Конечно, после этого я хватала Темку на руки и старалась заглушить малейший его писк. Сестрица отбывала спать, а у меня практически натурально к полугодию сына потекла крыша. Какие, на хрен, восемь часов! Набрать бы в общей сложности три!
– Попробуй спать с ним, – зевнула как-то, глядя на мое несчастное лицо, беременная и весьма хорошо отдохнувшая Соловейка.
– Что ты, это ж непедагогично! – воскликнула я.
– Наплюй! – уверенно кивнула она. – Здоровье дороже.
– Ты считаешь, я не нанесу вред его психике?
– А как насчет твоей? – резонно спросила Оля. Следующей же ночью я уложила Тему рядом с собой, сунула ему в рот грудь и счастливо уснула. Нет, нельзя сказать, что спать с грудным ребенком в кровати – мечта. Конечно, он пинается, конечно, я постоянно боюсь, что задавлю его во сне, поэтому сплю на краю кровати, почти с нее свесившись. Но ведь я сплю почти семь часов полноценного сна! А иногда и все десять! Артем приучился, даже проснувшись раньше меня, лежать спокойно, давая мне лишний часок поспать.
С тех пор мне наплевать на правила сна, правила воспитания и вообще любые другие правила.
Но вся эта антивоспитательная лафа закончилась, когда я вышла на работу. Каждое утро (кроме благословенных выходных) я поднимаю свою задницу с постели в шесть утра (кто-то должен за это ответить!), натягиваю на сладко спящего ребенка кучу штанишек-маек-курток-шапок и несу его в садик. К семи утра!
– Оставляйте его в дежурной группе, – с ненавистью глядя на меня, сказала заведующая, когда я проделала это в первый раз.
– Хорошо! – проигнорировала я ее явный намек, что неплохо бы приводить мальчонку чуть позже. Хотя бы к восьми. Ничего подобного, в восемь часов я уже должна быть на рабочем месте, потому что в восемь тридцать ко мне потянется очередь из желающих провести платеж, погасить кредит или открыть накопительный счет в нашем отделении большого коммерческого банка «Нефтегаз». Нефть, помноженная на газ, привлекала к себе толпы юридических и физических лиц, а также соискателей, всегда готовых занять мое место, если я допущу какой-то промах. А поскольку я очень хотела ежемесячно получать свои семь сотен зеленых, Тема стабильно оказывался в садике ровно в семь ноль-ноль. Первые месяцы он плакал, канючил и издевался над воспитателями, но потом привык и даже умудрялся добираться до садика, особенно не просыпаясь. Я укладывала его, спящего, на кушетку в дежурной группе (где тоже, собственно, никого, кроме сторожа, не было), и он спал до восьми, а потом вставал и шел в свою группу. Можно сказать, мы достигли гармонии. Всю неделю Тема вел себя как мужественный герой хорошего романа, а в пятницу я забирала его пораньше, и мы шли вместе с Олей, Женей и их выводком в баню недалеко от наших домов на Тимирязевской, где дети всей толпой отрывались за прошедшую неделю. Они пять минут сидели в жаркой, даже душной сауне, а потом два часа без остановки плескались в ледяном бассейне.
– Они не простудятся? – боялась поначалу я.
– Дети в банях не простужаются, – изрекла Ольга и продолжила намазывать медом свою филейную часть.
Оля верила, что мед способен избавить ее от целлюлита, даже если она будет продолжать пить чаи с тортиками по три раза на дню. Дети с угрожающе синими губами наперебой кричали «ну, еще немножко», «пять минуточек», «ну, пожалуйста». Я, конечно, первое время сомневалась и волновалась, но потом, когда за целый год Тема заболел только в ту неделю, когда мы НЕ поехали в баню, эта традиция стала для нас священной. Почти как в «Иронии судьбы», но только гораздо чаще.
Именно этим мы и занимались сегодня, устало стирая с лица пот и лениво рассказывая друг другу, как прошел день. У меня он прошел как и всегда. Я старательно отлынивала от лишней работы, упредительно выполняя необходимую свою.
– А я сегодня вычитала, что если есть только мясо, то очень быстро можно похудеть. Хочешь? – поинтересовалась Оля.
