Местное население к перестройке в развалинах отнеслось спокойно и с пониманием, даже помогло раздобыть цемент. Не бесплатно, совсем не бесплатно, но и не слишком дорого по здешним меркам. Местный комендант тоже полюбовался на строительные работы, дал несколько весьма ценных советов по обустройству в боевой обстановке и в очередной раз шумно обрадовался своей гениальной идее – поселить здесь свалившихся в его вотчину химиков. И места много, и забор крепкий, и для обороны удобно, и до села почти километр лесом, а по дороге – так и все полтора… Комендант сидел со своим взводом в Хохол-Юрте уже несколько месяцев, собирался мирно прожить со здешним населением еще столько же и совсем не хотел оказаться рядом с химиками, если у тех по ошибке сработает какое-то «спецсредство». Тем паче что химики были не свои, а армейские, да еще и прямиком из Шиханов – черт его знает, какую новейшую гадость они могли притащить на полевые испытания…
То, что наши российские специальные газы, – самые гуманные отравляющие газы в мире – не сильно разбирают, кто там свой, а кто боевик, известно всей стране. И ведь заранее не вычислишь, какая тут будет концентрация и нет ли у тебя, случаем, повышенной индивидуальной восприимчивости… Так что лучше держаться подальше. И за лесом. И чтобы от села подальше – химики навоняют и уедут, а комендант останется с мирными… то есть в этом случае уже не совсем мирными, даже скорее наоборот… жителями. А для старлея эта командировка на войну была не первой и даже не второй, так что добродушие местного населения он сумел оценить и расставаться с ним не собирался. Лейтенант Мудрецкий был об этом извещен прямо в день своего приезда. Как и о том, что ближайшее начальство со стороны Российской армии, которое, по мнению генерала Крутова, обязано химиков обеспечить всем необходимым, находится еще в паре верст отсюда и само не слишком богато… а коменданту никто на незваных гостей-помощников ни патроны, ни сухпай не выделяет и не собирается. Впрочем, любую проблему можно решить…
– Валет! – Лейтенант вспомнил о проблемах, о предстоящем решении и решил еще раз уточнить детали. – Почем в прошлый раз торговались, не помнишь?
– «Вэвэшники» предлагают по сотне патронов за «синеглазку», если автоматные, и пулеметную ленту на двести пятьдесят – за три. Подствольник я пробовал сторговать – говорят, самим нужны, да и менять нам не на что… – Бывший коммерсант, а нынче младший сержант Валетов был самым секретным оружием химвзвода, о котором затеявший свой маленький бизнес комендант и не подозревал. – Сухпая нам еще четыре коробки должны на том посту, что возле моста через канал. Замок ихний брался достать по два барана за «ОЗК», но я отказался.
– Это почему?! – возмутился Мудрецкий. – А что мы жрать будем? Тот мешок макарон, которым нас от имени Крутова облагодетельствовали?! Ты вот Простакову скажи, что от двух баранов отказался!
– Уже сказал, товарищ лейтенант. – Фрол был явно весьма горд своими достижениями. – И сказал, что с местными можно договориться по пять за два плаща, если целые и не клеенные нигде, а с бахилами и противогазами – и шесть дают.
– А противогазы-то им зачем? – Возмущение сменилось изумлением.
– Да ну, штука-то полезная… Ну, если что красить, например. Или вот выгребные ямы чистить, тоже очень пригодится. – Валетов дернулся от нахлынувших воспоминаний. – И вообще, мало ли что, товарищ лейтенант. Мы-то здесь – вот местные противогазами и запасаются.
– Продать им, что ли… Там от волковских еще штук пять осталось. А рации мелкие, «сто пятьдесят седьмые», никому не пробовал толкнуть?
– Пробовал, и больше не буду, товарищ лейтенант.
– Это почему же?
– Издеваются. И те, и другие. Местный один хотел парочку купить, детям поиграться, но больно уж дешево хочет – по гранате за рацию. А соседи просто смеются – говорят, наши армейские станции надо в эти… в вибраторы переделывать, тогда, мол, хоть кому-то нужны будут.
