исподтишка за стабильными эмоциональными французами!
– Я тебя обожаю, Лешенька! Я просто тебя обожаю!!! – прохрипела она, задыхаясь от радости.
– Еще бы ты меня не обожала, милая. – По голосу было несложно догадаться, что он самодовольно улыбается, ну, любил он удивлять и радовать, что делать. – Только выздоравливай скорее, и вот еще что…
– Что?
– Ты уж сделай милость, побереги себя.
– В каком смысле?
– В том самом, что если станешь, как и прежде, мотаться каждый день в деревню, да по слякотной осени, да по зиме потом, то Парижа тебе не видать, как своих ушей. И не потому, что я введу штрафные санкции, а потому, что сляжешь тогда уже надолго. Идет? – В трубке повисло настороженное ожидание.
– Идет, Леш. – Даша стыдливо зажмурилась.
Выходит, Лешка про ее мотания знал все досконально. Только не вмешивался и не мешал. Наблюдал со стороны, стало быть, как ее надежды разбиваются вдрызг. Тоже надо отдать должное его самообладанию и такту. Если бы он орал и преследовал ее, она бы взбрыкивала и только.
– Идет, Леш, – повторила Даша. – Только напрасно ты волнуешься. Он пропал!
– Кто пропал? Дом?! – Брат заволновался.
Не жалко было трухлявых бревен и сгнивших рам с полом. Дорога была память об отце с матерью, которым этот дом достался в наследство от их родителей, где они с Дашкой детьми месили босыми ногами прибрежный песок деревенского пруда. Вода черным глянцем блестела тогда под солнцем, у дальнего берега плавно колыхались потревоженные купальщиками кувшинки. Ягоды в корзинке под чистым полотенцем пахли так, как никогда уже потом не пахли. И они таскали их с Дашкой наперегонки горстями, и безбожно пачкали щеки, и смеялись так упоительно, что, глядя на них, смеялись и родители.
Разве можно было забыть и забросить все это?! Вот он еще немного соберется с силами и отстроит его заново – дом этот. И станут они снова там собираться все вместе: он со своей семьей, а Дашка, возможно, со своей…
– Какой дом, Леша?! Ну, при чем тут дом?! – заныла ему на ухо Даша. – Я говорю про Костю! Он пропал, понимаешь! Сколько я туда ни ездила, его там больше не было, вот…
– А звонить не пыталась? – поинтересовался вдруг брат и засопел виновато, с чего бы это вдруг.
– Пыталась! Он вне зоны действия. – И вот тут она не сдержалась и все же упрекнула его: – Вот не пустил меня тогда к нему! Он ждал, ждал…
– Ладно, не ворчи. – Она просто увидела, как симпатичное лицо брата недовольно сморщилось. – Найдем мы твоего Костю.
– Как?!
– Просто! Возьмем и позвоним ему на работу, всего и делов-то, – фыркнул он.
– На… Куда ты ему позвонишь?!
Нещадно ноющие от приглушенного шторами дневного света глаза широко распахнулись. Она не могла поверить в то, что говорил сейчас ее брат.
Позвольте, на какую работу, если Костя отрекомендовался ей безработным, бездомным, всеми брошенным, никому не нужным, и так далее и тому подобное?!
– О какой работе речь, Леша? – напряглась моментально Даша. – Ты что-то узнал о нем, Леш?!
– А как ты думаешь, сестрища? Неужели ты могла себе представить, что я позволю какому-то хлыщу жить в нашем доме, не проверив у него документы! Ты даешь, вообще! – Леша добавил что-то вполголоса про ее дремучую наивность. – Конечно, я все узнал о нем, прежде чем мы расстались.
– И что ты узнал о нем? – и тут же она заторопилась: – Муратов Константин Станиславович, так?
– Ну. Так.
– А дальше?
– А что дальше? Дальше узнал, что он не женат, что не имеет отпрысков, претендующих на одну четвертую часть его заработка. Что имеет приличное жилье, высокооплачиваемую работу, даже более того… Ну, и еще имеет дури на четверых, вот.
О последнем, нетрудно было догадаться, распространяться Лехе не хотелось. Он бы с великой радостью свернул сейчас разговор, но как?! Не удовлетвори он теперь Дашкино любопытство, не ровен час она бросится снова мотать километры от города до деревни и обратно. Дурочка же наивная, каких мало причем. Поверила с лету в корявую легенду. И куда бы ее это завело, интересно, не ввяжись он вовремя?