– Я? – удивилась я. При моем темпе жизни я не набирала ни грамма, даже если бы съела целую тонну. Да, от природы у меня имелись достаточно тяжелые, крупные бедра, которые доставляли мне массу неприятных минут. Но я давно убедилась, что даже если я вообще брошу есть, мои бедра останутся прежними. Кости не худеют, но могут начать выпирать из-под кожи, что будет еще хуже, чем есть. Кроме того, моим главным замечанием к собственной внешности были короткие ноги, которые не смотрелись в юбках, даже если надеть туфли на жутко длинных каблуках. И, конечно, круглое лицо, слишком широкие скулы. В общем, я старалась не думать о внешности, чтобы не расстраиваться. И тем более мне не были интересны бесконечные Ольгины диеты, которые так ничем ей и не помогали.
– Ты что! Белок творит чудеса! – распиналась она, стараясь уверить всех и себя в том числе, что на этот раз все будет иначе.
– Давай ты первая попробуешь, – деликатно отказалась я.
– Предательница! Все опыты на мне ставите, на мне уже живого места нет, – захныкала Оля. – Между прочим, ты могла бы многое изменить в себе, если бы захотела.
– Ага, – кивнула я. – Только что-то не хочется. Я предпочитаю удобную обувь, от которой не хочется сесть посреди улицы и расплакаться. И ветровки я предпочитаю коротким курткам, открывающим живот. И вообще, вся эта мода – дрянь.
– Но как же тогда мужики тебя заметят? Ведь ты не собираешься всю жизнь провести, сидя у окошка своей кассы. Женя, ты обратил бы внимание на нашу Шубину, если бы встретил ее на улице? – Оля решила ударить своим главным аргументом – обращением к мужчине.
– Конечно! – с готовностью отреагировал Женька.
Ольга нахмурилась и прикусила губу.
– А что бы ты заметил?
– Ну, что не перевелись еще на Руси ломовые бабы, – немедленно обломал мои надежды Женька.
Ольга удовлетворенно цыкнула.
– Ну, не знаю, – уперлась я. – А пусть мужики замечают, какая у меня трепетная душа. Нет, не для того я рожала Артема, чтобы снова надевать шпильки и переходить на одно только мясо. И потом, мне кажется, что такая диета откровенно вредна.
– Да уж, доброго слова от тебя на дождешься, – вздохнула Соловейка, и мы пошли вылавливать наших детей из ледяной воды.
Через час, усталые, сонные и довольные, мы подходили к дому. Все было как всегда, ничто не предвещало бури, которая разразилась буквально через несколько минут. Когда-то я все отдала бы, чтобы случилось то, что случилось, а теперь… Теперь, открыв дверь в квартиру и увидев то, что я увидела, я сказала себе, что, к сожалению, сладкого послебанного сна мне не видать как своих ушей. А жаль!
Глава 2,
доказывающая, что банальная жизнь – не так уж и плохо
К слову сказать, все самые симпатичные события моей жизни, как правило, случаются именно тогда, когда я совершенно этого не жду. Или еще не жду, или уже не жду. Бывало, что я вообще не ожидала того, что происходило. Например, мое поступление в институт. Откровенно говоря, в школе я видела свое будущее в таких домашне-полевых красках. Знаниями я не блистала, училась серединка на половинку. В общем, была твердой троечницей, потому что панически боялась публичных выступлений. Я показывала неплохие результаты в письменных работах, особенно в сочинениях, но немела как рыба, стоило учителям вызвать меня к доске.
– Чему равен икс? Молчишь? Хорошо! Скажи хотя бы, где здесь икс, и я отпущу тебя с миром, – умоляла меня математичка.
– Кто такой Дубровский? Кто такая Маша? Чего они друг от друга хотели? – билась в истерике русичка. Я стойко молчала, как Мальчиш-Кибальчиш. В итоге меня старались вообще не трогать, никуда не вызывали и ставили тройки исключительно из уважения к моим родителям, которые клялись и божились, что они со мной все учили и что дома я отчетливо понимала, где икс и чего хочет от Маши Дубровский. Однако положение обязывало, и я честно считала себя тупицей, так что ни о каком институте даже не мечтала.
