Однако «Тартарен» написан не только для того, чтобы порадовать читателя искрящимся провансальским юмором. За внешней развлекательностью романа скрывается много глубоких обобщений, тонких зарисовок современной действительности. Так некогда Рабле сравнил свою книгу о Гаргантюа и Пантагрюэле с причудливым и затейливым ларцом, который скрывает бесценное содержимое. «А посему, – говорил он, – раскройте мою книгу и вдумайтесь хорошенько, о чем в ней говорится. Тогда вы уразумеете, что снадобье, в ней заключенное, совсем не похоже на то, какое сулил ларец; я хочу сказать, что предметы, о которых она толкует, вовсе не так нелепы, как можно было подумать, прочитав заглавие».
У книги Доде есть много общего с книгой Рабле, и Анатоль Франс не без основания заметил, что Тартарен – такой же «народный тип, как Гаргантюа». Но есть у Доде и другой предшественник – Сервантес с его несравненным «Дон Кихотом». Только в Тартарене соединены оба героя прославленного испанца – Дон Кихот и Санчо Панса.
Доде создал тип большого общественного звучания. Вспомним, что писатель и сам к этому стремился, когда сразу же после посвящения поставил следующие слова: «Во Франции все немножко тарасконцы».
Как всегда, Доде идет от конкретных наблюдений. Через пятнадцать лет после опубликования романа он точно указал родину своего героя. Она лежит в милях пяти-шести от Тараскона. «Там, будучи еще ребенком, я видел, как чах баобаб в горшке из-под резеды… Именно там пели дуэт из „Роберта Дьявола“…»
Доде изображал действительную жизнь южного провинциального городка, мещанскую узость интересов его обитателей, которые охотятся за фуражками, играют в карты, поют забытые романсы, сплетничают, болтают, фантазируют, для которых прибытие зверинца – уже целое событие, запоминающееся на всю жизнь. Тартарен – кость от кости этих добродушных, тупых и самовлюбленных обывателей. Однако он всех их превзошел не только своим диковинным садом, где растут карликовые баобабы, пальмы, берберийские фиговые деревья, и не только редкостным оружием, развешанным на стенах его кабинета, но и своим фантазерством. Тартарену достаточно помечтать о чем-либо, чтобы желаемое принять за действительное. Он только собирался поехать в Шанхай и уже поверил, что эта поездка состоялась. Быть героем Тараскона очень удобно, так как для этого не требуется ни усилий, ни забот, ни риска. Фантазия Тартарена делала его похожим на Дон Кихота. Он проглатывал множество книг об экзотических странах, мечтал о подвигах, о геройстве. Но то был один из Тартаренов. Другой Тартарен – Тартарен Санчо Панса – любил покой, обильную еду и хорошую постель. Только тогда, когда слава «великого» человека подверглась испытанию, он решился покинуть Тараскон и отправился в Африку.
История всех приключений Тартарена могла бы остаться историей местного значения, если бы не характер Тартарена и не наблюдательность его автора.
Вторая империя благоприятствовала расцвету мещанских вкусов, пустозвонству, показной красивости. В духовной жизни страны преследовалось все передовое и свободолюбивое. Вместе с тем французский буржуа чувствовал себя при режиме Наполеона Третьего вполне удовлетворенным и спокойным за будущее. Героическая пора его жизни ушла в прошлое, и слово «революция», которое когда-то вело его на штурм Бастилии, стало бранным словом. Эта «пухнущая на солнышке буржуазия» (выражение Золя) наслаждалась жизнью, отделывала свои дома во вкусе аристократических особняков, покупала бездарные копии знаменитых картин, угоднически выражала свою преданность императору, была падка на саморекламу. Вся ее жизнь была сплошной фальшью. Тартаренство процветало повсеместно, и образ Тартарена становился большим социальным символом этой фальшивой жизни.