– Что ты имеешь в виду? – похолодело у нее моментально внутри. – Что за дурь? Ты не про наркотики, господи прости?!
– Нет, нет, успокойся. Не та дурь имеется в виду. А та, которая сродни жиру, с которого бесятся.
– Я ничего не понимаю! Ты можешь говорить внятно, нет?! Если ничего не скажешь сейчас, я через полчаса буду у тебя, и всю правду из тебя буквально вытрясу, и заражу простудной инфекцией, вот! Ты подумай как следует, ведь у тебя встреча с клиентами, хорош ты будешь с красным носом, с огромными гландами и температурой под сорок! – К концу монолога она уже почти сипела, истрепав свой голосовой лимит высокими модуляциями.
– Ладно, ладно, – сдался наконец Леха. – Ищи на улице Столичной своего Муратова. Его там все знают. Укажут адрес мгновенно. А когда найдешь его хижину, сразу все поймешь про него самого и про дурь его тоже. Все, малыш, давай пока, мне тут звоночек параллельный пробивается, возможно, от клиентов тех самых. Целую, до встречи…
Стоило ему отключиться, из нее будто дух выпустили разом. Весь запал, весь запас сил и эмоций иссяк мгновенно. Даже голова закружилась, и затошнило слегка. Может, от усилий, которые она прилагала, вытягивая из брата правду, а? Может, оттого, что на улице Столичной не было и не могло быть места бездомному, безработному и всеми сразу брошенному? Ведь улица Столичная была их городской Рублевкой. Эдакий крохотный ее аналог. Как туда мог затесаться Костя Муратов, скажите на милость?! Что он там забыл?
И почему она не знала о нем того, что стало известно ее брату? Не знала или не хотела знать?..
Даша задумалась, плотно зажмурив глаза. И через пару минут с печальным вздохом констатировала, что вела себя как последняя дура.
Подцепила незнакомого парня на улице, потащилась с ним на ночь глядя за город, улеглась с ним в постель, а надо бы…
А надо было взглянуть на его документы. Кажется, именно так поступил Леха, познакомившись с Костей.
Даша замотала головой из стороны в сторону.
Нет! Ну что за маразм лезет в голову!
Не могла она требовать с Муратова паспорт. Не смогла при первых минутах знакомства, не смогла бы и потом. Некрасиво это, не по-человечески. Сама же предложила ему помощь.
Да, бросилось невзначай в глаза, что у того телефон с дорогущими наворотами. Да, где-то в подсознании чесалась мысль, что вещи на Косте, хотя и с прорехами, но все же далеко не дешевые. Манера вести себя, говорить, любить, в конце концов, выдавала в нем что-то незаурядное, неординарное.
Почему она закрывала глаза на это? Почему не задумалась вовремя? Кто бы знал! А теперь вот лежи и ломай голову, что может делать на улице Столичной ее знакомый, успевший так запасть в душу. И о какой такой дури намекал ей Леша.
Даша повозилась на смятой простыне, попыталась заснуть, но куда там. Мысли, мысли, мысли одолели так, что и про болезнь забылось. Она отшвырнула с себя одеяло, свесила ноги с кровати и нашарила тапки. Села через великую немочь и тут же потянулась за толстым халатом. Все еще знобило, хотя в квартире было тепло. Укутавшись по самый подбородок, пошла на кухню, поставила чайник. На негнущихся ногах подошла к холодильнику и, потянув на себя дверцу, заглянула внутрь.
Не мешало бы перекусить. В последние дни, кроме горячего чая, молока и лекарств, желудок ничего не принимал. Аппетита не было и сейчас, но теперь у нее появилась решимость, которая требовала немедленных действий, а те, в свою очередь, сил.
Огромный кусок докторской колбасы она жевала, наверное, целый час. Откусывала понемногу, запивала горячим чаем с липовым цветом, мятой и медом и проглатывала с великим трудом. Кое-как расправившись с колбасой, Даша налила себе еще кружку чая, размешала вязкий, как глина, мед и пошла обратно в спальню.
Костя, Костенька, Костюша…
Кто же ты такой, а? Почему Леша не захотел посвятить ее во все детали и тонкости? Уж не потому ли, что Муратов оказался не мерзавцем, не подонком и не гадиной? В противном случае брат давно бы пресек ее метания и даже произносить его имя вслух не позволил бы. Так? Так! Значит, Константин Муратов может быть мужчиной ее мечтаний и чаяний? Вполне. Только бы вот еще он отыскался. Не пойдет же она в самом деле по улице Столичной и не станет приставать к каждому встречному с вопросами о нем.
