Девушка мечтательно закатила глаза. Их отношения со Славкой, до недавнего времени, можно сказать, теплые и товарищеские, вдруг обернулись куда более серьезными намерениями. И Алиса поняла это, увидев взгляд Славки, которым он окинул ее, когда она была на пляже. Ой, как посмотрел! Алисе даже горячо стало. Нет, она знала, что хороша собой, на нее и другие мальчишки поглядывали так иной раз, что почему-то становилось стыдно. Но Славка – он другой. Он, когда даже просто за руку ее берет, так у нее сердце екает. И она теперь прекрасно понимает почему. Потому что и она давно хочет того же, чего и он! Но если раньше у нее еще были сомнения по поводу того, любит он ее или нет, то теперь, после того, что он ей рассказал, взяв жуткую клятву хранить молчание, она готова сделать для него все, что он скажет, и следовать за ним куда угодно, хоть на край света, лишь бы находиться в его объятиях... Да, лишь бы в объятиях! А сегодня у них все так и будет. Потому что у мамы ночное дежурство в больнице, и дома она появится утром, только после того, как приступит к работе новая смена. А Славка всю ночь проведет наконец с ней, у нее в комнате! Ее Славка!.. Ой, скорей бы!.. И чего эта корова расселась тут? Время-то идет!.. А она красивая все-таки, эта Мадонна, вот бы стать похожей на нее!..
Алиса заерзала от нетерпения. Еще и тетя Тамара ушла, не предупредив... Жди теперь, когда Надежда Ивановна освободится! И чего она возится с той «старухой», как девушка с ходу окрестила клиентку? Подумаешь, вся в золоте! Да она, Алиса, если угодно, сама может столько золота теперь на себя навесить, что этой «старухе» и не приснится! Славка говорил...
Стоп! Мало ли о чем он ей говорил? Молчок, никто этого знать не должен. Ни одна живая душа. Только она, как он сказал, его любимая женщина... Ах, как здорово чувствовать себя настоящей, любимой женщиной!..
Фен еще этот шумит... Может, звук у телевизора сделать погромче?
Алиса дотянулась до пульта и усилила звук. Мадонна уже пела следующую песню, которую девушка слышала, но запомнить не могла.
Надежда Ивановна обернулась к ней, поморщилась и сказала, пытаясь быть вежливой:
– Пожалуйста, сделайте потише!
Алиса хотела возразить, но в этот момент погас свет. У нее будто екнуло в груди: неужели?!
– Эй! – закричала она, уже догадываясь о том, что произошло. – Зачем свет убрали?
– Подождите, пожалуйста, я сейчас посмотрю, – торопливо ответила Надежда Ивановна. – Посидите минутку спокойно, я сейчас лампу принесу, и мы посмотрим. Но боюсь, что это не у нас, вряд ли что-то с напряжением, скорее, это снова в городе... – Она вышла.
– Черт знает что тут у вас делается! – спустя короткое время воскликнула «старуха», находясь в полной темноте. – Ну куда же вы ушли, Надежда Ивановна? Почему вы меня бросили?
– Иду, иду! – ответила та из коридора и вернулась с зажженной керосиновой лампой в руках.
Это нехитрое изделие местной промышленности еще советских времен, к сожалению, знали все в городе, оно было палочкой-выручалочкой, ибо свет отключали довольно часто, особенно в последнее время, объясняя огромной задолженностью городских коммунальных служб перед энергетиками Краснодарского края. О зимних же месяцах ни прежде, ни теперь вообще говорить не приходилось – обычное явление.
С улицы в салон быстро вошел молодой человек, тот, чей автомобиль стоял под окнами.
– Кристина Андреевна, что случилось? С вами все в порядке?
– Сережа! Ну какой может быть порядок в нашем городе?! – возмущенно заговорила «старуха». – Ты же видишь, в самый ответственный момент отключили электричество! А что, я смотрю, на улице тоже темнота?
– Да, я видел, что по всей улице свет погас. И что делать прикажете? Может быть, развернуть машину и посветить фарами?
– А что, это выход! – снисходительно засмеялась «старуха». – Как считаете, Надежда Ивановна?
– Ну что вы, зачем?
– Эй, я не досохла! – крикнула Алиса, чтобы привлечь и к себе внимание. – Чего вы выключили-то?