С другой стороны, в романе мы находим много примет времени, и прежде всего примет экспансионистской политики Второй империи. Тартарен устремляет свои помыслы в Шанхай, но туда же направлены и помыслы французских политиков, стремящихся колонизовать Китай. Тартарен устремляется в Алжир, но туда же устремились французские колонизаторы, нещадно грабившие эту страну. Как бы невзначай роняет Доде одну фразу за другой о положении в Алжире, но у читателя создается вполне определенное представление о жизни в этой колонии. Город Алжир разделен на два квартала – европейский и туземный. Первый ничем не отличается от французских городов, второй же остался таким, каким он был во времена Средневековья. В Алжире постоянно действуют гражданские и военные суды, колонизаторские функции которых тесно переплелись. Тартарен, видимо, наслышан о правосудии в Алжире и всерьез боится, что его расстреляют. Дело, дескать, обычное. Доде одной фразой высмеивает россказни о «цивилизаторской миссии» французов: «Мы цивилизуем, прививая… наши пороки…» Тартарен поражен обилием военных на улицах Алжира, а позднее он узнает, что здесь полно всяких проходимцев и авантюристов. Жертвой одного из них он становится сам. По поводу белых правителей Алжира делается весьма выразительное замечание: «Для того, чтобы управлять Африкой, не нужна ни светлая голова, ни голова вообще». А о том, как происходит действительное управление этой страной, говорится: «…наверху… сидит мусью губернатор, и своей большущей дубиной бьет офицеров, офицеры в отместку бьют солдата, солдат бьет колониста, колонист бьет араба, араб бьет негра, негр бьет еврея…» Иными словами, в основе колонизаторской политики лежит власть дубины и принцип «разделяй и властвуй».
Так, казалось бы, невинный смех Доде оказывается острой политической сатирой на современную Францию.
Доде создал тип литературного героя, который намного пережил эпоху, его породившую. Тартарен вырос в определенных условиях, в определенной среде, но он необыкновенно живуч, и мы можем с ним встретиться и в наши дни. Как Дон Кихот, Тартюф, Дон Жуан и другие типические образы, прочно вошедшие в наше сознание, он выражает определенные черты человеческого характера: пустозвонство, нелепое прожектерство, фразерство.
В статье «О том, как я учился писать» М. Горький приводит в качестве примера классического использования законов типизации произведения Шарля де Костера, Ромена Роллана и Альфонса Доде с его знаменитым Тартареном из Тараскона. Да, Доде создал образ-тип, и в этом его большая победа – победа писателя-реалиста.
Приключения Тартарена из Тараскона – это только первая часть трилогии. Впоследствии Доде вновь вернется к своему герою и напишет еще две части. Тартарен – творение всей жизни писателя.
II
Доде было тридцать лет, когда началась Франко-прусская война. Патриотические чувства побудили его вступить в Национальную гвардию. Во время осады Парижа Доде стремился попасть в самые горячие, самые опасные места схваток с пруссаками. Его трогает глубокая преданность родине простых французов. Возмущаясь войной, он не может не отметить, что она сближает людей, защищающих свое отечество от вторгшегося в его пределы врага. «Разумеется, я согласен, что нет в мире ничего печальнее и нелепее, чем война. К примеру, я не знаю, что может быть томительнее, чем просидеть всю январскую ночь в окопе полевого караула, щелкая зубами, как старый волк… Но в ясный морозный вечер выйти в бой на сытый желудок и с теплым сердцем, наудачу броситься стремглав в темноту, все время чувствовать локти славных ребят, окружающих тебя, – право… это приятное опьянение…»
Вскоре наступают дни Парижской коммуны, Доде покидает Париж. Ограниченность мировоззрения и политических взглядов мешает Доде правильно оценить происходящие события. Коммуна представляется ему как результат политики демагогов, сумевших увлечь за собой нестойкие, колеблющиеся массы.