Лешка сказал, что у Кости имеются работа, жилье, благополучие, что он не обременен семьей, детьми, а стало быть, свободен. Почему тогда он ей не звонит? Обиделся? Может, и так, может, и так…
Рука, как зачарованная, тут же потянулась к телефону. Номер Муратова она вбила на тройку. Нажала и стала ждать. Вот сейчас, сейчас, заунывный голос оператора ответит ей, что…
– Алло!
Она так растерялась, услышав его голос, который прозвучал для нее совершенно неожиданно, что какое-то время молчала, забыв, что пора бы уже ответить.
– Алло! Даша, это ты? – нетерпеливо позвал ее Костя. – Ты чего молчишь? Не молчи, номер твой высветился. Это ты?
– Я, – хрипло выдохнула она и едва не заплакала от облегчения и счастья, ударившего так неожиданно и почти под дых. – Привет.
– Привет, как дела?
– Нормально.
– А чего ты хрипишь?
– Болею.
– Ну вот, – попенял он ей. – А говоришь, нормально! Где же нормально, если ты болеешь?! Что-нибудь серьезное? Может, я могу тебе чем-то помочь?
Да! Да, да, да!!! Конечно, может он ей помочь! Еще как может! Ему и надо-то, что приехать к ней сейчас и немного побыть рядом. Она бы посмотрела на него немного и…
Так, стоп! При всем при том, что она станет на него смотреть, Косте тоже ведь никто глаза не закроет. Ему тоже придется на нее смотреть и видеть распухшую от температуры и бесконечного сна физиономию. Любоваться взлохмаченными нечесаными волосами. А чудесные сизые полукружья под глазами! А потрескавшиеся губы и мертвенная бледность! Нет, как бы она ни хотела, приезжать ему не стоило.
– Почему? – удивился он и даже, кажется, слегка обиделся. – Ты не хочешь меня видеть? Даша, я чем-то обидел тебя? Извини, что не позвонил, я был в отъезде по делам. Но теперь вот освободился и могу…
– Нет, Костя, – испуганно перебила его Даша. – Давай как-нибудь в другой раз. Я немного приду в себя и уж тогда.
– Ну, хорошо, хорошо, выздоравливай, – сдался он. – Не стану тебя пока тревожить, но потом… Короче, нам нужно все-таки серьезно поговорить. Дело в том, что твой брат…
– Я все знаю! – снова перебила его Даша, мысленно обругав Леху за самоуправство и грубость.
Наверняка ведь грубил и хамил, он это может. И на горло наступал, этого у него тоже не отнять.
– Я все знаю, Костя. Он мне рассказал. Ты извини его и меня за него извини, хорошо?
– Да при чем тут какие-то извинения, Дарья! – вдруг вспылил Муратов и громко на кого-то огрызнулся. – При чем тут твои извинения! Дело не в этом!
– А в чем? – Даша с тоской уставилась на оконный проем.
Он не один сейчас! Он с кем-то там, и этот кто-то, возможно, женщина. Красивая, ухоженная, шикарная женщина, которой только и место, что на улице Столичной. Да рядом с таким мужчиной, как Костя Муратов. А Леха все ей испортил. Неспроста так злится и раздражается теперь Костя. И даже готовит ее к какому-то серьезному разговору, который непременно состоится, когда она выздоровеет.
– Дело в том, что он все не так понял, Даша. Он орал, бесновался, даже пытался дать мне по лицу, представляешь! – начал жаловаться на Леху Костя. – Я ему про цивилизованные отношения, а он на меня с кулаками.
– Извини, – снова пролепетала Даша. – Он иногда просто невыносим. Извини его, он просто очень любит меня и переживает.
– Но ты же взрослый человек! Ты сама отвечаешь за свои поступки, и потом… Потом ему никто не давал права вваливаться ко мне на работу в мое отсутствие и строить моих коллег, как школяров. Это вообще выходит за рамки дозволенного.
– Он был у тебя на работе?! – ахнула Даша и мысленно простонала.
Леха все же идиот, хотя и корчит из себя великого умника. Ну разве можно добывать сведения таким варварским методом?!
– Да, был он у меня на работе! – Гнев Кости нарастал. – И мало того что устроил там скандал, так он еще и в отделе кадров девчонок почти возле стен выстроил, требуя мои анкетные данные.