– Вы не волнуйтесь, вероятно, у всех электричество отрубили, – смогла наконец высказаться и хозяйка салона. – Вы же знаете, это у нас случается. И далеко не в первый раз. Я думаю, скоро включат обратно! Если хотите, подождите минутку, я сбегаю и спрошу у соседей! – И она выбежала на улицу, освещаемую лишь проезжающими мимо машинами.
– Ха! Она думает! – оскорбленно воскликнула вредная «старуха». – И опять убежала черт знает куда!
– Мань! У вас света тоже нет? – донеслось с улицы. – Да вижу, вижу! – Надежда Ивановна, запыхавшись, вернулась в зал. – Девушки, молодой человек прав, на всей улице света нет. Но наверняка это временное явление, вам же известно, в городе такое не раз бывало...
Алиса достала из кармана мобильник и посмотрела на экране время. Да, именно об этом и говорил ей Славка. Девушка усмехнулась и вытащила из колпака фена голову с бигуди. Посветила себе мобильником, как фонариком, поглядела в зеркало.
– Говоришь, бывало? – пробормотала очень тихо. – Нет, такого у вас еще не бывало...
– Девушка, – обернулась парикмахерша к Алисе, – вы не волнуйтесь, сейчас дадут свет, и вас досушим. Все будет нормально, о господи... А вы, Кристина Андреевна, практически готовы, – подобострастно сказала она «старухе». – Еще штришок – и полный порядок. В самом лучшем виде и несмотря на временные катаклизмы... – Это она так, надо было понимать, пошутила. – С вами мы, слава богу, успели!
– Хорошо говорить – успели! Я тороплюсь, а вы, словно нарочно, время тянете! И еще уверяете, что считаетесь лучшим салоном в городе? Заканчивайте же, наконец! Сколько можно болтать?!
Ух, до чего же злобная, вредная старуха! Алиса посмотрела на нее с откровенным презрением, но той было по фигу, она же ничего не видела в полутьме.
– Ну вот, вот, вот... – торопилась Надежда Ивановна, пшикая на готовую прическу лаком из аэрозольного баллончика. – Вот и порядок, ах, красота какая! И волновались вы совершенно зря! Можете вставать.
«Старуха» бурчала что-то, расплачиваясь при свете керосиновой лампы.
– До свиданья, всегда ждем вас, Кристина Андреевна, будем рады...
Хозяйка парикмахерской проводила «старуху» до дверей, словно передала с рук на руки молодому человеку, закрыла за ними дверь и вернулась к Алисе, облегченно вздыхая и повторяя как заведенная:
– Все будет нормально, нормально....
– Ничего не нормально! – теперь уже сердито воскликнула Алиса. – Мне же волосы не высушили! А вы уже наверняка закрываетесь!
– Не закроемся, не волнуйтесь, раз такое дело... – попыталась успокоить ее Надежда Ивановна, подвигая лампу ближе и быстро снимая бигуди. – А вы знаете? Волосы-то у вас практически высохли.
– А я вот тоже тороплюсь! – настаивала Алиса. – У меня, может, судьба сегодня решается! А вы не сделали мне прическу... Все пропало!..
– Девушка, я повторяю, не волнуйтесь, сейчас наверняка свет скоро включат...
– А если не включат? – злорадно спросила
Алиса.
– Если не включат, я вам и так уложу в самом лучшем виде, чтоб вы были довольны. И, если пожелаете, даже скидку для вас сделаю.
– Конечно, сделаете! – строго заявила Алиса. – И чтоб пятьдесят процентов, не меньше!
Бедная Надежда Ивановна тяжело вздохнула:
– Девушка, но ведь свет не я же выключила, поймите...
– А оно меня волнует? В общем, даю вам пять минут и – ухожу!
– Хорошо, – покорно согласилась парикмахерша, начиная укладывать волосы Алисы. – Пусть будет пятьдесят процентов, раз вы так настаиваете...
Алиса сидела в кресле, мечтательно закрыв глаза, и размышляла о том, что уже сегодня, а про завтра и говорить нечего, повсюду будет навалом халявного мороженого. Потому что любовь от нее уже никуда не уйдет. После тех тайн, в которые Алиса была посвящена Славиком, они с ним обязательно станут неразлучными, как... ну как попугайчики, которые такие забавные! Вот и свое будущее Алиса тоже представляла себе как одну долгую и забавную историю, в которой главное место у них будут занимать, конечно, любовь и обожаемое ею карамельное мороженое. Нет, мороженое лучше все-таки сейчас, а не потом. Ситуация-то в городе будет неподконтрольная, как хитро заметил ее любимый Славик. Скорей бы он заканчивал, что ли, там, у себя, и приходил, ведь ждать становится невтерпеж!..