В одном из более поздних рассказов – «Монолог на борту» – Доде изображает раскаявшегося коммунара. «И подумать только, – говорит тот, – что всему виною эта политика!» В очерке «Сад на улице роз» Доде встает на защиту двух предателей-генералов, расстрелянных коммунарами, видит в деятелях Коммуны «отвратительных дезертиров». Однако он полон презрения к тем, кто еще недавно, в дни Империи, превращал свою жизнь в поток непрерывных наслаждений, а теперь позорно бежит из Парижа. «О, если бы мне пришлось выбирать между бешеными коммунарами, которые взбирались на укрепления с коркой хлеба в мешке, и подобными хлыщами, без сомнения, я остался бы с коммунарами».
Даже в эти тревожные дни записные книжки Доде пополняются все новыми и новыми заметками. С наступлением мира писатель занялся их обработкой, результатом чего явились «Письма к отсутствующему» (1871), «Рассказы по понедельникам» (1873), «Робер Эльмон. Дневник отшельника» (1874).
Эти произведения свидетельствуют о новом направлении в творчестве писателя, о его возросшем интересе к социальной тематике. Прежде всего, война. Кто виноват в национальной трагедии Франции? Еще недавно Доде был баловнем Второй империи, герцога де Морни, принцессы Матильды. Теперь перед ним до конца раскрылась вся мерзость режима Наполеона Третьего, рухнувшего, как карточный домик, во время испытания войной. Еще недавно Доде кокетничал своими легитимистскими убеждениями, но какой жалкой оказалась партия легитимистов в дни грозных событий! И Доде создает «Рассказы по понедельникам», в которых как бы подводит итог своим наблюдениям во время войны.
После «Рассказов по понедельникам» и «Робера Эльмона» Доде пишет в основном романы. В это время окончательно складывается распорядок его жизни. Не отличаясь крепким здоровьем, он умело сочетает работу и отдых. Дом его поставлен на чисто буржуазный лад, в нем царит покой и согласие, в рабочем кабинете всегда образцовый порядок. Писательский труд доставляет Доде огромную радость, и, когда он уже овладел материалом, работа целиком захватывает его. Так, во время создания «Набоба» он в продолжение пяти месяцев встает в четыре часа утра, проводит время за письменным столом до восьми часов, а после часового перерыва снова садится за стол и пишет до полудня, потом с двух часов работает до шести вечера и с восьми до полуночи. Итого пятнадцать часов работы в сутки.
С 1877 года один за другим появляются романы Доде: «Фромон младший и Рислер старший» (1874), «Джек» (1876), «Набоб» (1877), «Короли в изгнании» (1879), «Нума Руместан» (1881), «Евангелистка» (1883), «Сафо» (1884), «Бессмертный» (1888), «Маленький приход» (1895), «Опора семьи» (1898). В эти же годы Доде заканчивает трилогию о Тартарене: «Тартарен на Альпах» (1885), «Порт-Тараскон» (1890), пишет пьесы «Арлезианка» (1872), «Борьба за существование» (1889) и другие. И это не считая воспоминаний, рассказов, очерков, статей!
III
В семидесятые годы в творчестве А. Доде начинается новый этап, характерный значительно обострившимся интересом писателя к современным проблемам. Свой новый роман «Фромон младший и Рислер старший» он посвящает вопросам семьи и брака в буржуазном обществе. Доде хотелось бы видеть буржуазную семью здоровой и крепкой. Он доискивается причин, которые разрушают семью, и пытается объяснить ее распад случайными обстоятельствами. В среду Фромонов и Рислеров проникает молодая женщина из бедной семьи. Это Сидони Шеб – жена Вильгельма Рислера и любовница Жоржа Фромона. Доде рисует Сидони самыми темными красками. Она завистлива, эгоистична, мстительна. Однако такой ее сделала жизнь, и Доде умеет рассказать об этом. Сидони много выстрадала, познала бедность и тяжелый труд. Может быть, она и смирилась бы, если бы однажды, еще будучи девочкой, не попала в богатый дом Фромонов. С этого времени Сидони мечтает во что бы то ни стало «выбиться в люди». Красивой девушке удается увлечь Франца Рислера, Жоржа Фромона и наконец выйти замуж за Вильгельма. Она мстит окружающим за все свои страдания и огорчения, торопится насладиться богатством, обманывает мужа и совращает Жоржа. Проникновение Сидони в семью Фромонов и Рислеров – настоящее бедствие.