– О, нет! – Даша покраснела до слез, представив, как беснуется ее братец в чужих кабинетах. – Этого не может быть!
– Увы, это так. Когда мне позвонили и рассказали обо всем, то первое, что я хотел сделать, это сдать твоего брата властям. Но потом… – Костя с раздражением выдохнул. – Но потом я вспомнил о тебе и немного остыл. Будь у меня такая очаровательная и не защищенная природной осторожностью и умом сестра, кто знает, как бы я повел себя.
– Ты… Ты только что обвинил меня в чем-то? – Плакать с каждой минутой хотелось все острее и острее. – Или оскорбил?
– Извини, – буркнул Костя и снова рявкнул на кого-то подле себя. – Я не хотел тебя обижать, но… Но как представлю, что за всем его маразмом можешь стоять ты, мне просто… отвратительна одна мысль о том, что ты могла быть подстрекателем, Даша.
– Это не так!!! Я не знала, что он станет что-то копать, узнавать и… И я за полчаса до звонка тебе только и узнала обо всем. Узнала, потому что упрекнула его. Он не пустил меня к тебе тогда в выходной день, а потом я ездила туда… каждый день ездила, Костя! Я все думала, что ты там появишься, что я увижу тебя, но тебя все не было и не было. Вот я и сказала Лешке сегодня, что это он во всем виноват, и он…
Даша с трудом проглотила рвущиеся наружу рыдания. Она терла глаза, дергала себя за ухо, пыталась, прежде чем расплакаться, успеть все сказать ему, пыталась убедить в том, что она не виновата, что Лешкино самоуправство не подпитывалось ее любопытством. И она все говорила и говорила ему что-то, хотя давно уже следовало бы отключить телефон и нареветься вдоволь.
– Хорошо, хорошо, – нехотя сдался Костя. – Пусть так, пусть ты ни при чем, но мне от этого не легче. Короче, передай своему брату, что, если он еще хоть раз появится возле меня, я… Я сломаю ему шею, Дашка, так и знай!
– Костя! Ну что ты такое говоришь! – испуганно ахнула она. – Это страшные вещи, ты не смеешь!
– Разумеется, это образное выражение, но ты его все же предупреди, идет?
– Да, идет. Я обязательно скажу ему, чтобы он… Извини, пожалуйста, Костя. Извини, я не думала, что все так далеко зайдет. И отсутствие у меня природной осторожности и ума, – не удержалась, едко вставила она, прежде чем отключиться, – было продиктовано только тем, что ты мне очень, очень понравился. Вот и все.
Даша отключила телефон и расплакалась.
Ревела долго, с самозабвением, жалея себя, ругая Лешку, Костю. Одного за то, что зарвался. Другого…
Другого вроде и ругать особо было не за что, но и его она ругала.
Она же для него на все была готова, а он!..
Она ведь, невзирая ни на что, предложила ему помощь, окружила заботой, поила и кормила, приютила, а он!..
Она влюбилась в него, как последняя идиотка, забыв для начала – прежде чем поселить в своем доме – спросить хотя бы документы, а он!..
А он ее в отсутствии ума упрекает, а это ведь почти что дурой обозвать! Это ли не оскорбление?! Еще какое оскорбление!
Не захочешь, да вспомнишь Королева, презирающего эмоциональные фейерверки. Не захочешь, да станешь искать утешения у него и ему подобных.
Шею он Лешке собрался сломать, если тот еще раз к нему заявится! Не очень-то и нужно к вам заявляться, Муратов Константин Станиславович. Общих тем для обсуждения больше нету. Иссякли они после состоявшегося объяснения, которое она пыталась отложить до лучших времен, отказав ему в свидании. Может, и стоило повременить. Может, такого бы и не случилось. Все сгладилось бы со временем, и не было бы сказано страшных слов, отсекающих все возможные надежды.
Доревелась она до такой степени, что температура снова поднялась до тридцати девяти. Она то засыпала, то пробуждалась с тяжелой головой и ноющим сердцем. Смотрела мутными глазами вокруг себя, пытаясь вспомнить причину ноющей боли. С ужасом вспоминала, тут же зарывалась лицом в подушку и снова проваливалась в тяжелый изматывающий сон. Сколько продолжалось ее летаргическое беспамятство, Даша бы не сказала с точностью. Спасибо Варьке. Привела ее в чувство.