– Так, понятно, вопрос закрыт. – Мудрецкий нахмурился: запас товара для обмена стремительно сокращался. Практически до предела. Недельку еще можно продержаться, ну десять дней, а дальше – или колесить по всей Чечне в поисках генерала Крутова, или своим ходом возвращаться в Шиханы, рискуя попасть в гости к прокурору, или начать распродавать имущество, попавшее к химикам не под шумок и горячую руку Простакова, а под личную ответственность лейтенанта Мудрецкого. С тем же прокурорским результатом, только статья другая. Но все равно – «в боевой обстановке»… Ну, что-то еще можно будет списать на боевые потери, но всерьез и окончательно проблему решало только оружие. Или его продавать местным – против чего в Юрии Мудрецком решительно протестовало все, включая желудок: голод переносится все-таки легче, чем отравление свинцовой пилюлей – или… Или это оружие нужно применять. Как висящее на сцене ружье у товарища Чехова. Последняя мысль вывела Юрия из безнадежного уныния, и он даже мельком поглядел на покачивающуюся над «бээрдээмой» антенну – не появился ли там черный флажок с радостной черепушкой и берцовыми костями…
– Товарищ лейтенант, ну что, поехали? – Фрол явно предвкушал предстоящие коммерческие операции и не сильно верил в боевые.
– Младший сержант Валетов! Сдать пост рядовому Заботину!
– Ворота одни, будка одна, «шишига» одна, казарма одна, до леса триста метров, за время дежурства происшествий не было, – скороговоркой пробормотал Валетов. – Пост сдал!
– Пост принял! – обреченно ответил взводный «дед» и полез в будку, предусмотрительно не дожидаясь, пока из-под колес стартующей «бээрдээмы» вылетят грязевые фонтаны.
Валетов вскарабкался на броню, деловито стянул бахилы и начал стучать ими по мокрому борту, обтряхивая липкие комья.
– Это ты куда собрался, а? – поинтересовался у него Мудрецкий.
– Как куда?! С вами, товарищ лейтенант, вы же сами сказали! – Фрол чуть не свалился с броневика. – Вот, чтобы грязь в салон не тащить…
– Ага, в салон, значит. На свое место. Ты у нас химиком-разведчиком числишься, так?
– Так точно… – Валетов начал понимать, что разговор начинается как-то не совсем обычно, но куда клонит лейтенант, пока не сообразил. – В башне, у пулемета мое место.
– Та-ак, ты у нас еще и пулеметчик по совместительству… Ну-ну, ныряй, проверяй свое оружие. Резинкин, заводи, поехали!
Фрол провалился в люк, следом неспешно залез Мудрецкий. «Бээрдээмка» обиженно заныла, прочихалась и выдернула все свои семь тонн на раскисшую полоску, неделю назад бывшую довольно-таки неплохой дорогой.
– Так, щас уберу, товарищ лейтенант, сей момент все упакуем! – Валетов на ходу начал укладывать ленту в коробку. Ловкости и скорости рук позавидовал бы и знаменитый маг Дэвид Копперфильд. К тому же избалованному американцу явно никогда не приходилось работать внутри железной коробки, резво скачущей по всем встречным и поперечным ухабам. – Значит, защелка на место не встала, когда прошлый раз коробку менял…
– Менял, говоришь… Защелка… А почему вообще лента в пулемет вставлена, а?!
– Ну так, товарищ лейтенант… в постоянной готовности же! Только затвор передернуть – и все, можно стрелять.
– Затвор, говоришь? В стволе точно патрона нет? – Мудрецкий зловеще прищурился. – Ну-ка, вылазь наверх и садись перед дулом. Давай, давай, выбирайся! – Лейтенант подвинулся и приглащающе приоткрыл крышку люка. – А я сейчас на твое место сяду.
– Товарищ лейтенант, а может, не надо?! – Коробка выпала из рук фокусника и коммерсанта, и любовно уложенная лента радостно улеглась на пол. – Честное слово, я вам еще пригожусь! Вот прямо сегодня!
– Давай, давай, выбирайся наверх! Я даже электроспуск не буду проверять, включен или нет. Должен быть выключен, правда? А то мало ли что…
– Так точно, выключен, товарищ лейтенант! – Фрол попробовал выпрямиться и козырнуть, но очередной ухаб пресек это уставное намерение в самом начале. Для продолжения доклада младшему сержанту пришлось отскрести себя от задней стенки, за которой подвывал и взрыкивал двигатель. – Я службу знаю!