А в голове у Надежды Ивановны роились совсем другие, обидные мысли.
«Что ж это за народ такой у нас? – с грустью задала она себе вопрос. – Откуда эти люди только берутся? Ну случаются же ситуации, в которых нет никакой твоей вины, ты сам страдаешь по причине чьего-то разгильдяйства, а они, все прекрасно понимая, тем не менее стремятся хоть на копейку, а нажиться на твоем несчастье! Вот и выходит, что ты в конечном счете отвечаешь за чужие грехи и сам же, по сути, оказываешься виноватым... А эти? Они – в шоколаде... В золоте с ног до головы... Учили, строили – и все впустую... ни малейшей совести у людей. Кому – конец света, а им – халява!»
Наконец, она закончила укладку у этой «сопли», слегка побрызгала волосы лаком, поправила пару локонов и сняла с клиентки пелерину.
– Я вам посвечу, можете смотреть, зеркальце подержать? – Она подняла лампу. – Пожалуйста.
Алиса критическим взглядом оглядела свою прическу и, чтобы держать марку, сморщила носик.
– Ну так вроде ничего, – недовольным тоном сказала она. – Конечно, если б не ваше освещение, можно было бы и лучше, но – сойдет... Значит, как мы договаривались?..
– Да-да, – поспешно ответила Надежда Ивановна усталым голосом, – хотя моей вины тут нет, вы понимаете, но тем не менее...
Алиса отсчитала четыреста рублей – половину той суммы, что стоила ее сегодняшняя прическа, – и подумала, что и этого многовато, жаль, что сразу не стала торговаться, настаивать на еще большей скидке. Но подумала, что, наверное, не стоит портить отношения на будущее, а сейчас вдруг поняла, что больше вообще сюда не придет, они же уедут отсюда со Славкой! Он ведь твердо обещал!
А Надежда Ивановна, проводив «соплю», заперла дверь, кинула деньги на столик и опустилась на стул – ноги уже не держали. Посидела, глядя на прыгающий огонек фитиля лампы и пытаясь вспомнить, какая мысль мелькнула у нее, когда девчонка отсчитывала деньги...
Вспомнила-таки! Вот! Выбегая на улицу, она обратила внимание, что во тьму погрузилась не только Приморская с ее домами и уличным освещением, а, похоже, и соседние улицы, и, возможно, весь город. И это значило, что случилась не просто авария местного значения, а нечто куда более серьезное. И поэтому надо будет завтра, с утра пораньше, забежать в магазин напротив дома. Ведь если со светом действительно возникла серьезная проблема, в магазине «накроются» все холодильники, и мясные продукты наверняка выбросят по сниженным ценам, чтоб совсем не прогореть. И взять надо будет побольше, с запасом, а дома кинуть в погреб, на ледник, – ничего с ними не случится...
Глава четвертая
НОЧНОЕ ШОССЕ
Плетнев, пройдя весь состав, выбрался из первого вагона и словно нырнул в сплошную черноту – ни огонька, ни даже проблеска. Проводница, стоявшая на освещенной фонарем со свечкой внутри передней площадке – это чтобы в вагон не проникли незваные посторонние, – на вопрос Антона, куда идти, ответила, чтоб он шел, ориентируясь на рельсы. А через полчаса, как будет идти, дойдет до моста, под которым проходит шоссе. Ну а там уже ориентироваться по свету фар автомобилей. Справа – Цемдолина, слева – собственно город. Может, кто и подбросит. На вопрос, далеко ли до города – ну в том смысле, во что обойдется дорога, на какую сумму ориентироваться? – ответила, что это зависит от того, на кого нарвешься. Если, к примеру, мужики с Цемдолины, то возьмут по-божески, а если хохол окажется, которых тут в последнее время много набежало, так тот три шкуры содрать норовит. Жадные они, дома-то у себя ничего им не светит, вот и бегут сюда на заработки, деньги сшибать. А что за Цемдолина такая? Так поселок, где цемент производят, там – работяги, хохлам там делать нечего.
