– Скажи спасибо своей девчонке, педик! – хмуро процедил тот, у кого украли законную победу. – Но если еще раз увижу тебя поблизости от своего купе – оторву ноги вместе с…
Я заткнула уши, чтобы не иметь повода обидеться на попутчика еще раз.
– … Так и знай! – И Дрюня с грохотом захлопнул за девушкой дверь купе.
– Как вы его! – восхищенно проговорил Дмитрий Иванович.
Старостин тяжело плюхнулся на сиденье и сжал огромные кулачищи.
– Козел! Ублюдок, япона мать… Такое настроение испоганил, блин!
Парень в сердцах шарахнул кулаком в стенку купе – я даже испугалась, что поезд сойдет с рельс. И неожиданно так вцепился обеими руками в пиджак Дмитрия Ивановича, что оторвал беднягу от полки.
– Слушай, друг! Пойдем выпьем, а? Душа горит!
– Спасибо, я вообще-то не пью…
– Да чего там «не пью», хватит заливать! Я приглашаю! Пойдем, друг! И ты, сестренка, пойдем – я всех приглашаю. Все купе. Надо снять стресс, а то из-за этого хмыря поганого весь кайф кобелю под хвост… Ну, чего скисли, интеллигенция?!
Я переглянулась с «Менделеевым». В его глазах ясно читалось то же самое, что чувствовала я сама.
– Ну, если все купе…
– Я сказал! Сейчас только проводнику шепну, что мы все уходим в ресторан – чтоб купе запер.
– Погоди, Андрей, – сообразила я, – а как же Айседора? Ей-то в первую очередь необходимо снять стресс! Знаешь что? Вы идите, а я ее дождусь. Может быть, ей понадобится моя помощь. Помощь психолога, я имею в виду. Мы придем попозже.
– Лады, сестренка. Конечно, вам без мужиков тут сподручнее будет – ваши бабские дела обсудить. А мы с Диманом пока в кабаке осмотримся, что к чему. Только обязательно приходите, девчонки! Я жду! Идем, Диман.
Выходя, Дмитрий Иванович хотел что-то мне сказать, но так и не решился. Наверное, тоже хотел попросить, чтобы мы не задерживались. Кажется, я произвела на него впечатление как женщина. Бедняга! Уж он-то явно герой не моего романа…
Айседора появилась минут через пятнадцать – когда я уже начала всерьез волноваться, что все алкогольные запасы вагона-ресторана будут выпиты без меня. Она влетела в купе как пуля и без сил упала на свое место у окошка – как раз напротив меня. Лицо у нее было красное, но глаза – сухие.
– А где мужики? – спросила безучастно.
– Отчалили в ресторан. Дрюня пригласил нас всех. Я вас ждала.
– «Дрюня»… Хороший он парень! Хотя, в принципе, такой же кобель, как они все… В ресторан, говоришь? Ты извини, Оля: я уже на «ты» перешла – если ты не против, конечно… Ну что ж, ресторан – это кстати: больше всего на свете мне сейчас надо выпить!
«Какое совпадение!» – подумала я. А вслух спросила:
– Как ты?
– А-а… – Девушка махнула рукой. – Хреново, что там говорить. Ты же сама все слышала!
– Может, расскажешь, пока мы одни? Выговоришься – легче станет.
– Ну да, ты ж у нас психолог: надо пользоваться моментом! Только… Рассказывать-то нечего, Оля. Ситуация банальна до безобразия. Я встретила этого красивого подонка и, конечно, решила, что это и есть моя большая любовь. Господи, какая дура!
Айседора прикрыла глаза и горько покачала головой.
– Можно, я здесь покурю? Не возражаешь?
– Конечно, конечно.
– А ты? – Она протянула мне пачку «Мальборо».
– А я не курю, спасибо.
– Счастливая… А я вот, дура, травлюсь. В театре все курят, там без этого нельзя. Впрочем, нечего на театр валить – сама дура! Всегда была дурой, обижаться не на кого… И, главное, из-за этого подлеца я была готова бросить хорошего человека, который ради меня готов на все! Слава Богу, у меня вовремя открылись глаза. Прозрела, раскаялась и все такое. Но если Арчи узнает…
Айседора опять безнадежно махнула рукой и затянулась сигаретой. Я молча «обрабатывала» полученную информацию и ждала продолжения.
– Понимаешь, я и Арчи… Это наш главный, Александр Арчибальдов – ты, конечно, знаешь эту фамилию?
