– Интересно… Что было в бумажнике?
– Старик не смотрел.
– А какие глаза у того человека без лица?
– Как это?
– Ну там: карие, серые, красные?
– Не знаю, не спросил.
– Спроси… Слушай, лейтенант, самый важный вопрос! Где все происходило?
– Кэп, я долго пытался выяснить это! Бесполезно. Старикашка твердит только одно – огромный дом, в котором очень много кроватей. Отшибло память.
– Я не понимаю, лейтенант. Если ему запретили вспоминать, как же тогда ты его выпотрошил? Врет он, наверное, этот твой учитель музыки.
– О, кэп, здесь особый разговор! Получилось так. С самого начала допроса старик меня предупредил, что он ничегошеньки не помнит – кроме того, что ему приказали ни о чём не вспоминать. Поэтому он ничем не может мне помочь. Бился я с ним, бился, а потом меня злость взяла, я ему и говорю: забыть тебе приказали, паскуда, но молчать-то не приказали! Расскажи, не вспоминая! Предложил я ему такое как ни в чем не бывало. И подействовало. Стручок подумал-подумал, в голове его что-то сдвинулось, вот и выложил он… Видели бы вы его рожу, капитан, когда он рассказывал о том, что начисто забыл! Настоящий сеанс спиритизма. В общем, это не описать. Сначала мне было даже страшновато, но я быстро понял, что старикан не в себе, и тогда успокоился. Он ведь, наверное, просто болен… А насчет «врет» – не знаю. Если врет, то актер гениальный.