И не замечтала бы, если бы не моя драгоценная Ольга, которая первая заподозрила, что не все так просто с моим интеллектом. Мы жили на соседних этажах, сидели за одной партой, прогуливали одни и те же уроки, и уж она-то прекрасно понимала, что молчу я из чистой вредности характера.
– Слушай, ну чего, тебе трудно было ответить?
– А нечего на меня орать, – упиралась я. – У меня нервы. Я у доски каменею. Может, мне ей письма писать?
– Хорошо. Будем учиться выступать публично, – приняла решение Соловейка и стала тренировать меня, заставляя приставать к прохожим, декламируя отрывки классических произведений.
– Я не могу!
– Считай, что они стеклянные, – сверлила меня суровым взглядом подруга. – И вообще, если ты не скажешь вот той страшной тетке в пуховом платке тридцать слов, я тебя заставлю кукарекать на заборе у школы.
– Бегу-бегу, – кивала я, живо представляя себе картинку около школьного поля. Я, красная как рак в кипятке, кричу «ку-ка-ре-ку», а Ольга злится и предает меня анафеме.
Не могу сказать, что смогла полностью преодолеть природную неспособность к ораторскому искусству, но некоторые приемы я все-таки освоила. А конкретно, если я представляла, что вокруг меня зеленый защитный экран, сквозь который нельзя никому пробиться, я вполне могла что-то там из себя выдавливать.
– Значит, ты ощущаешь опасность, когда тебя заставляют говорить при людях. А что ты чувствуешь конкретно? – пытала меня Ольга.
– Что мне дадут тумаков! И засмеют, – отвечала я, сама удивляясь собственным ощущениям.
Но Ольга вдруг разгадала головоломку, оставив меня с открытым ртом поражаться, как все оказалось просто.
– Между прочим, это у тебя сестренка отбила весь, понимаешь, дар речи! – выдала она диагноз. – Знаю я твою Галку, небось постоянно на тебя орала и требовала, чтобы ты заткнулась.
– Точно! – вдруг озарило меня. – Она всегда говорила, что я несу чушь и что лучше бы мне и вовсе молчать, чтобы люди не знали, какая я идиотка!
– Вот! Теперь мы точно знаем, что все из-за нее. А поэтому не будем ждать милостей от природы.
– А что будем? – удивилась я.
– Взять их – наша святая обязанность. Неужели ты хочешь просидеть всю жизнь в уголочке только потому, что твоя скотская сестричка в детстве удовлетворяла свои амбиции за твой счет?
– Что?! – ошалела я от сложности конструкции. Соловейка уже в десятом классе поражала меня своим умом и эрудицией.
В общем, к окончанию школы было решено, что мы вместе пойдем в гуманитарный университет. Ольга, само собой, добьется там страшенных успехов, ну а меня она надумала взять с собой, чтобы я от рук не отбилась. Вот так и получилось, что сбылась моя несуществующая мечта. Рисуя мысленный зеленый экран, я оттарабанила два устных экзамена, даже не посмотрев в сторону преподавателя. Неожиданно мне поставили пятерки и зачислили в вуз.
– Вот видишь! – радовалась Ольга, показывая мне свои четверки.
Надо отдать подруге должное, ее ничуть не смутило это досадное недоразумение. В любом случае мы были очень счастливы, потому что получили возможность несколько лет по-прежнему сидеть рядом за одной партой и заниматься своими делами. Конечно, до тех пор, пока я не отчебучила Большой Любви с преподавателем истории на четвертом курсе. Тоже, к слову говоря, совершенно неожиданный роман. Он, которому были доступны самые красивые, стройные и длинноногие студентки, жаждущие зачета и острых жизненных впечатлений, выбрал меня, потому что я всего-навсего отлично умела слушать. Я сидела с открытым ртом на всех его лекциях, с благоговением внимала ему на экзаменах. И с таким же благоговением приняла его предложение не толкаться так поздно в метро, а проехаться с ним на машине.
– Ты просто выглядишь совершенно наивной девчонкой, – анализировала его порыв Ольга. – В то время как он давно привык к распущенным студенткам с сигаретами.
– Образно! Прямо как в жизни, – восхитилась я.