Странное дело, подумал Плетнев, неужели и тут так напряжен национальный вопрос? Украина ведь рядом, соседи... Шла б еще речь о Западной Украине, где «москалей» действительно недолюбливали, но и до конфликтов не доходило, хотя черт их всех теперь знает!.. Высокой политикой Антон не интересовался, считая ее пустым делом, но уж в России-то если возникнет вопрос насчет «трех шкур», то это как еще посмотреть. Да, многое ему до сих пор оставалось непонятным, еще после командировок в Сербию, в другие «горячие точки». Мир, словно в одночасье, перевернулся с ног на голову, возникли проблемы, о которых, был почему-то уверен Плетнев, люди давно уже позабыли. Выходит, нет, будто только и ждали, чтоб кто-то чеку из гранаты выдернул, – и сразу рвануло, да не в одном месте, а повсюду...
Плетнев шел, стараясь приноровить ширину шага к расстоянию между шпалами. Наступать на каждую – неудобно, не шаг, а черт знает что, мельтешня какая-то. Шагать через одну – тоже неудобно, чуть многовато, и нога сбивается... Он останавливался и прислушивался. Вдали, впереди, слышались шаги, негромкий говор – это топали пассажиры, ушедшие раньше. Оглядывался и снова прислушивался – сзади никто его не догонял. Да и он сам тоже не хотел никого догонять, тем более что чувствовал себя превосходно, совсем легко – вот что значит сбросить с себя лишний груз! Ухмыльнулся: все-таки молодчина она, эта Зойка! Прямо как угадала, что именно такой встряски и не хватало ему все последние месяцы, особенно те, что он занимался расследованием теракта. Зато всяких губительных эмоций было с избытком.
Стрелки на светящемся циферблате часов показывали начало первого часа ночи – это если отсчитывать от того момента, когда повсюду погас свет, что случилось около половины одиннадцатого. Ну и там дальше пока то да се, пока расстались с Зоей, и он прошел по вагонам... С проводницами поговорил... Короче, по всему выходило, что в пути он находится с полчаса, и, значит, мост должен быть теперь где-то совсем уже рядом.
А глаза между тем привыкли к темноте. И сама она не казалась уже кромешной, как говорится. И хотя ни луны, ни земных огней нигде не было, может быть, именно лучи дальнего света автомобильных фар и создавали какую-то определенную видимость светлеющего фона неба. Во всяком случае, Антон вполне различал уже чуть более светлые на темной земле полосы шпал и не промахивался ногой, как в начале пути. Или это уже далеко, за горами, за Кавказом, где-нибудь в Гималаях, занимался робкий рассвет, которому сюда еще шагать и шагать, но он-то уже есть, он в пути...
А Зойка, поди, спит и во сне улыбается, симпатичная женщина, которой так немного-то и надо – как она сказала? – славного мужика... для полного счастья... Не забыть бы адресок... Как там? Спортивная, это точно, а вот дом? Кажется, пять. Неважно, зато фамилию не спутаешь – Лупий, надо же! Женишок, сказала, не соперник?.. Да, неплохо бы с ней, да на всю ночку... Опа! – Плетнев запнулся в шагу, потому что не увидел очередной шпалы и носком ботинка уткнулся в край рельсы. Он присел на корточки и ощупал рельсу. Сообразил, что добрался, кажется, до моста, а здесь, говорила проводница, где-то должен быть и спуск с насыпи. Вот только как его найти?
Недалеко внизу, метрах в пятидесяти примерно, из-за поворота выкатил грузовик, и его фары, подпрыгнув лучами, осветили низ лестницы, идущей сверху, то есть отсюда. А вот и начало железных перил.
Держась за них, Антон начал спускаться и вскоре ступил на твердую поверхность асфальта. А вылетевшая из-под моста легковушка с ходу мазнула по нему фарами, ослепив, но, не останавливаясь, промчалась мимо. Плетнев даже и руку не успел поднять. Сориентировавшись, он перешел на другую сторону шоссе и пошел по нему опять вдоль насыпи, там, где-то впереди, как опять же объясняла проводница, был поворот в сторону города. Ничего страшного, машина догонит. Можно ей на всякий случай и зажигалкой посветить. Антон поискал в сумке и нашел вторую зажигалку, чиркнул – она загорелась.
Он шел, но никто его не обгонял. Навстречу двигались редкие машины, они освещали издалека ровную ленту шоссе. Наконец, дошел до поворота, увидел впереди несколько качающихся огоньков. Донесся приглушенный расстоянием разговор. Очередная машина, шедшая навстречу, осветила козырек автобусной, надо было понимать, остановки.