Я кивнула: кто же в Тарасове не знает Александра Арчибальдова! В среде творческой интеллигенции «маэстро» приобрел широкую известность – как своими нетрадиционными трактовками театральной классики, так и своим скандальным нравом. Одни называли его гением, другие – «чокнутым», третьи – обыкновенным хамом. Скорее всего, истина была где-то посередине.
– Значит, ты и он… Ты с ним?… – Я не знала, как высказаться, чтоб не обидеть собеседницу и не показаться нетактичной.
– Да, мы вместе. Уже два года. Сначала я думала, что это просто так… ну, ты понимаешь. Я тогда только развелась с мужем, а Александр Валерьевич незадолго до моего прихода в театр овдовел – жена попала в автомобильную катастрофу. В общем, оба были одиноки, никто никому дорогу не перешел. Когда я поняла, что Арчи – так мы его в театре зовем между собой – испытывает ко мне не только профессиональный интерес, верней, не столько профессиональный, сколько мужской…
Я решила, что ничего не теряю. Он талантлив, еще не стар, вполне обеспечен… А главное – он главный режиссер! От него в театре зависят все и все. А я актриса… Ты меня понимаешь, Оля?
– Вполне. Ты действительно ничего не теряла, зато приобрести могла многое.
– Вот именно! А потом… Потом я поняла, что для Арчи я – не просто очередная фаворитка. Нечто большее! Я была ему за это благодарна, Оля. Нет, не то чтобы полюбила… Врать не буду: я никогда не испытывала к Арчибальдову того, что к другим мужчинам – а я часто влюблялась, каюсь! Но… мне было с ним спокойно, как за каменной стеной. И уютно, словно в ненастную погоду у зажженного камина. Он очень много мне дал – и как режиссер, и как человек. Я знаю, про Арчи болтают всякое, найдется очень немного людей, которым он симпатичен. Но я научилась видеть в нем только хорошее и не замечать того, что отталкивает. А может, он со мной совсем другой, чем с остальными…
Айседора замолчала, глядя в окно, на проносящиеся мимо поля и перелески, которые вызолотило своими прощальными лучами уходящее за горизонт солнце.
– Ты знаешь, о чем я сейчас подумала, Оля? Может быть, это и называется – любовь? Когда в тебе видят не секс-машину и не красивую игрушку, а человека? Когда о тебе заботятся, оберегают, помогают, если тебе трудно? А ты благодарна за все это и отвечаешь человеку тем же…
– Наверное, ты права, Айседора.
– Можно просто Ася – так меня называют друзья. Да, я права! Только слишком поздно это поняла… Счастье было у меня в руках, а я все гонялась за ним, набивая себе шишки. И чуть не потеряла, что имела. А может быть, уже и потеряла!
Догоревшая сигарета обожгла ей пальцы, и женщина, чертыхнувшись, швырнула окурок в массивную стеклянную пепельницу.
– Ты имеешь в виду этого типа? – уточнила я. – Роман, кажется?
– А то кого ж еще! Роман… Подонок он, а не «роман»! После всего, что я о нем узнала, он еще смеет мне угрожать
– с ума сойти!.. Господи, и надо ж мне было именно теперь его встретить – теперь, когда Арчи сделал мне предложение! Боже, какая я дура…
– Так он тебе угрожал? Чем же?
– Ах, да ерунда это все! Говорил, что убьет и меня, и себя, если я завтра не уеду с ним… Разве можно к этому относиться серьезно? Обычный треп, театральщина! Я боюсь только одной угрозы: что этот дешевый бабник возьмет и в самом деле все расскажет Арчибальдову про нас с ним. Тогда я погибла – Арчи меня не простит! Он ревнивый как Отелло.
В уголках ее красиво подведенных глаз блеснули слезинки. Похоже, Айседора и в самом деле боялась потерять этого своего «Арчи». От меня как от психолога требовалось успокоить «клиентку», но, видит бог, я не знала – как!
Поэтому я просто пожала ее изящную ручку с длинными наманикюренными ногтями, украшенную двумя массивными золотыми перстнями.
– Не надо терзаться раньше времени, Ася. Если любит – простит! А Арчибальдов, судя по всему, тебя действительно любит. Ты сумеешь объяснить ему, что это было просто наваждение. Да и не думаю я, что этот твой Роман опустится до такой низости. Что он – совсем не мужик, что ли?! А кто он вообще такой?