Мудрецкий ухватился за торчащий под пулеметом маховик с длинной шершавой рукояткой, придавил обтянутую черной резинкой кнопку. Над головами химиков коротко грохнуло, болтающаяся лента дернулась вверх, как подсеченная рыба. Две гильзы весело поскакали искать себе укромное местечко в боевом отделении.
– Я тоже знаю, – сообщил лейтенант побледневшему Валетову. – Приводи в порядок пулемет, сейчас еще и приборы проверять будем, они вроде бы тоже за тобой числятся?
– А приборы-то нам здесь зачем? – совершенно искренне удивился Фрол. – Вроде не на учениях, газы тут никто тоже не применяет…
– А чтобы работали! Басай не первый год грозится чего-нибудь сварить или купить и на русских опробовать – не знаешь, что ли? Вот привезут ему зарин-зоман, который Саддам Хусейн от американцев заначил, что тогда делать будешь? Носом определять? – Мудрецкий постучал по зеленому ящику газоанализатора. – Забыл, как вы чуть с перепугу не померли, когда эта штука сработала? А тут дерьмо может похуже быть! Вот сейчас включу – будет оно в боевой готовности?
– Должно быть, товарищ лейтенант! – Голос Валетова предательски дрогнул. – Я, правда, не знаю, может, там чего-нибудь не настроено или высохло чего… Там же вроде какие-то реактивы заливаются, нет?
– Заливаются конечно же. Там специальные такие баночки, и крышечки у них на резьбе. Не заглядывал, что ли, ни разу? – Голос Мудрецкого стал ласковым, словно у папаши, встречающего из школы сына-отличника. – Ну, загляни, проверь, все ли на месте…
– Товарищ лейтенант, я больше не буду!!! – в ужасе заорал Фрол, глядя на шарящего за пазухой командира. После приезда в Чечню лейтенантский «макаров» в кобуре на поясе не был ни разу, это знали все. – Товарищ лейтенант, это я в первый раз, ну бес попутал! И только за свои, ничего казенного я без вас не загонял, вот клянусь! Зуб даю!
– Зуб я у тебя и сам возьму, если надо, – пообещал Мудрецкий. – Даже без стоматолога. А что первый раз – это ты, боец, следователю расскажи, если придется. Я с тобой, раздолбаем, почти полтора года служу, и от каких радостей ты в армию сбежал, тоже знаю… Опять за старое? Резинкин, осторожнее по лесу-то, на обочину не вываливайся! Наедем на железку – взлетим к чертовой матери!
– Она под землей, а не на небесах, товарищ лейтенант, – процедил Витек сквозь зубы. Руль вырывался и дергался, дорога прыгала в небольшом лобовом стекле. Хорошо еще, что «реснички» прикрывали от дождя. А еще лучше, что их не пришлось закрывать и высматривать через мокрые перископы, где там обочины и где деревья. – Так что к ангелам улетим.
– Не доросли мы тут до ангелов. – Юрий вытащил из-за пазухи презерватив с темными шариками. – Мы тут используем вверенную боевую технику в своих личных и преступных целях. На свои, говоришь? И откуда у тебя столько своих завелось, ась? Не слышу ответа, товарищ младший сержант!
– Дак… ну, заначка была, товарищ лейтенант! И я ж не для себя, я для всех!
– Ага, еще и распространение. Сбыт наркотиков в… – Мудрецкий тряхнул резинкой, прикинул вес. – Можно считать, в крупных размерах. У местных брал?
– Так точно… – совершенно упавшим голосом пробурчал Фрол.
– И почем тут нынче анаша?.. Ладно, можешь не отвечать. Я в общем-то чужие деньги не считаю. Сам вычисляй, на сколько баксов я вечером костерчик устрою. А заодно поправочку введи в сроки своего дембеля. Сразу на тридцатое июня стрелки переводи, на двадцать три часа пятьдесят девять минут по московскому времени. Секунда в секунду. Проводишь нас вот с Резинкиным – и будешь молодым рассказывать, какой у тебя добрый был взводный и как ты легко отделался. Точно, Резинкин?
– Точно, товарищ лейтенант. – Дорога стала получше, под колесами попадались раскрошенные цементные блямбы. Впереди светлой полосой нарисовался конец лесной дороги, а за ним – крыши Хохол-Юрта. Витек перевел дух и утер рукавом пот со лба. – Нам куда, к комендатуре или к сельсовету?