Судьбы героев романа связаны с обойной фабрикой. Фабрика – это идол, которому должны служить ее владельцы, ее служащие, ее рабочие. Образец служения «делу» показывают Вильгельм Рислер, жена Жоржа Клер, кассир Сигизмунд Планюс. В момент, когда обнаруживается измена Сидони, Рислер подавляет в себе личные чувства и все силы устремляет на спасение фабрики.
Роман Доде дает основание для глубоких обобщений. В основе буржуазного брака лежит грубый материальный расчет, своекорыстный интерес. Так, свадьба Жоржа и Клер обусловлена интересами фирмы, Шебы готовы отдать Сидони замуж за любого, кто побогаче, Рислер может взять себе в жены молодую девушку, потому что он разбогател, старик Гардинуа не склонен проявлять свои родственные чувства, когда это затрагивает его материальные интересы. Собственность, деньги, материальный расчет – вот истинные причины, которые порождают трагедии в современной семье буржуа. Доде говорит об этих причинах приглушенно, но у читателя не остается сомнений, кто истинный виновник всех бедствий.
Как и в других своих произведениях, Доде описал то, что он наблюдал лично. По его собственному признанию, большинство персонажей списано с натуры, а обойная фабрика была видна из окон квартиры, в которой он одно время жил.
Имя Доде завоевывало все большую и большую популярность. После «Фромона и Рислера» он был безоговорочно отнесен к реалистической школе. Этому способствовала и его личная дружба с такими писателями-реалистами, как Эд. Гонкур, Г. Флобер, Э. Золя, И. Тургенев. С 1874 года Доде – постоянный участник «Обедов пяти», которые продолжались в течение ряда лет. С Тургеневым его познакомил Флобер, и Доде был очень рад этому знакомству, так как еще раньше читал его произведения. Тургенев поразил его своими энциклопедическими знаниями, владением многими языками, глубоким и оригинальным умом. От него Доде узнавал о жизни в России, о русских писателях, но не только о русских. Однажды Тургенев принес сочинение Гете «Прометей и Сатир» – вольтерьянскую сказку, проникнутую духом мятежа, отрицания, неверия. «Потрясенные грандиозной импровизацией, – вспоминает Доде, – мы, Гонкур, Золя, Флобер и я, слушали гениальное творение, передаваемое гением… Это не был перевод, искажающий и обесцвечивающий оригинал, сам Гете говорил с нами». «Обеды пяти» творчески обогащали каждого из писателей, принимавших в них участие.
Следующим крупным произведением Доде был роман «Джек». В этом «диккенсовском» романе с особой силой проявились противоречивые тенденции в творчестве писателя. Если в предыдущих произведениях Доде (кроме «Писем с мельницы») представители народа упоминались лишь вскользь, то в романе «Джек» народ дан крупным планом. Доде ведет читателя на окраины Парижа, на металлургический завод, в пароходную кочегарку.
Доде подробно рассказывает в своих воспоминаниях, как он познакомился с действительно существовавшим Джеком (его настоящее имя Рауль). Для тщательного изучения условий труда рабочих Доде провел долгие часы в больших мастерских на острове Инде. В изучении языка разных профессий ему помогла книга Дениса Пуло, которой пользовался и Золя во время работы над романом «Западня».
О своем романе писатель сказал: «Жесткая, мрачная, полная горечи книга. Но что это в сравнении с действительной жизнью?..»
Работу над «Набобом» Доде начал еще до того, как был написан «Джек». Роман давался ему нелегко: впервые Доде решил создать большое социальное полотно, многопланово показать Вторую империю. В канцелярии герцога де Морни Доде в самой непосредственной близости мог изучать политические кулисы наполеоновского режима. У него накопился огромный материал, он лично знал не только герцога де Мора (де Морни), но и Набоба. Он наблюдал деятельность продажных депутатов, продажных журналистов, присутствовал при комедии выборов, встречал матерых авантюристов, представителей многоликой богемы.