Но Ася в ответ только затрясла головой: мол, если скажу еще хоть слово – разрыдаюсь.
– Хватит о нем, Оля. Ты права: это было наваждение. Дурной сон! И я хочу поскорей его забыть.
В этот миг кто-то дернул за ручку двери, и актриса мгновенно промокнула слезы и приосанилась. Мы увидели на пороге нашего «Менделеева».
– Милые дамы, ну где же вы? Наш щедрый хозяин уже заскучал. Я получил категорический приказ привести вас во что бы то ни стало!
Дмитрий Иванович больше не выглядел застенчивым молчуном, застегнутым, так сказать, на все пуговицы. Его глаза игриво поблескивали, выдавая, что мужички уже «размочили» свою скуку.
Айседора величественно поднялась с места.
– Ну что ж, можете доложить об исполнении. Мы идем!
– Спасибо тебе, Оля! – шепнула она мне. – Я в порядке. Теперь мне только Бог поможет!
Вечер в вагоне-ресторане прошел на высоком культурном и гастрономическом уровне. Если не считать того обстоятельства, что количество выпитого слишком уж быстро переходило в качество моего самочувствия и мироощущения. Видимо, мой слабый организм, в котором за неделю симпозиума накопилась усталость, нуждался в разрядке. И он ее получил…
Сначала пили шампанское и какое-то прелестное розовое итальянское вино. Потом мы с Айседорой перешли на армянский коньячок, но почему-то к этому времени официант уже унес несколько пустых бутылок из-под водки «Абсолют» – и откуда они взялись, ума не приложу! А под конец коньяк в моей рюмке выглядел – вот еще наваждение! – прозрачным как слезинка, но я уже не обратила внимания на подобную мелочь…
Айседора оказалась такой заводной девчонкой! Снимать стресс с ней на пару было настоящим удовольствием. Кстати, она прозрачно намекнула, что у нее тоже сегодня есть что отметить. Наверное, имела в виду избавление от этого подонка Романа – что же еще?! Только я почему-то пропустила этот тост. Наверное, его подняли, когда я выходила в туалет. Не могли дождаться!
Даже Дрюня Старостин, который больше не просил прощения за «кобелей с презервативами» и прочих персонажей своих бесчисленных анекдотов и баек «из жизни», совсем не портил нам компанию. Несмотря на свою очевидную принадлежность к «малому и среднему бизнесу», он умел пользоваться вилкой и даже ножом, не швырял в официантов бутылками и не заставлял нас плясать канкан на столе. Он вполне сносно ухаживал за обеими дамами, а главное – не пытался приставать, в полном соответствии с данным обещанием. Пил он без всякой меры, однако пьяным не был ну нисколечко. Впрочем, не он один… Никто не был пьяным! Ник!..то.
Помню, как «Менделеев» с увлечением рассказывал о красотах заволжских степей (кажется, он оказался родом из какого-то дальнего района области), а после до хрипоты спорил с Дрюней о пользе страхования жизни и имущества. Помню, как в сизом сигаретном дыму, от которого у меня першило в горле и глаза вылезали на лоб, мелькала смазливая злая физиономия Романа с пластырем на лбу – он ужинал через несколько столиков от нас. Но не приближался – иначе я бы, конечно, это запомнила.
А потом… Потом произошло что-то непонятное: раскрасневшееся смеющееся личико Айседоры вдруг перевернулось и улетело куда-то ввысь, а на смену ему выплыла из удушливого тумана широкая ряшка Дрюни с вытаращенными глазами – и тоже перевернутая вверх тормашками! Словно по испорченному телефону до меня долетел мой собственный испуганный голос:
– Эй! Чего это вы все закувыркались?…
Но они ничего мне не ответили, а вместо этого, будто в насмешку, закрутились-завертелись, стали маленькими-маленькими и вовсе исчезли…
С этого момента разрозненные ресторанные впечатления, насыщенные светом, приятными разговорами и музыкой, волнующим теплом напитков, разливающимся по телу, – эти славные впечатления сменились какими-то странными и жуткими сюрреалистическими картинами.
… Вот я в кромешной ночи повисла над грохочущей пропастью, в ушах свистит лихим убийцей ветер, и из-за него я не слышу своего отчаянного крика: «По-мо-ги-те-е-е!..»