– Сейчас узнаем. – Мудрецкий щелкнул выключателем рации. – Триста шестьдесят шестой, я Сорок два тридцать пять, ты где сейчас? Прием.
– Подъезжай к школе, не ошибешься, – отозвался в наушниках голос коменданта. – Тут для тебя еще новости пришли, вместе с мэром и его ребятами. Как понял? Прием!
– Понял тебя, Триста шестьдесят шестой… А новости-то хорошие или плохие?
– Вот подъезжай, узнаешь! Ты сам где сейчас?
– Как раз твой второй пост проезжаю, – за стеклами «бээрдээмы» действительно показались бетонные блоки и спрятавшийся за ними «БТР» с красно-желтым кругом на башне.
– И что там мои делают? – поинтересовался комендант.
– От дождя прячутся… нет, вот один выглянул, рукой помахал. Резинкин, мигни фарами и по улице – налево, к школе.
– Понял уже, товарищ лейтенант. – Витек вывернул баранку. – Тут до школы-то… Приехали, автобус дальше не идет!
– Вот раздолбаи, мать их прости господи! – бушевал комендант. – И что, никто не сунулся пароль спросить, документы проверить?
– Даже в лицо не узнали, у меня все внизу были. Просто у меня машина приметная, тут в окрестностях химики, кроме нас, не водятся, – усмехнулся Юрий.
– Мало ли что машина – может, вас уже перебили, а броню угнали на хрен… Ну, сейчас выйду…
– И встретишь гостей, потом со своими разберешься. Все, встречай, конец связи. – Мудрецкий выключил рацию, стянул с головы шлемофон и надел кепку. Осторожно приоткрыл люк, выглянул наружу. Не поверил своим глазам, протянул руку ладонью вверх. – Надо же! Как раз дождик кончился!
* * *
Старший лейтенант Игорь Чирков, комендант забытого богом и начальством Хохол-Юрта, на Кавказе провел больше половины своего служебного времени и местные обычаи если и не узнал, то освоил.
– Ты давай, давай, разливай свое спецсредство, новости потом будут! – увещевал он Мудрецкого. – Учись, как здесь дела делаются: сначала гостя надо накормить-напоить, отдохнуть малость, за жизнь поговорить, а потом уже и к делу. Понимаешь?
– П-понимаю, – с трудом кивнул Юрий. – И все равно разливать не буду. Не хочу.
– Это почему? – от удивления комендант даже оторвал глаза от кружки и быстро-быстро заморгал. – Чего, хочешь сказать, тебе уже хватит, что ли? Ну, блин, химик, чему вас только учат!
– Так я тебе и сказал! Это ж военная тайна! – Мудрецкий погрозил старлею пальцем. – Тем более при посторонних!
– Это Воха посторонний, что ли? Да ну, химик, ты вообще загнался! Это мы тут посторонние, а он как раз свой! Разливай, не стесняйся!
– Н-не буду! Не хочу разливать – и так заначка последняя! Чего ее зря тратить-то?! Вот налить – это могу, это прям сейчас… Ты, Игорь, где сейчас? В классе русского языка и литературы, правильно? Вот и следи за родной речью! Родную речь надо любить и ценить – правильно я говорю, Воха?
Со стены на скромную военно-полевую трапезу укоризненно смотрели светила русской словесности. Пушкин вообще отвернулся и печально глядел в окно, Гоголь вытянул свой знаменитый нос к сдвинутым партам, уставленным скромными закусками – от шашлычка из молодого барашка до выпотрошенных банок с тушенкой и килькой в томате. Павшие в сражении бутыли, еще источавшие терпкий запах домашнего вина, уже успели эвакуировать на подоконник, так что царствовал на столе полиэтиленовый пузырь с прозрачной жидкостью. Антон Павлович Чехов присматривался к этой емкости через пенсне – видимо, как бывший врач, смог уверенно опознать в содержимом медицинский «спиритус вини». Председательствовал на собрании строгий граф Толстой – он висел на самом почетном месте, над доской. Не исключено, что при этом представитель русского дворянства занимал гвоздик, когда-то забитый для вождя мирового пролетариата…