– Ну, а то. И тут ты со своим круглым личиком, курносым носом и наивными голубыми глазками. «Неужели! Что вы говорите! Какой вы умный! Вау!»
– Ну, так ведь сработало! – радовалась я. Роман со взрослым опытным мужиком – это как раз то, что надо в двадцать лет. Если бы только все не кончилось так болезненно. Если б я не решила, что Он – моя судьба, Большая Любовь и все такое. Короче, напридумывала себе всяких глупостей, а потом локти кусала. Впрочем, о чем это я? Все к лучшему.
Были и еще случаи, когда в моей жизни неожиданно исполнялись самые разные желания. Например, однажды я страшно захотела поехать летом на море. Я уговаривала маму, я прессовала папу, я даже пыталась заполучить в союзники Галку, но все было без толку. Все долбаное лето я проторчала на нашей покосившейся даче. Я прополола несчетное количество грядок, поздоровела и округлилась на воздухе и думать забыла о море. И как раз тут папаша принес путевку в крымский санаторий! Отцу выделили ее для поправки здоровья, которое, кстати, действительно к тому времени сильно расшаталось. Где-то через год его сердце все-таки не выдержало, и он умер. Жить без папы – все равно что жить без руки. Ее уже нет, но периодически она болит и ноет. Впрочем, откуда мне знать, как жить без руки? Могу только сказать, что без папы я несколько лет ходила с ощущением, что я забыла что-то очень важное, но что – совершенно не могу вспомнить. Потом я вспоминала, что папы больше нет, и плакала. Со временем это происходило все реже, но Олька как-то сказала, что в Михаиле Артуровиче я пыталась найти потерянного отца.
– Задолбала ты меня со своими теориями, – обиделась я.
Но кто знает, возможно, Ольга была не так уж и не права. Главное, что большинство хороших (и вообще) любых событий происходит в моей жизни именно в тот момент, когда я совершенно их не ожидаю. Вот и в эту пятницу я открыла дверь своей квартиры и втолкнула в нее Темыча, мечтая только об одном: поскорее заснуть крепким здоровым сном, предоставив крови восторженно носиться по венам, прогретым горячим паром. Моя кожа изнывала после дубового веника, воображение уже рисовало сладкие сны, но тут я увидела феерическую картину. На нашей кухне в милой беседе застыли моя дорогая «язва» Галина и… кто бы вы подумали? Именно! Михаил Артурович собственной персоной. Чуть более седой и немного потолстевший. У мужчин за сорок каждый год отпечатывается на лице и теле.
Михаил Артурович, чуть вздыхая, что-то душевнейшим образом рассказывал моей сестрице, а та дула на чашку с чаем и внимательно его слушала.
– Что здесь происходит? – ляпнула я раньше, чем мне захотелось сбежать. А сбежать захотелось сразу же, как только Михаил Артурович оторвал липкий взгляд от Галки и перевел его на меня.
– А вот и Юлечка, – приторно улыбаясь, прощебетала сестрица.
Мне стало плохо. Версия, что Он пришел не ко мне, а к сестре, была, конечно, не самой приятной, но очень безопасной. Потому что если он пришел ко мне, то зачем? Прошло три года, денег я ему не должна, он мне тоже, поскольку я ничего у него не просила. Кроме Вечной Любви, в которой он мне грубо и цинично отказал.
– Да. Здравствуй, Юля, – проникновенно и почему-то немного пристыженно сказал он, отчего я немедленно запаниковала и потеряла дар речи.
– Что с тобой? – строго посмотрела на меня Галька. – Немедленно поздоровайся с человеком.
Я промолчала, судорожно представляя себя за зеленым экраном.
– Юля, в чем дело? – поднялся из-за стола Он.
– Не буду вам мешать, – сказала я и позорно рванула в комнату. Меня потрясывало. Очень хотелось застучать по батарее в надежде, что Ольга услышит и примчится ко мне на помощь.
– Мама, это хто? – взволнованно спросил Тема, хватая меня за руки.
– Это? Так, один дядя. Просто дядя, – лепетала я, но скотская сестрица уже верещала за дверью:
– Темочка, пойди сюда. Я хочу познакомить тебя с твоим папой.