… Вот очередной мучитель сует мою голову под струю ледяной воды; значит, кто-то мне все-таки помог тогда, и меня не скинули с поезда – но только затем, чтоб теперь утопить! Я опять пытаюсь кричать, но вместо голоса в горле булькает вода…
… Вот меня сжимают чьи-то грубые руки, гнут шею книзу, к какой-то зловонной дыре… «Ну и нажралась ты, сестренка, япона мать!» Уму непостижимо! Во-первых, у меня нет и никогда не было никакого брата, а только одна сестра… Полина, где ты, дорогая?! Спаси меня… Во-вторых, что значит «нажралась»? Я вообще очень умеренна в еде, что видно по моей фигуре… А в-третьих, если даже допустить первые два пункта, то при чем здесь мать какого-то там «япона»?!.
Я понимаю, что вот теперь точно пришел конец: этот человек садист, он издевается надо мной, прежде чем прикончить. И, собрав последние силы, лягаю ногой самозваного «братца»…
…Вот я просыпаюсь от яркого света фонарей за окошком купе и от богатырского храпа по эту сторону от него. Поезд стоит, а сама я лежу на своей нижней полке, укрытая одеялом по самую шею. И это очень хорошо, что укрытая, потому что кое-чего из одежды на мне не хватает. Наверное, это Полина меня… Нет! Полина сняла бы с меня все и напялила ночную рубашку. Да ведь ее и нету здесь, Полины, я только еду к ней… Кто же меня раздел? Какой ужас!.. Но поразмыслить об этом казусе я не успеваю: с верхней полки над моей головой свешивается какое-то мужское лицо, смутно знакомое. Оно улыбается мне:
– Все в порядке, это Балашов. До Тарасова еще далеко. Спите, спите, Ольга…
И я опять сплю, сплю…
Проснулась я от того, что кто-то настойчиво тряс меня за плечо. Я слишком хорошо знала, кто это, и потому натянула одеяло на голову и получше завернулась в него.
– Полина… Да отцепись же ты, дай поспать…
– Ах ты, Господи, какая еще Полина… Оля, это я, Айседора! Ася! Помнишь? Ну, вставай же скорее, Тарасов через сорок минут!
Тарасов! Через сорок минут!!!
Пронизанная внезапным чувством реальности, я привскочила на своем твердом покачивающемся ложе – но тут же уронила голову на подушку, почувствовав острый приступ дурноты.
– Ася… Господи, я не сразу сообразила, где я. Мне так плохо! Что со мной?
Айседора, уже полностью одетая и свеженакрашенная, усмехалась, протягивая мне мою собственную блузку.
– Ты вчера сильно перебрала от Дрюниных щедрот. Я, впрочем, тоже, но в моем случае хотя бы обошлось без тяжелых последствий. А вот с тобой ему, бедняге, пришлось повоевать!
Перед моим мысленным взором пронеслись вереницей ночные видения, и я со стоном накрыла лицо подушкой. Значит, все это мне не приснилось! А если и приснилось, то далеко не все… Что же делать?! Как мне теперь вылезти из под этого чертова одеяла и посмотреть в глаза своим попутчикам?! Не сидеть же здесь до тех пор, пока поезд прибудет на конечную станцию, и все выйдут из вагона…
Между тем, Айседоре надоело ждать, пока моя рефлексия прекратится сама собой, и она поступила точно так же, как поступила бы моя сестра – то есть сдернула с меня одеяло.
– Давай, одевайся скорее, пока ребята вышли покурить. Разлеживаться некогда.
– Но как же я встану, если меня мутит от малейшего движения?! – Трясущимися руками я застегивала пуговицы, то и дело прислоняясь к стенке и хватая ртом воздух.
– Ничего, это всего лишь ощущения. Все, что в тебе было, ты уже вывернула вчера вечером. Ничего не осталось! Выпей вот водички – легче станет.
Она плеснула мне минералки из стоящей на столе бутылки, и я припала к стакану, словно путник, три дня блуждавший по пустыне и чудом наткнувшийся на живительный источник.
– Чертов Дрюня, ведь я ж ему говорила: не надо мешать шампанское с коньяком и водкой! Так нет же: «Шампусик, шампусик…» Я, говорит, сегодня гуляю, без «шампусика» никак. Вот и догулялись…
«Волшебные пузырьки» вернули меня к жизни настолько, что я смогла напялить на себя все что нужно и даже подняться на ноги, придерживаясь за верхние полки с уже скатанными матрасами. Айседора, посмеиваясь, собирала мою постель.